Антон Первушин - Свора Герострата
— Понимаешь, — сказал я проникновенно. — У меня нет другого выхода. Герострат припер меня к стенке, он объявил мне войну. Поэтому предупреждаю сразу: я не остановлюсь ни перед чем, чтобы до него добраться. А на война как на войне. Тебе, я думаю, это не нужно объяснять. Если, чтобы добраться до твоего босса, мне понадобится тебя убить, я тебя убью, не моргнув глазом. Я уже убивал, я умею убивать. Но пока мне убивать тебя не понадобилось. И надеюсь, не понадобится. Ясно? Так что давай рассказывай… А может, ты мне сразу его адресок дашь?..
Заметного впечатления на Скоблина моя речь не произвела. С кислым выражением лица он сказал:
— Иди ты на…
Я встал и резким движением ухватил его за отвороты рубашки. Ткань затрещала. Я оттащил Веньку от окна и одним точно отмеренным ударом сбил его с ног. Получилось и не слишком громко, и достаточно эффективно.
Я вернулся на диван.
Венька тяжело ворочался у моих ног.
— Сволочь, — прокаркал он. — Ты зуб мне выбил.
— Поделом, — заявил я. — Будешь уважать старших.
Не нравилась мне эта роль хладнокровного супермена с замашками старослужащего, но иначе нельзя. Иначе не успеть.
— Осознал? — поинтересовался я, когда Венька наконец встал на ноги, закрывая рукой быстро вспухающую щеку.
— Я не знаю, где он сейчас находится, — выдавил он, глядя в сторону.
— Бывает. Тогда рассказывай все, что о нем знаешь.
Скоблин покосился на меня, вернулся к окну:
— Он тебя прикончит.
— Посмотрим.
— И смотреть нечего. Ты у него в СХЕМЕ, а когда ты выработаешь свое, он тебя прикончит.
— Тем более. Чего тебе в таком случае терять? Рассказывай, рассказывай, не стесняйся. Здесь все свои. И, кстати, откуда ты знаешь о СХЕМЕ?
Блеф не получился. На разбитых губах Веньки появилась ехидная улыбка:
— А ты откуда?
— Ладно, — махнул я рукой. — Рассказывай.
Медленно, через силу выталкивая из себя слова, он стал рассказывать.
Начал издалека. С той причины, которая пробудила в нем ненависть ко всему окружающему миру. С той самой пресловутой «обиды».
Вдвоем с приятелем они занимались извозом видеомагнитофонов. Покупали их в Москве, потом везли в Набережные Челны, родной город приятеля, где сдавали дельцам тамошнего «блошиного» рынка по двойной цене. Почти чистая стопроцентная прибыль. К тому же необлагаемая налогом.
Поначалу все шло хорошо. Оборотный капитал увеличивался на глазах. Можно было уже и самим прибарахлиться. Теми же видеомагнитофонами. Но берегли, экономили. Чем больше денег останется в обороте на предыдущем этапе, тем больше их будет при реализации последующего.
Как-то раз, истратив накопленные четыре миллиона на десяток видеомагнитофонов, они оставили эту новую партию в автоматической камере хранения («до поезда еще восемь часов было ждать: не таскаться же с коробками по городу»), а сами отправились прогуляться по Москве-столице. Вернулись к поезду, открыли камеру, а там — шиш, пусто. Капитал улетучился, как дым, а самое обидное, что и придраться не к кому: автоматическая камера на то и автоматическая камера.
Возвратившись в Санкт-Петербург (с напарником своим на почве столь грандиозного провала он рассорился), Венька неделю пил. Но время шло, деньги и нервы не вернуть — устроился в одну контору подрабатывать торговцем компьютеров по выходным на рынке в Автово. Подрабатывал он и здесь неплохо, но мнения своего о природной порочности человеческого мира не изменил. Скорее, он еще более озлился, поимев пару раз дело с местным рэкетом. Там, на рынке, он и познакомился с Геростратом.
Посетив пару «вечеринок», Венька понял, что мировоззрение Герострата по всем пунктам эквивалентно его, Венькиному, мировоззрению. Семена упали на благодатную почву, быстро проросли. По собственной инициативе Скоблин стал предлагать своему новому кумиру разнообразные проекты, и хотя Герострат ни одного проекта не поддержал, Венька, сам того не заметив, очутился в списке активистов Своры и удостоился чести вербовать новых членов (как следовало из слов Скоблина, в Своре это позволено далеко не каждому).
В задачу его входило отыскивать крепких, физически развитых ребят среди студентов или знакомых «коммерсантов», желательно, имеющих за спиной Афган или любую другую «горячую точку», но не связанных ныне с какими-либо политическими организациями, конфессиями или правоохранительными органами. Герострат объяснял необходимость выполнения этих трех условий тем, что, во-первых, «наш великий акт» не должен быть замаран причастностью к существующим мелким идейкам, а во-вторых, проникновение тайного агента в Свору может подорвать ее единство, что опять же никак не пойдет на пользу делу.
