Кононов Варвар - Ахманов Михаил Сергеевич
– Вполне, – ответил Ким, натягивая джинсы. Они, как и рубашка, оказались коротковаты и тесноваты, зато разношенные кроссовки были в самый раз. Ну, мелочи! Чувствовал он себя превосходно, сила играла в крепких мышцах, пальцы сжимались, стискивая рукоять незримого меча, и на мгновение Ким представил, что меч и правда в его руках и он, взмахнув сверкающим клинком, рубит чью-то шею – да так, что кровавые брызги веером.
Его замутило. Шутки богатого воображения – кровь, чудовищная рана, голова, что падает с плеч, разорванный последним криком рот и помертвевшие глаза… Это было ужасно!
Беззвучный голос Трикси вернул его к реальности:
«Хмм… Маленький просчет – вернее, неувязка… Дух не соответствует телу».
«Ты это о чем?» – мысленно простонал Кононов.
«О том, что ты – нормальный человек и мысли о нанесении ран, увечий и убийстве тебе противны и мерзки. Вполне естественная реакция… телесную мощь ты приобрел, но не стремление к насилию. А без него… – Трикси смолк – видимо, взвешивая свои этические постулаты, – потом печально произнес: – Придется снабдить тебя психоматрицей Конана или иного персонажа, который в данном случае подходит. Я просканировал в твоей памяти нескольких героев книг – Бешеный, Слепой, Кривой… Возьмем кого-нибудь за эталон психологической конструкции?»
– Больно уж злобные и жестокие ребята, – с сомнением заметил Ким. – Предпочитаю Конана. Он хоть и варвар, но все же не бешеный и пачками из «калаша» не кладет. Режет по одному и в основном чудищ и магов… Просто образчик гуманизма в сравнении с нашими беспредельщиками!
«Разумный выбор», – согласился Трикси, и тут же в голове у Кима что-то дрогнуло или, возможно, провернулось, снабдив его витамином свирепости. Однако в умеренной дозе – той, что отвечала медиевальным временам, а не текущему немилосердному столетию.
Под дверью завозились, и Кононов, стукнув себя в грудь кулаком, сдержанно зарычал. Кровь, отрубленные головы и перерезанные глотки больше его не пугали, но мнились чем-то знакомым и обыденным, вроде потрошеной куры в целлофане или консервов из тресковой печени. Мысль об этом органе, располагавшемся справа от желудка, была не только естественной, но даже приятной; и Ким, не в силах сдержаться, яростно прошипел:
– Прах и пепел! Ну, отворяйте, смрадные псы! Всем печень вырву!
«Ты не спеши, – тут же откликнулся Трикси, – а сядь под батареей и надень наручник. Сделай вид, что ты их боишься».
– Это еще к чему?
«К тому, чтоб разобраться, чего твоим похитителям надо. Вспомни, у нас дефицит информации! Пусть поговорят, поспрашивают, а там и до печени дойдет. Только не очень усердствуй! – Пришелец сделал паузу, потом заметил: – Я бы ограничился парой оплеух».
– С этого начнем, – мрачно пообещал Кононов и скорчился под батареей.
Дверь с протяжным скрипом распахнулась, и в его узилище шагнули давние знакомцы Гиря с Петрухой и еще один качок, не бритоголовый, а стриженный «ежиком», что, вероятно, говорило о низкой ступени в служебной иерархии. Уши у него были оттопыренные, а на лице – ни следа интеллекта: волосы начинались сразу от бровей. Ушастый замер у порога, а двое других, приблизившись к Киму, уставились на него, будто на антрекот в витрине. Лампочка в подвале была тусклая, и Гиря недовольно щурился и хмурил брови – видимо, прикидывал, пойман ли нужный клиент и не случилось ли ошибки.
Наконец он покосился на Петруху и прохрипел:
– Этот?
– Этот, будь спок. Я его, сучонка тощего, запомнил.
– Тощего? Не похож он на тощего, – с сомнением произнес Гиря.
– Ну, может, в больнице подкормился.
– А целый почему? На морде – ни царапины, и фонаря под глазом нет?
– Нет, так будет. – Петруха нацелился пнуть Кима башмаком, но Гиря отодвинул его в сторонку:
– Погоди. – Отступив на шаг, он снова оглядел пленника и поинтересовался: – Ты с Президентского, фраер? Тебе мы давеча карму поправили?
