Джек Кертис (I) - Банджо
— Ну, это, вроде бы, я понимаю, — сказал Гэс. — Этот закон развалил старый муравейник, и теперь муравьям надо быстренько сообразить, что ж делать дальше, чтобы выжить. Так?
— Так, муравей. — Джим рассмеялся. Он чувствовал большое облегчение от того, что мистер Фитцджеральд согласился принять Гэса на службу. — Ладно, а теперь пойдем тратить эту сотню. Я хочу, чтобы наш телохранитель выглядел как надо.
Гэс засунул большой пистолет за пояс и прикрыл его нижним краем своей джинсовой куртки, почувствовав при этом, как отозвалась заживающая рана.
— Ты думаешь, для меня уже безопасно выходить на улицу?
— Ты работаешь теперь на мистера Мориса Фитцджеральда, — сказал Джим. — И ты в безопасности, потому что и он работает на тебя. Мы все работаем вместе.
Они вышли на улицу, залитую ярким солнечным светом.
— Ух: ты! — воскликнул Гэс, усиленно моргая; он улыбнулся; у, него было такое ощущение, словно огромный вес свалился с его плеч.
— Чего это ты ухаешь? — спросил Джим.
— Джим, всего три дня назад я стоял у этой двери и думал, что для меня все кончено. А теперь, благодаря тебе, все изменилось, мне даже дали работу!
— Да брось ты это — благодаря тебе, благодаря тебе...
Пройдя по улице не больше квартала, они увидели вывеску “Галантерейный магазин”; на стекле магазина был прицеплен лист бумаги, на котором было написано: “Дешевая распродажа. Магазин закрывается”.
— А ну-ка зайдем сюда. Может, тут и отоваримся, — сказал Джим. Они зашли в магазин; помещение, было длинным и узким; вдоль стен были выставлены товары под стеклом, как в музее; у дальней стены висели костюмы. В дверях их встретил продавец, небольшого роста, с острым носиком, стоящий так, будто палку проглотил. Надеясь, что посетители что-нибудь купят, он пытался выдавить из себя улыбку. Круглые очки придавали ему совиный вид.
— Приветствую вас, ребята, — сказал продавец; по его акценту можно было тут же распознать, что он из штата Миссури. — Чем могу вам помочь?
— Мы бы хотели прилично одеть вот этого большого парня, — ответил Джим.
— Да, он действительно большого размера, но, я думаю, что-нибудь подыщем. А какой размер, все-таки, вы носите?
— Точно не знаю, — сказал Гэс, — но мне хотелось бы что-нибудь такое, чтобы как раз по мне.
— Не волнуйтесь, найдем. Я сворачиваю тут деятельность не потому, что не устраиваю покупателей, а потому что мне предложили кое-что получше.
Продавец снял с Гэса мерку, точно определил, какой размер одежды ему подходит; через несколько минут Гэс был уже облачен в костюм синего цвета в узкую белую полоску, шелковую рубашку цвета лаванды с галстуком-бабочкой, бело-коричневые туфли. Одевая своего клиента, продавец умело делал вид, что совершенно не замечает оружия.
— Теперь остается только подобрать котелок.
— Может, не нужно?
— Почему нет? — сказал Джим. — Деньги еще остаются.
— Я не привык что-то носить на голове. Я и соображать не смогу, если у меня на голове что-то будет. Джим, ты лучше себе выбери шляпу.
Джим выбрал перламутрово-серый котелок с серебряной пряжкой на ленте вокруг тульи и надел его, залихватски сдвинув на бок, прикрыв свой очень короткий ежик, сквозь который хорошо просматривался шишковатый череп.
— Потрясно! — Низкий голос Джима, зажатый между тремя зеркалами, поставленными так, чтобы можно было рассматривать себя со всех сторон, прозвучал особенно эффектно. — Я чувствую себя джентльменом. Эх, если бы у меня и банджо такое было!
Гэс рассмеялся. Расплачиваясь с продавцом, удивительно похожим на сову, Гэс спросил:
— А чем теперь вы собираетесь заниматься?
— Политикой. — Галантерейщик скромно улыбнулся, но глаза его смотрели сквозь круглые очки проницательно. — Есть друзья, которые зовут в политику.
— Удачи вам. — И они с Джимом вышли из магазина на улицу.
— Может, пойдем назад? — спросил Гэс. Он чувствовал некоторое беспокойство, которое возрастало по мере того, как улицы все больше наполнялись людьми, животными, автомобилями, проносившимися мимо.
— А куда спешить? — ответил Джим. — Я думал, мы зайдем к моей сестричке, проведаем ее.
— Джим, мне нужно еще немного времени, чтоб привыкнуть ко всей этой кутерьме на улицах, — сказал Гэс. — А я хочу быть в форме. Ведь сегодня начинается моя работа.