— Простить себе не могу, — говорил Скоблин, — что ТЕБЯ привел именно я. Герострат был прав. Он всегда был прав.
— Почему же «был»? — уточнил я с усмешкой. — Он, наверное, и теперь прав?
Венька пропустил мое замечание мимо ушей. У него самого появилась потребность выговориться, он не мог остановиться, он продолжал рассказ.
В Своре Веньке безусловно нравилось. Он выполнял, кроме обязанностей «вербовщика», еще другие мелкие поручения Герострата. Я предположил, что он был на положении мальчика на побегушках: принеси это, отнеси это, сгоняй по такому-то адресу, позвони по такому-то телефону, но сам Венька расценивал поручения иначе. Он полагал, что, используя его в качестве курьера, Герострат тем самым оказывает ему ОСОБОЕ доверие, и укрепился в своем мнении, когда на одной из «вечеринок» тот обмолвился о существовании СХЕМЫ…
— Теперь выкладывай до конца, — потребовал я. — Раз уж начал.
— Тебе это не поможет, — сказал Скоблин. — Если ты в СХЕМЕ, то теперь тебе ничто уже не поможет.
— Ладно, ладно, разберемся.
Венька пожал плечами и стал рассказывать дальше. СХЕМОЙ, по его словам, Герострат называл некий план или программу, предусмотрительно разработанную им для осуществления того самого «великого акта», должного, согласно идеологии Своры, изменить ход истории и вписать в нее имена учеников Герострата золотыми трехметровыми буквами.
Все ясно, подумал я. Мне-то уже было известно, чего стоят на самом деле эти бредовые разглагольствования Герострата о «новой цели для Личности». Но откуда же это было знать Скоблину, бедному мальчику на побегушках, давно и тщательно перепрограммированному?
— Он объяснил мне, только МНЕ, — хвастался Венька, — что СХЕМА учитывает все. И до мельчайших подробностей. Неприятности такого рода, как твое появление среди нас, также учтены в ней. Гений Герострата позволяет ему предсказывать будущее. Он видит на годы вперед; он знает, что нужно делать; он приведет нас к цели, несмотря ни на что… А вы все сдохнете, сгинете в безвестности, но успеете еще преклониться перед нами, будете еще молиться на нас…
Я зевнул. Дешевая патетика, плоские эпитеты на меня никогда не действовали.
— Понятно, — прервал я Веньку. — Все это мне понятно. Но ты, смотрю, увлекся, а меня другое интересует. Когда Герострат звонил тебе в последний раз?
— Он мне не звонил.
— Врешь, — я стал подниматься.
— Позавчера.
— Что сказал?
— Сказал: «Жди гостей».
— Он собирается нанести тебе дружеский визит?
— Сначала и я так подумал… Но теперь-то понимаю…
— Что понимаешь?
— Герострат тебя имел в виду. СХЕМА.
— Ну-ну, — сказал я, и сейчас же просигналил радиотелефон.
Венька вздрогнул от неожиданности. Я взял телефон, нажал кнопку.
— Боря, ты?
Легок на помине.
— Я тут подумал… Пожалуй, схожу: слон В5-С6.
Я молча вытащил шахматы, переставил фигурку. Скоблин наблюдал за мной, вытаращив глаза. Как на чокнутого.
— Конь В4-D3.
— Умно, — оценил Герострат. — Умно. Ты, кстати, как там? До Вени уже добрался?
— Почему я должен добираться «до Вени»?
— Да ладно тебе, Боря. Я-то знаю: ты у нас парень ушлый. Не передашь Вене трубочку?
— Здесь нет никакого Вени.
— Как хочешь. Пешку ты у меня отыграл. Пусть все будет по-честному: он твой!
— Кто «он»?
— Веня, конечно, — Герострат засмеялся. — Хватит, Борис, не переигрывай. Я — человек опытный, постарше тебя, кое в чем разбираюсь лучше.
— Что там с Еленой?
— А что с Еленой? Ничего. Девочка тихая, разумная. Сидит, ждет своего освободителя.
— Если с ней что-нибудь случится… хоть волос с его головы…
— Да знаю, знаю, дорогой. Ты меня за яйца привесишь.
— Именно так, — выдохнул я, понимая, впрочем, что Герострат надо мной просто издевается.
— Ну ладненько, ты там с Веней еще побеседуй, а я поразмыслю часок… — Герострат отключился.
Я спрятал радиотелефон и посмотрел на Скоблина. Тот во весь рот ухмылялся. Кровь течь перестала, но лицо его имело заметно асимметричный вид. Как напоминание.
