Михаил Серегин - Батюшка. Святой выстрел
– Ну да, – кивнул особист, – конечно. Так с кем вам тут удалось побеседовать? Из офицерских жен-хлопотуний?
– Да почти со всеми, – злорадно заявила Настя, подумав, что особист обязательно пойдет выяснять, с кем и о чем она говорила. – Замечательные женщины, настоящие героини. Представляете, они не мыслят себе иной жизни.
Особист развел в ответ руками – мол, как же может быть иначе-то.
– Ну, мне пора, оставляю вас, служба зовет, – попрощался он, а Окулович повел Бестужеву снова к казармам.
– Я вас оставлю минут на пятнадцать, – попросил он гостью. – Вы походите, посмотрите. Только боже вас упаси что-то фотографировать. А лучше отдайте мне пока ваш мобильный телефон.
– Не беспокойтесь, я порядок знаю, – уверенно ответила Настя, доставая мобильник. – Только он у меня все равно сдох – зарядка кончилась.
– Ладно, – махнул рукой Окулович. – Не уходите никуда. Я сейчас вернусь и проведу вас куда вам нужно. Хорошо?
– Хорошо-хорошо, конечно. Вы мне столько времени уделили, я вас не подведу! Я девочка послушная.
Окулович вернулся не через пятнадцать минут, а через сорок. Все это время Бестужева провела на выбранном ею наблюдательном пункте – на лавочке за зданием строевой части, откуда были видны и казармы, и столовая, и учебный корпус. Чтобы не вызывать подозрений, Настя делала вид, что работает. Достав из сумочки блокнот и ручку, она привычно набрасывала заметки и планы мифической передачи. Если кто-то прочитает ее записки, у него должно сложиться впечатление, что передача планируется на самом деле.
Время шло. До ужина в солдатской столовой оставалось меньше часа, и Настя была рада тому, что сопровождающий бросил ее так надолго. Она старалась не думать о том, что будет делать, если поговорить с Володей Муляновым так и не удастся. Какой ход придумать еще? Выборочное повторное интервью с понравившимися ей «типажами». А если кто-то из офицеров будет рядом? А если сам особист? Может, он ее подозревает и сам с преступниками заодно?
Напряжение внутри нарастало с такой силой, что Бестужева всерьез опасалась, что нервы сдадут в самый неподходящий момент.
– Простите! Совсем вас забросил, – прозвучало за спиной.
Настя от неожиданности чуть не подпрыгнула на лавке. Оглянувшись, она увидела Окуловича и облегченно вздохнула.
– Что вы, все в порядке. Я работала, кое-что понабрасывала вчерне.
– Ладно, пойдемте. Что вы еще хотели посмотреть, с кем побеседовать?
– А проведите меня туда, за казармы. Там много деревьев и нет домов. Мне кажется, что там должна быть какая-то такая атмосфера, как в комнатах психологической разгрузки. Очень хочется ощутить это. Думаю, солдаты любят бродить там в минуты досуга. Или как у вас говорят – личное время?
– Да какой там досуг у солдата! – поморщился капитан. – Форму постирать, погладить, подворотничок подшить, письмо домой черкнуть – вот и все… Ладно, пойдемте.
Настя посматривала на часы и щебетала без умолку. Она и сама не понимала, зачем ей понадобилась эта прогулка по окраинам части. Увидеть, можно ли отсюда незаметно сбежать или, наоборот, проникнуть? Может быть, просто понять, что воинская часть представляет собой со всех сторон? Ответов не было, но, полагаясь на интуицию опытного журналиста, Настя старательно запоминала все, что попадалось ей на глаза. Например, то, что бетонный забор огораживал территорию воинской части только, так сказать, с фасада, вправо и влево от КПП метров на двести. А дальше шла колючая проволока на металлических и деревянных столбах. Собственно, склады находились внутри части и, наверное, охранялись особо. Они нигде не граничили с лесом. Это точно. Значит, побег совершить солдатики могли легко. Или порвав где-то проволоку, или разжав ее, чтобы устроить незаметный лаз. Наверное, теоретически это возможно, хотя понять сложно.
– Ну что, накормите гостью ужином? – поинтересовалась она, с улыбкой обращаясь к капитану.
– Да, конечно, – вежливо ответил Окулович, но по его тону чувствовалось, что от гостьи он устал смертельно.
Настя ошиблась в своих расчетах и чуть не опоздала. Она никак не рассчитывала, что указанное на щите время ужина с девятнадцати до двадцати означает начало приема пищи и его окончание. Ей почему-то пришло в голову, что с семи до половины восьмого солдат приведут в столовую. И просчиталась. Ровно в семь, когда она в сопровождении Окуловича подходила к столовой, у входа уже стоял строй солдат. Видимо, другое подразделение находилось внутри и приступило к ужину. Ругая себя за глупость, Настя прибавила шаг. Удивленный капитан поспешил за ней следом.
