Андрей Воронин - Ищи врагов среди друзей
Утром они погрузились на узкий, все время норовящий разъехаться плот, оттолкнулись от берега кривым самодельным шестом и пустились вниз по реке. Эта поездка могла бы получиться долгой, не окажись в паре километров ниже по течению порогов. Свиридов вовремя заметил опасность, и им удалось спастись – где вброд, где вплавь, – но плот разнесло в щепки, а невредимая палатка, кувыркаясь в бурном потоке, отправилась в самостоятельное плавание.
– В Китай поплыла, – сказал Свиридов, проводив палатку грустным взглядом, все еще держа над головой чудом спасенное ружье. Из обоих стволов текло прямо ему на голову, но он этого не замечал.
Пройти берегом было нельзя: по обеим сторонам ревущего потока отвесными стенами стояли скалы.
Обходя эти скалы, они сильно отклонились к северу и примерно часам к четырем пополудни набрели на гнилые останки бревенчатого сруба с провалившейся крышей. Дерево почернело от времени и разваливалось в гнилую труху, стоило к нему прикоснуться, но внутри было почти сухо, хотя и здорово воняло плесенью.
Это было, несомненно, охотничье зимовье, всеми забытое и заброшенное бог знает сколько лет назад. Трава у входа стояла стеной, а сквозь широкий пролом в полуобвалившейся крыше проросла береза, которой на глаз было лет тридцать, а то и все сорок. Ее ветви уныло шелестели от дождя, с листьев капала вода, словно береза оплакивала кого-то. Шапкину показалось, что она оплакивает их со Свиридовым, и он зябко повел плечами под промокшей насквозь курткой.
Предприимчивый Свиридов между тем уже зарядил ружье и, держа его наперевес, нырнул в темный провал входа, оттолкнув повисшую на одной полусгнившей петле дверь, которая с гнилым скрипом развалилась на куски. Шапкин вытер мокрое лицо ладонью и нерешительно двинулся следом, остановившись у входа: если внутри устроил себе логово какой-нибудь зверь, то вовсе не обязательно погибать вдвоем. К тому же гнилая кровля могла обвалиться, и тогда Свиридову наверняка понадобится кто-то, кто сможет вытащить его из-под завала. Вполне разумные доводы, но сам Шапкин хорошо знал им цену.
Истина заключалась в том, что был он от природы трусоват и нерешителен и рад уступить право на риск кому-нибудь другому.
Некоторое время Свиридов не подавал признаков жизни, и Шапкину стала мерещиться всякая полумистическая дребедень, но тут раздался шорох, мягко треснула под сапогом какая-то трухлявая деревяшка, и Свиридов выглянул из темноты зимовья.
Небритое лицо его выглядело бледным и серьезным. Держа двустволку в опущенной руке, другой рукой он поманил к себе Шапкина.
– Заходи, Коля, – сказал он. – Тут что-то интересное.
Шапкин осторожно двинулся к нему, волоча за собой отощавший рюкзак.
Внутри зимовья было светло. Открытая дверь и пролом в крыше давали достаточно света, чтобы разглядеть руины размытой дождями печки, остатки мебели и бледную траву, проросшую сквозь трухлявый настил пола. Шапкин с опаской ступил на этот настил, но пол был не современный – его набрали из толстенных дубовых плах, и, хотя верхний слой древесины давно превратился в труху, пол даже не прогибался.
Свиридов стоял спиной к двери, внимательно разглядывая что-то у себя под ногами. Ружье он отставил в сторону, прислонив его к расползшейся груде камней и глины, которая когда-то была печью.
– Ну, что тут у тебя? – недовольно спросил Шапкин, который, войдя в помещение, испытал нечто вроде приступа клаустрофобии.
Свиридов посторонился, и Шапкин смог разглядеть лежавший у его ног человеческий череп с круглой дырой в правом виске. В двух шагах от черепа на полу валялся изъеденный рыжей ржавчиной маузер, хорошо знакомый обоим по фильмам о Гражданской войне.
– Застрелился, – негромко сказал Свиридов.
– А где остальное? – спросил Шапкин просто для того, чтобы не молчать.
Свиридов не ответил: и без того было ясно, где остальное. Косточки бедолаги, который по неизвестной причине то ли застрелился, то ли был застрелен в этой глуши, наверняка валялись по всему лесу в радиусе нескольких километров, разнесенные местным зверьем.
– Интересно, каким ветром его сюда занесло? – тихо спросил Шапкин. Этот череп выглядел как предсказание их дальнейшей судьбы, и Шапкину стало не по себе.
– Оглянись, – посоветовал Свиридов.
Шапкин обернулся и сразу увидел сваленные возле самого дверного проема деревянные ящики. Четыре ящика, очень неплохо сохранившихся, видимо потому, что случайно оказались в таком месте, где их не доставал дождь. Правда, над ними основательно потрудились древоточцы – это было видно даже на расстоянии, но на них еще сохранились следы защитной краски, а на одном даже можно было разобрать черное клеймо в виде двуглавого орла и остатки какой-то надписи.