Ким молча ощерился. В своем обычном состоянии он еще мог смириться с руганью и побоями, но психоматрица Конана таких оскорблений не спускала. Конан Варвар уважал традиции, а в Киммерии они гласили: кровь за кровь, зуб за зуб! И потому сейчас он размышлял, с чего начать: вырвать ли Гирину печень и запихать ее Петрухе в зубы или наоборот. Мышцы его напряглись, в ушах загрохотали боевые барабаны.
– Скалится… – неодобрительно заметил Гиря. – Нахальный, падла! А что мы делаем с нахальными? Вот ты, Коблов, скажи! Что с ним делать?
Ушастый качок у двери задумался, потом присоветовал:
– Типа, пасть порвать! Или, типа, по хоботу… Короче, матку вывернуть!
– Правильно мыслишь, боец! – одобрил Гиря и повернулся к Кононову: – Ты, фраерок, согласен дожить до понедельника? Тогда колись! Три вопроса, три ответа, и отпустим. В целости и сохранности!
Ярость душила Кононова, но он, изобразив испуг, кивнул:
– Спрашивай!
– Ты кто такой?
– Литработник. – Ким поглядел на ушастого Коблова и уточнил: – Типа, книжки сочиняю. Писатель, короче.
– Писатель, значит… А с Дарьей Романовной знаком?
Новый кивок.
– А с Варькой Сидоровой, ее сестрицей?
– С Тальрозе, блин, – подсказал Петруха.
– Да, с Тальрозе. Кликуха у нее, видишь, такая… Знаешь эту стервь?
– Не имею чести, – буркнул Ким.
– Ну, не имеешь, так не имеешь… А вот подскажи, писатель, где у нас нынче Дарья Романовна? Где ее носит, заразу подлую? Может, в хате твоей устроилась, в твоей постельке?
– У меня ее нет, и где ее носит, не знаю. А знал бы, не сказал.
– Хмм… – Гиря поскреб переломанный нос, поиграл бровями. – Это почему?
– Договаривались на три вопроса, а задаешь уже четвертый. Лимит исчерпан, так что не потей, дружбан, мозгами!
– Образованный мужик! Писатель! Считать научился, однако не врубается в ситуацию, – произнес Петруха, придвинувшись поближе к Кононову.
– Ну так разъясни ему, – распорядился Гиря.
Петруха лениво шевельнул ногой, прицелившись в пах, но реакция Кима была быстрее: схватив бритоголового за лодыжку, он резко дернул, чувствуя, как проминаются под пальцами мышцы и кость выходит из сустава. Вскрикнув, его противник повалился на спину, а Ким вскочил, врезал ему носком по ребрам и, согнувши плечи и выпятив челюсть, вызывающе уставился на Гирю. Тот взирал на Кононова в безмерном удивлении.
– Что стоишь, питекантроп? – рявкнул Ким. – Давай, подходи! Посмотрим, чей шворц длиннее!
Петруха, матерясь и подвывая, начал подниматься на ноги. Ушастый, стороживший у дверей, промолвил:
– Помочь, бригадир? Типа, врезать по чавке?
– Стой, где стоишь, Коблов, – хриплым шепотом распорядился Гиря. – Стой, где стоишь! Щас я эту гниду успокою… так успокою писателя, что жеваной бумагой будет харкать… Спидоносец чахоточный!
– Чахоточный? – спросил Ким, выпрямляясь во весь рост. – Чахоточный, значит! – Он прыгнул, схватил Гирю под мышки и саданул о бетонную стену. – Ты, Нергалья блевотина! Ослиный помет! Свиная задница! Я тебе покажу чахоточного!
Его кулаки работали, как два кузнечных молота: левой в живот, правой в челюсть, левой в скулу, правой по почкам. Под шквалом ударов Гиря покачнулся, выплюнул выбитый зуб и начал сползать по стенке. Ким обхватил его шею левой рукой, сцепил пальцы в замок и надавил, с наслаждением глядя, как бьется и хрипит бритоголовый и как закатываются его глаза. Петруха рванулся на помощь приятелю, но получил ногой под дых и снова рухнул на пол.
– Печень!.. – ревел Ким, выворачивая Гире шею. Вырву печень! Вырву и крысам скормлю! Или шакалам! А труп обмажу собачьим дерьмом и закопаю на свалке! Клянусь бородою Крома!
Он так врубился в образ, что еле расслышал панические вопли Трикси: «Хватит! Остановись! Ты же его задушишь, а это неэтично!» Но все же голос пришельца дошел до его сознания, заставив умолкнуть и разжать пальцы. Петруха, скорчившись, валялся на полу, Гиря хрипел, сучил ногами и, судя по лиловой роже, мог оказаться в любую секунду на Серых Равнинах. Кононов мрачно ухмыльнулся и произнес уже потише: