Ночной дозор - Маклин Алистер

Этого вопроса Витлок и боялся. Говорить правду для блага самого же Грэхема, прежде чем страсть к независимости приведет его к фатальной ошибке? Или лучше помочь товарищу, которого он уважал и который считался одним из лучших специалистов ЮНАКО? Тут его осенило. Если он скажет правду и Грэхема отстранят от выполнения задания, это будет просто прихоть политика, который сидит в пяти тысячах миль отсюда. Будь он проклят, если допустит такое.

— Это моя вина, — сказал он после непродолжительного молчания. — Я думал, что мы с Сабриной должны держаться подальше, чтобы не спугнуть Леммера. Я неправильно определил расстояние.

— К.В., такие ошибки тебе несвойственны.

— Сергей, я всего лишь человек. Главное, мы успели вовремя.

— Ты уверен, что у тебя нет причин для беспокойства? Полковник волновался за тебя перед твоим отъездом из Нью-Йорка.

Витлок про себя обругал Грэхема за то, что теперь он будет под ударом.

— Сергей, я в порядке. Как я уже сказал, это была ошибка. Мы все их совершаем. Я, ты и даже полковник.

— Конечно, ты прав, — пробормотал Колчинский.

— Как дела в Ливии?

— Генеральный секретарь в частном порядке встречался с послом сегодня рано утром.

— И что?

— Ничего хорошего. Ливийцы отказываются вступать в какие-либо переговоры.

— И ливийцы до сих пор не знают, кто они и на кого работают?

— Нет.

— Когда посылаете вторую ударную?

— Ждем сигнала от генерального секретаря. Вначале он должен использовать все дипломатические каналы.

— Чертовы политики, только и умеют что, развалившись в кресле, принимать решения...

— Довольно, К.В., — резко оборвал его Колчинский. — У вас там тоже пока одни провалы, а тут еще у нас руки связаны. Генеральный секретарь уверен, что поступает правильно.

— Так же, как и Чемберлен в тридцать восьмом, — выпалил Витлок.

— Давай, К.В., закроем дискуссию на эту тему да еще по телефону. Мы не можем вступать в игру, пока генеральный секретарь не даст добро.

— Ты завтра собираешься вылететь в Амстердам?

— Я собираюсь сидеть за столом, пока... — Колчинский глубоко вздохнул, — кто знает? По крайней мере, до тех пор, пока генеральный секретарь не придумает, как разрешить ливийскую проблему.

— Тогда я позвоню тебе завтра.

— Отлично. Если что-нибудь проклюнется, я скажу Жаку Расту, чтобы он прилетел из Цюриха и доложил вам.

Раздались гудки.

Витлок опустил трубку на рычаг и откинулся на подушку, подложив под голову руки и бездумно уставясь в потолок. Он точно знал, что сейчас переживают Мартин Кохен и его вторая ударная. Они буквально задыхаются от ярости из-за провала и полной неопределенности. Генеральный секретарь привык все решать дипломатическими путями, но те же не собираются молить Бога и вступать в переговоры. Да, такая ситуация уже бывала. Два года назад, когда Жак Раст еще входил в их команду, их втроем (для Сабрины это было боевое крещение, если он не ошибается) держали наготове, пока генеральный секретарь все вел и вел переговоры об освобождении из марокканской тюрьмы агента ЮНАКО, куда тот попал за неудачное убийство китайского двойного агента. Семьдесят часов спустя генеральный секретарь наконец дал свое согласие. В Марокко была заброшена третья ударная с заданием вызволить из тюрьмы их товарища. Миссия тогда удалась, и, когда они вернулись в Нью-Йорк, неудачнику поспешно предложили пост в Центре контроля.

Мысль о Нью-Йорке воскресила в нем чувство вины и напомнила о Кармен. Он обещал ей позвонить. А если она все еще сердится? Если это будет лишь еще одним поводом для ссоры, как, например, это случилось перед его отъездом в аэропорт? Единственный путь разрешить сомнения — это позвонить. Витлок уже хотел набрать домашний номер, когда вспомнил, что сегодня ночью у жены дежурство в операционной и она, должно быть, очень занята.

— Добрый вечер, регистратура доктора Витлок.

— Лаура, это К.В. Витлок. Моя жена еще не ушла?