— Ну, ладно. — Джим понимающе кивнул. — Пойдем назад. Но сначала посмотри вон туда. Видишь такое шикарное здание? Это гостиница “Мюльбах”. Самое красивое здание в Канзас-Сити. Сплошной балдеж! Там останавливаются только те, у кого денег невпроворот.
Гэс чувствовал себя очень неуютно на улице. Когда он только прибыл в Канзас-Сити, было раннее воскресное утро, и на улицах никого не было. А теперь они были заполнены толпами людей, его толкали со всех сторон; на барабанные перепонки давил грохот трамваев, рев автомобильных гудков, буханье паровых машин на стройках. Нервы его напряглись до предела, ему казалось, что грядет какая-то катастрофа. И они отправились назад, в клуб, который для Гэса стал домом и убежищем.
— Джим, я не сразу к этому всему привыкну, — сказал Гэс, — но привыкну обязательно.
Первый вечер и первая ночь на новой службе для Гэса прошли благополучно. Гэс открывал дверь и впускал посетителей, а Джим, оставив свое банджо, с которым редко расставался, у себя в комнате, стоял у глазка двери и, глядя в него, определял, впускать или не впускать очередного посетителя. И подавал Гэсу нужный знак.
Хотя внешне Гэс оставался невозмутимым, равнодушным привратником, он внимательно всматривался в лица посетителей, запоминая их, пытаясь определить, чем тот или иной посетитель занимается, отмечая какие-нибудь особые приметы и складывая все это в копилку памяти. Уже поздно ночью Джим оставил его одного у двери, а сам присоединился к оркестру, добавляя жару музыке и смеша публику.
С его места Гэсу было видно почти все помещение клуба. На танцевальной площадке свободного места не было. Его взгляд пробежал по залу, один раз, другой. Но только со второго раза он заметил женщину, одиноко сидевшую за столиком в углу. Ширококостная женщина была одета в платье с низким вырезом; она с отрешенным видом вертела в руках стакан; на пальцах поблескивали кольца с драгоценными камнями.
Неожиданно она подняла голову, и их взгляды встретились. Тщательно наложенная косметика не смогла скрыть хищного взгляда — глядя в ее глаза, казалось, смотришь на ястреба, бросающегося из поднебесья на свою добычу.
Гэс поспешно отвел взгляд, стараясь сохранять на лице непроницаемое, застывшее выражение. И по прошествии некоторого времени решил, что это помогло, что он избежал опасности. Но когда посетители стали расходиться, эта женщина подошла к Гэсу, и прикоснувшись кончиками пальцев к его могучему плечу, удовлетворенно кивнула и пробормотала: “Все настоящее, не подкладное”. И вышла. Уже на следующий день Гэс, обнаружив в нагрудном кармане пиджака пахнущую духами десятидолларовую бумажку, догадался, что деньги туда засунула она. Когда он рассказал об этом Джиму, тот рассмеялся:
— Считай, что тебе повезло! Ведь мог бы быть и Мики Зирп с пушкой, а не дурнушка Джейн, у которой денег куры не клюют.
— Но мне противно брать деньги у женщин, — сказал Гэс.
— А ты и не брал их. К тому же, если не тебе, то все равно они достались бы кому-нибудь другому.
— Ну и ради Бога, — сказал Гэс. — Я не кто-нибудь там другой.
На следующий вечер она пришла снова.
Джим восторженно объявил о ее приходе, глядя в глазок.
— Ну, скажу тебе, народу сегодня привалило. И эта твоя красавица. С расшитой сумочкой, а в сумочке наверняка полно десятидолларовых бумажек! Ей приглянулся молодой, здоровый парень, свеженький, прямо с полей, с крепкими мускулами:и с такой толстенькой, замечательной штучкой...
— Ладно, прекрати это, — пробурчал Гэс. — Я не хочу иметь с ней никаких дел.
— Разве я тебе не объяснял? Здесь не важно, чего ты хочешь или не хочешь, — сказал Джим, рассмеявшись. — Здесь важно, сколько ты получишь. И все, равно, каким способом.
— Есть другие способы зарабатывать. Я сам буду выбирать себе подругу и не позволю, чтоб выбирали меня.
— Открывайте дверь, мистер Высокий и Могучий Красавец-Недотрога, — произнес Джим торжественно, но с улыбкой. — А потом держись.
Гэс впустил посетительницу по всем правилам учтивости, как его учили: легкий поклон, приглашающий жест рукой. Но твердо решил ни в коем случае не встречаться с ней взглядом. А она, войдя, остановилась рядом с Гэсом и, рассмеялась, обнажив при этом острые белые зубы, которые сверкнули особенно хищно, в обрамлении губ, выкрашенных розовато-лиловой помадой.
Гэс чувствовал, что попал в западню. Она стояла в проходе, и он не мог закрыть дверь.
— Ну-ка, парень, — промурлыкала она, — взгляни на меня. Я — Ронда Хельбаум.
Гэс был сердит, но, подняв на нее глаза, постарался не показать своих чувств и подавил гнев. По его представлениям, она была развязной и нахальной женщиной.