– Оружие? – удивленно спросил Шапкин. Ему было совершенно непонятно, какой смысл был в, том, чтобы скрываться в этой дыре с четырьмя ящиками оружия.
– Может быть, – задумчиво ответил Свиридов. – Надо посмотреть.
Он шагнул мимо Шапкина к ящикам и, не тратя времени на разговоры, с треском отодрал гнилую крышку. Посыпалась труха, глухо лязгнул отлетевший в сторону ржавый запор, и в глаза им ударил нестерпимо яркий блеск отполированного желтого металла.
Свиридов длинно и замысловато выругался, все еще держа в руке обломок трухлявой доски.
– Золото, – сказал он. – Это золото, Колян!
– Золото? – тупо переспросил Шапкин. – Какое золото?
– Откуда я знаю какое? Золотое!
Отшвырнув в сторону гнилую деревяшку, Свиридов наклонился и с некоторым усилием поднял тяжелый слиток. Слиток был большой, таких сейчас не делают, и на его верхней грани красовался все тот же двуглавый орел.
– Царское золото, – сказал Свиридов, показывая орла Шапкину. – Тяжеленный, сволочь, не меньше пуда. Представляешь, какие это деньги?
– Деньги? – опять переспросил Шапкин. Казалось, он был в шоке и ничего не понимал, ослепленный тяжелым блеском металла.
– Ну конечно деньги, что же еще! Да ты что, Колян, совсем обалдел от счастья? По закону нам с тобой полагается двадцать пять процентов. Ты только подумай: двадцать пять процентов от всей этой кучи!
Ровно четверть.
– Четверть?
– Ну да, четверть. Это как раз ящик. Погоди-ка…
В этом слитке примерно пуд, слитков в ящике.., раз, два, три.., шесть штук. По сорок восемь кило золота на нос. Каково, а?
Шапкин наморщил лоб.
– Шесть пудов в ящике, – пробормотал он. – Четыре ящика по шесть пудов… Двадцать четыре пуда… Триста восемьдесят четыре килограмма…
Свиридов аккуратно положил слиток на место и энергично отряхнул руки.
– Вот так, – сказал он. – Теперь мы с тобой – два простых советских миллионера. Всего-то и надо было заблудиться в тайге. Можем открыть собственное дело, а можем просто послать все к чертям и уехать в теплые края, где нет ни рэкета, ни перестройки.
– Сорок восемь килограммов, – медленно повторил Шапкин. – По-моему, сто девяносто два звучит лучше.
– Не спорю, – согласился Свиридов. Он вынул из-за пазухи полиэтиленовый пакет, развернул его, вынул сигареты и спички и закурил.. – Только мы с тобой живем не в Америке, и наше родное государство очень жестко реагирует на попытки обвести его вокруг пальца. Почти полцентнера золота на брата – это очень много, поверь. Даже по тем ценам, которые назначает государство.
– А что – цены? – спросил Шапкин.
– Поговаривают, будто в скупке дают не больше трети настоящей цены, – проинформировал приятеля Свиридов.
Он присел над открытым ящиком и провел ладонью по гладкой поверхности слитка. Шапкин вздрогнул, как будто это движение причинило ему боль. Глаза у него были расширены, в них появилось странное отсутствующее выражение, но погруженный в радужные мечты Свиридов этого не замечал.
– Плевать, – говорил он, – пусть подавятся. Даже того, что нам дадут эти разбойники, хватит на всю оставшуюся жизнь. И на хорошую, мать ее, жизнь!
– Погоди, – каким-то не своим голосом перебил его Шапкин. – А может…
– Да нет, Коля, не может, – не оборачиваясь, ответил Свиридов. – Да черт с ними, с этими кровососами! Что тебе, мало?
– Мало, – признался Шапкин.
– Ну, тут уж ничего не поделаешь, – легкомысленно сказал Свиридов, продолжая зачарованно водить пальцами по отполированному металлу.
Главное теперь – добраться до людей. Мы с тобой, Колян, теперь не имеем права подыхать.
Шапкин не отвечал, и Свиридов, почуяв наконец что-то недоброе, обернулся.
Первым, что он увидел, были сдвоенные стволы его собственного охотничьего ружья, смотревшие ему прямо в переносицу. Рука у Шапкина не дрожала, и стволы ни разу не шевельнулись, словно зажатые в тиски.
– Ты чего, Колян? – спросил Свиридов, словно обстановка нуждалась в комментарии.
– Извини, Толян, – ответил Шапкин. – Такой расклад меня не устраивает. Сам подумай, что это такое: одна треть от одной четвертой? Пшик, пустое место… Такой случай бывает только раз в жизни.