Как и Кармен, Лаура Дос Сантос была пуэрториканкой. Последние семь лет она работала в регистратуре Кармен.

— Да, мистер Витлок, она еще не ушла. Я соединю вас, она в операционной.

Сняли трубку.

— Алло, доктор Кармен Витлок слушает.

— Привет, это я. Ты можешь разговаривать?

— Сейчас в операционной никого нет, если тебя это интересует.

Ее голос звучал холодно и отчужденно.

— Ну как ты?

— Меня удивляет твоя заботливость после спектакля, который ты вчера устроил.

Он унял поднимающееся раздражение. На кой черт надо было звонить? Ясно, что опять начнется вчерашняя бодяга.

— Кармен, мне не хотелось бы спорить с тобой по телефону.

— Мне тоже, поговорим лучше при встрече. Не звони мне больше, К.В. Мы все обсудим, когда ты вернешься в Нью-Йорк.

— Почему бы нам не обсудить это сейчас? — спросил он.

— Береги себя, — взволнованно сказала она и повесила трубку.

— Кармен? — крикнул он. — Кармен, ты меня слышишь?

Он бросил трубку на рычаг и пошел принять горячую ванну. Ночь обещала быть длинной и тяжелой.

Глава 6

Всю ночь до самого утра шел дождь. А через три часа тяжелые дождевые облака вновь сгустились над городом, и жители вышли на улицу, предусмотрительно захватив с собой плащи или зонты, ливень был неизбежен.

Ван Дехн пожалел что не взял с собой габардиновый плащ, сев в свой "форд «Фиеста», чтобы ехать на работу. На углу Хелмерстрат и Стадсхаудерскаде загорелся красный свет, он остановился и вытер тыльной стороной ладони пот с лица. Он был в панике. Леммер должен был позвонить ему в полночь и сообщить о том, что он убил информатора Грэхема. Но звонка не было. Что случилось? Убит ли информатор? Или убит Леммер? А может, он перебежал в Бельгию, как он грозился вчера вечером? Может, его арестовали? Эти мучительные вопросы не давали ему заснуть почти всю ночь. Однако его больше всего волновало, удалось ли информатору передать сведения Грэхему, достаточные для обвинения его в преступлении. Если да, то вероятнее всего его арестуют, как только он приедет в музей. Вновь взметнулся вихрь ночных сомнений. Может быть, ему уже пора паковать чемоданы и бежать из страны? Но возобладала логика, и он отбросил эту мысль. Если бы у Грэхема было против него что-нибудь серьезное, то почему его до сих пор не арестовали? Зачем ждать утра, когда он появится в музее? Это несколько успокоило его, и он даже часа два поспал.

Когда он повернул машину на Музеумстрат, то увидел перед лестницей главного входа бронированный фургон, его задние двери были распахнуты точно так, как это было в то утро, когда картину везли в аэропорт. Первоначальное смятение быстро улеглось. Зачем повторять процедуру погрузки, которая была снята на пленку? Значит, у них ничего нет и они хватаются за соломинку! Он поставил машину, снова вытер лицо, вылез и запер за собой дверь.

Грэхем, Витлок, Сабрина и Бродендик наблюдали, как четверо грузчиков укладывали картину — уже третий раз! — в контейнер, точно такой, в каком ехал «Ночной дозор».

Один из грузчиков обратился к ним:

— Вы хотите, чтобы мы делали все так, как и тогда?

— Точно так! — отозвался Грэхем.

Боком контейнер поставили в фургон, затем втолкнули целиком и придвинули к стенке. Двое грузчиков чуть приподняли его справа, а двое других обмотали его веревками и закрепили. Когда они закончили, один из грузчиков потрогал контейнер и, убедившись, что он намертво закреплен, поднял большой палец — отлично!

Грэхем посмотрел на Бродендика:

— Ну, вы говорили, что оператор снимал всю процедуру погрузки отсюда? Я думаю, то, что вы видели, говорит само за себя.

Бродендик недоверчиво покачал головой и посмотрел на Ван Дехна:

— Но почему, Милс? Деньги?

Ван Дехн нервно сглотнул:

— Профессор Бродендик, неужели вы думаете... Он запнулся на середине фразы, потому что в это мгновение Грэхем повернулся к нему. Под расстегнутым воротником его белой рубашки он увидел кровоподтеки.