Ли Чайлд - Ценой собственной жизни
Холли задумалась.
— Разумеется, бросила бы.
Ричер улыбнулся. Возможно, Холли говорила правду. За это он проникся к ней симпатией.
— Ну хорошо. Когда ты в следующий раз прикажешь мне уйти, я исчезну. Без возражений.
Холли молчала довольно долго.
— Ладно, — наконец сказала она. — Если ты действительно хочешь мне помочь, ты поступишь именно так.
Ричер пожал плечами. Передвинулся на полдюйма ближе к ней.
— Для тебя это может кончиться очень плохо. Если я сбегу, ублюдки могут запаниковать и смыться, предварительно прикончив тебя.
— И все же я рискну, — упрямо заявила Холли. — За это мне и платят.
— Но кто нас похитил? — спросил Ричер. — И что этим людям нужно?
— Понятия не имею.
Холли ответила слишком быстро. Ричер понял, что она догадывается.
— Им ведь нужна ты, правильно? — продолжал он. — Или ты лично, или им был нужен любой агент ФБР, а ты просто подвернулась под руку. Сколько в Бюро агентов?
— В ФБР двадцать пять тысяч сотрудников, — сказала Холли. — Из них десять тысяч агенты.
— Хорошо. Значит, похитителям нужна лично ты. Один на десять тысяч — шансы на случайное совпадение слишком малы. Ими можно пренебречь.
Холли отвела взгляд. Ричер вопросительно посмотрел на нее.
— Холли, почему выбрали именно тебя?
Пожав плечами, она покачала головой.
— Не знаю.
Слишком быстро. Ричер снова посмотрел на нее. Голос Холли звучал уверенно, но в нем присутствовал какой-то вызов.
— Я ничего не знаю, — повторила она. — Могу только предположить, что меня по ошибке приняли за кого-то другого.
Рассмеявшись, Ричер повернулся к ней. Коснувшись щекой ее волос.
— Ты шутишь, Холли Джонсон. Такую женщину, как ты, невозможно ни с кем спутать. И за тобой следили на протяжении трех недель. Времени достаточно, чтобы хорошо познакомиться.
Усмехнувшись, Холли отвернулась и уставилась на металлическую крышу.
— Увидев один раз, не забудешь никогда, так? Эх, если бы.
— Ты в этом сомневаешься? — сказал Ричер. — Ты самая красивая женщина из всех, кого я видел на этой неделе.
— Спасибо, Ричер. Сегодня вторник. Ты впервые увидел меня в понедельник. Так что это весьма сомнительный комплимент.
— Но ты поняла мою мысль.
Холли уселась на полу, согнувшись в пояснице, как гимнастка, и обеими руками передвинула в сторону больную ногу. Опустилась на матрас, опираясь на локоть. Закинула волосы за ухо и посмотрела на Ричера.
— Я никак не могу в тебе разобраться.
Ричер спокойно выдержал ее взгляд. Пожал плечами.
— Если у тебя есть какие-то вопросы, задавай их. Я обеими руками за свободу информации.
— Хорошо. Вот первый вопрос: кто ты такой, черт побери?
Пожав плечами, Ричер улыбнулся.
— Джек Ричер. Без среднего имени, возраст тридцать семь лет и восемь месяцев, не женат, работаю вышибалой в клубе в Чикаго.
— Неправда!
— Неправда? — повторил он. — Какая именно часть? Имя, возраст, семейное положение или род занятий?
— Род занятий. Ты не вышибала из клуба.
— Вот как? А кто же я?
— Ты военный, — уверенно заявила Холли. — Ты служишь в армии.
— Да?
— Это очевидно. Мой отец военный. Всю свою жизнь я провела на военных базах. До тех пор, пока мне не исполнилось восемнадцать, я видела вокруг себя одних военных. Я знаю, как они выглядят. Знаю, как они себя ведут. Я догадывалась, что ты служишь в армии. А когда ты снял рубашку, я убедилась наверняка.
Ричер усмехнулся.
— Почему? Это очень грубый поступок, выдающий настоящего солдафона?
Холли улыбнулась. Покачала головой. Рассыпав волосы. Согнув палец крючком, она зачесала их обратно за ухо.
— Шрам у тебя на животе. Швы наложены ужасно. Это работа полевого госпиталя. Вся операция заняла не больше полутора минут. Если бы такие швы наложил гражданский хирург, на него сразу же подали бы в суд за профессиональную некомпетентность.
Ричер провел пальцем по затянувшейся ране. Швы напоминали схему железнодорожных путей оживленной станции.
— У того парня было очень много работы. На мой взгляд, получилось весьма неплохо, принимая в расчет обстоятельства. Это было в Бейруте. Моя рана по серьезности шла в самом конце списка. Я лишь медленно истекал кровью.
— Значит, я права? — сказала Холли. — Ты военный?