Володю Мулянова журналистка увидела сразу. Он стоял в центре строя и пристально смотрел на нее. Солдаты по трое забегали в столовую, и очередь Мулянова должна была подойти через несколько секунд. Надо спешить, время неумолимо отсчитывало секунду за секундой.
На ступенях столовой Бестужева оказалась одновременно с солдатом. Решение пришло в голову неожиданно – Настя оступилась и, падая вперед, ухватилась за рукав Мулянова. Солдат машинально подхватил девушку, но она все же больно ударилась коленкой о край ступеньки и невольно вскрикнула.
– Как же вы так! – раздался рядом голос Окуловича, и руки капитана попытались подхватить ее с другой стороны.
Настя представила, как все сейчас произойдет: капитан поможет ей встать и прикажет солдату проследовать в столовую. И все, рухнет последняя надежда. От нахлынувшего чувства безысходности журналистка так вцепилась в руку Мулянова, что тот от неожиданности дернулся.
– Вы что, ногу подвернули или ушиблись? – заботливо спросил капитан, которому никак не удавалось оторвать журналистку от солдата.
– Кажется, подвернула, – простонала Настя, беря Мулянова под руку.
– Черт! – вырвалось у капитана. – Давай, солдат, проводи журналистку в санчасть, и бегом в столовую!
– Есть, – ответил Мулянов и приобнял Настю за талию.
Наконец они удалились от столовой достаточно, чтобы можно было говорить, пусть даже шепотом.
– Володя, я все это специально подстроила, – быстро заговорила Настя. – Со мной все в порядке. Говори, что случилось и какая помощь нужна.
– Они здесь чеченцам оружие продают, патроны, обмундирование. Я случайно подслушал разговоры, а потом еще и видел кое-что.
– Кто они, что видел, что слышал? Рассказывай!
– Долго рассказывать, только я точно знаю. И фамилии назвать могу. У нас тут говорят, что Ченцов и Белык дезертировали. Не верьте! Их убили, а говорят, что не поймали.
– Ченцов и Белык? Откуда ты знаешь, что их убили?
– Их закопали ночью около колючей проволоки, на задах, я видел и место показать могу.
– Ну и дела! Ужас какой-то!
– Вы поможете? Я все покажу и все расскажу. Один я ничего сделать не могу и связаться ни с кем тоже не могу. А у меня брат в Чечне погиб, я этих уродов ненавижу! И тех, кто им помогает!
– Конечно, Володя, я помогу и все сделаю! А про священника ты что говорил, то есть писал?
– Его тоже убили.
– Как! Не может быть! Ты уверен?
– Нет. Просто он из части не уходил. – Я в тот день в наряде был на КПП. Как он пришел, я видел, а выходить он больше не выходил. Это точно. Я на это внимание обратил и тайком от дежурного в журнал посмотрел. Там кто-то уже утром вписал, что священник отец Федор вышел через КПП в двадцать ноль-ноль.
– Значит, его тоже где-то закопали? – чуть не плача, спросила Настя.
– Не знаю. Спрятать-то тело негде, нет у нас пустующих и неиспользуемых помещений. Я уже думал об этом. Может, потом тело в тайгу вывезли…
Договорить Мулянов не успел. Навстречу из дверей санчасти вышел старший лейтенант с медицинскими петлицами и удивленно уставился на солдата и незнакомую девушку.
– Товарищ старший лейтенант, это журналистка из Якутска. Она ногу на ступенях подвернула, капитан Окулович приказал к вам проводить, – поспешно объяснил солдат.
Коренастый медбрат в белом халате говорил с четким оканьем. Он успел рассказать, что окончил медицинский колледж, что отслужил тут фельдшером два года, что осенью у него дембель. Занимаясь обработкой ссадины на коленке и накладыванием тугой повязки на сустав стопы, он нахваливал свою беззаботную службу, считая, что это настоящая «лафа».
Настя сидела на кушетке без джинсов и колготок, прикрытая белой простыней. Куртку она категорически отказалась снимать, боясь остаться без телефона. Жаль, что не хватило времени включить в телефоне функцию диктофона.
Бестужева лихорадочно обдумывала разные варианты. А если солдат психически ненормальный? Сомнительно, что такого взяли в армию, но, допустим, это так. Был нормальный, а потом его «шиза скосила». Вдруг ему просто мерещатся вокруг преступники, и все, что он сказал, – всего лишь плод его больного воображения? А священник? Хотя мог и священника приплести до кучи. Эх, глянуть бы одним глазком в этот журнал на КПП! Явно запись внесена другим почерком. А может, сначала записывал дежурный по КПП, а потом его помощник?