Усмехнувшись, Ричер покачал головой.
— Я вышибала в клубе, как я уже говорил. Заведение на Южной стороне, там исполняют блюз. Тебе следует как-нибудь заглянуть в него. Он гораздо лучше, чем те места, куда водят туристов.
Холли перевела взгляд с огромного шрама на лицо. Поджала губы и медленно покачала головой. Ричер кивнул, уступая.
— Я действительно служил в армии. Но уволился, четырнадцать месяцев назад.
— В каких частях?
— Военная полиция.
Холли насмешливо покачала головой.
— Худшие из худших. Вас никто не любит.
— Можешь мне не рассказывать.
— Это многое объясняет, — согласилась Холли. — Вы проходите специальную подготовку. Так что ты действительно знаешь, что к чему. Черт побери, ты должен был сразу же выложить все начистоту. А теперь мне, наверное, нужно извиниться перед тобой за свои слова.
Ричер ничего не ответил.
— В каких краях ты служил?
— Мне пришлось поколесить по всему свету. Европа, Дальний Восток, Ближний Восток. Проще сказать, где я не побывал.
— Звание?
— Майор.
— Медали?
Ричер пожал плечами.
— Пара десятков. Самых разных. Ты же должна это знать. Разумеется, медали армейских театров. Плюс Серебряная звезда, две Бронзовых, «Пурпурное сердце» за Бейрут, медали за участие в операциях в Панаме и на Гренаде, за «Щит в пустыне» и «Бурю в пустыне».
— Серебряная звезда? — спросила Холли. — За что?
— За Бейрут. Вытащил кое-кого из бункера.
— И был при этом ранен? Вот как ты получил шрам и «Пурпурное сердце»?
— Я уже был ранен до того, как попал в бункер. Наверное, именно это произвело впечатление на начальство.
— Значит, ты герой?
Усмехнувшись, Ричер покачал головой.
— Вовсе нет. Я ничего не чувствовал. Ни о чем не думал. Я не оправился от шока. Лишь через какое-то время я понял, что меня зацепило. Если бы я это знал, я бы свалился без чувств. Из распоротого живота вываливались внутренности. Выглядели они ужасно. Ярко-розовые, мясистые.
Холли помолчала. Грузовик катил вперед. Проехал еще двадцать миль. На север, на запад или на юг. Вероятно.
— Сколько лет ты прослужил в армии?
— Всю свою жизнь. Мой старик служил в морской пехоте, его тоже побросало по всему свету. Он женился на француженке в Корее. Я родился в Берлине. До девяти лет ни разу не был в Штатах. А едва попав в них, сразу же отправился на Филиппины. Наша семья кружила по всему миру. Дольше всего на одном месте — четыре года — я пробыл, когда учился в академии Вест-Пойнт. Затем я сам пришел в армию, и все началось сначала. Теперь уже я сам кружил по всему миру.
— Где сейчас твои родные? — спросила Холли.
— Умерли. Старик умер — когда? Кажется, десять лет назад. Два года спустя умерла мать. Я похоронил вместе с ней Серебряную звезду. На самом деле, это она заслужила ее. Она не уставала повторять: «Делай то, что должен делать.» По миллиону раз на день, с сильным французским акцентом.
— Братья и сестры?
— У меня был брат. Он умер в прошлом году. Насколько мне известно, я последний Ричер на земле.
— Когда ты уволился?
— В апреле прошлого года. Четырнадцать месяцев назад.
— Почему?
Ричер пожал плечами.
— Полагаю, просто потерял интерес. Началось сокращение расходов на оборону. Армия стала слишком большой. И мне показалось, что раз не нужна большая и хорошая армия, я тоже не нужен. Мне не хотелось быть частью чего-то маленького и второсортного. Поэтому я уволился. Ну как, ты считаешь меня заносчивым дураком?
Холли рассмеялась.
— И ты стал вышибалой? Подумать только! Из майора, награжденного боевыми медалями, в вышибалы! По-моему, это уже полная деградация.
— Все было совсем не так. Я вовсе не собирался становиться вышибалой — то есть, превращать эту работу в дело всей жизни. Это лишь временное. В Чикаго я попал только в пятницу. И намеревался уехать где-нибудь в среду. Я собирался отправиться, например, в Висконсин. Кажется, в это время года там очень неплохо.
— С пятницы по среду? — удивилась Холли. — Ты такой неусидчивый?
— Наверное. На протяжении тридцати шести лет я всегда делал то, что мне приказывали другие. Вел строго упорядоченную жизнь. И сейчас, наверное, я восстал против нее. Мне нравится переезжать с места на место тогда, когда я этого хочу. Что-то вроде наркотика. Уволившись из армии, я однажды провел на одном месте десять дней — самый большой срок. Это было прошлой осенью, в Джорджии. Десять дней за четырнадцать месяцев. Все остальное время я практически непрерывно находился в движении.
