Джек Кертис (I) - Банджо
— Я не знаю, как я смогу тебе за все это заплатить, — сказал Гэс.
— А ничего не надо платить. Мы все, когда играем в карты, надеемся, что получим только козыри. Я всегда считал, что лучше доверять человеку, чем не доверять. Я в этом заведении работаю уборщиком, не Бог весть какая работа, но другой у меня нету, и приходится крутиться... Чтоб не было скучно, пили пока браслет.
Джим взял метлу и вышел, закрыв за собою дверь.
Гэс принялся пилить закаленную сталь. У него это получалось не очень ладно, работа шла медленно, но и спешить было некуда. Когда он перепилил его уже наполовину, дверь открылась, и в комнату вошел Джим. Он нес поднос с бутербродами и кофейник с горячим кофе.
— Тут кой-чего, что осталось со вчерашнего вечера, Гэс. Для тех, кто не очень привередлив — вполне сойдет.
— Ой, Джим, я такой голодный, что и кошку бы съел! — Гэс широко улыбнулся и отправил целиком один из бутербродов в рот.
Джим рассмеялся, глядя, с каким аппетитом этот огромный молодой фермер с льняными волосами пожирает бутерброды. Потом взял наполовину перепиленный браслет и стал сгибать и разгибать его в месте распила. Скоро сталь лопнула.
— Так, вот сделали полезное дело, — сказал Джим, складывая половинки распиленного браслета в руку Гэса.
Потом негр отправился снова заниматься уборкой. Он напевал себе под нос, домывая пол и расставляя стулья вокруг небольших круглых столиков, которые застелил свежими белыми скатертями; потом вымыл и вычистил стойку бара.
Гэса сморила усталость. Его рану промыли, смазали йодом, его накормили, его спрятали, и теперь он уже не мог больше сопротивляться изнеможению. Его голова упала на грудь, глаза закрылись сами собой, и мгновением позже он уже лежал на жестком армейском одеяле и спал, и жесткости не успел почувствовать.
Когда Джим возвратился к себе в комнату и увидел Гэса, спавшего, скрючившись, на его койке, он достал старенькое стеганое одеяло и прикрыл им молодого человека, покачивая при этом головой, будто вопрошая: зачем мне ко всем моим проблемам еще одна? Но ответа он не знал.
Он взял свое банджо — единственную вещь, которая ему принадлежала, если не считать одежды, — и стал тихо наигрывать на нем. Ну и что он теперь скажет боссу?
Гэса разбудил рев трубы, который все усиливался; к нему присоединились стенания саксофона, а потом заиграли тромбон, гитара, банджо, пианино и барабаны.
Гэс только раз в жизни слышал такой музыкальный грохот — как-то раз в графство Форд приезжал оркестр “Рингинг Бразерс”. Но то воспоминание блекло перед тем, что он слышал сейчас. Прошло не меньше минуты, прежде чем он сообразил, где он и почему. И пожалуй, впервые он с полной ясностью осознал, что ему уже никогда к фермерству не возвратиться.
Музыка ритмично громыхала за закрытой дверью. И хотя Гэсу было любопытно взглянуть, что там происходит, дверь он не открывал — прежде всего потому, что боялся, чтобы у Джима из-за него не возникли неприятности. Он включил свет, встал с койки и посмотрел на себя в зеркало. Загорелое лицо в следах от одеяла после сна, льняные волосы, жесткие, как солома, растрепаны. Он тихонько рассмеялся, глядя на свое изображение. И куда же такому здоровенному детине деться? Чем заняться?
Дверная ручка задергалась, и Гэс резко повернулся. Дверь открылась, и в комнату юркнул Джим, тут же закрыв дверь изнутри на ключ. Гэс в первый момент даже не узнал его — на Джиме были пиджак в широкую яркую полоску и брюки, широкие вверху и сильно суживающиеся книзу.
Увидев удивленное выражение на лице Гэса, Джим уже собирался спросить, на что это парень так выпучил глаза. Но потом вспомнил, что тот не имеет никакого представления о том, что происходит за пределами этой маленькой комнатки.
— Этот костюм я надеваю, когда играю в оркестре, — быстро объяснил он. — Я хотел просто посмотреть, как ты тут поживаешь. И сказать тебе, чтоб сидел здесь и не высовывался, пока я тебе не подам знак. У нас все заканчивается часа в четыре или в пять утра.
— А что это... за место? — спросил озадаченный Гэс.
— “Клуб Ирландского Петуха”, — пояснил Джим. — Ну, такое заведение, знаешь, как тебе сказать, — ну, называем мы его “развлекаловка”, сюда приходят выпить, развлечься немного. Это что-то вроде салуна, но только нелегального, подпольного.
— Ага, — сказал Гэс. — Извини, что я такой...
— Не за что извиняться. — Джим улыбнулся. — Я боссу про тебя еще не говорил. А ты пока отдыхай, набирайся сил, а то вдруг придется тебе отсюда сматываться. Босс ведь может не захотеть, чтоб ты тут прятался. Знаешь, он и меня тут едва терпит. Если б я не занимался здесь уборкой, он бы вполне обошелся без банджо для своего оркестра.
— Джим, не делай из-за меня ничего такого, что могло бы тебе навредить, — попросил Гэс. — Теперь я уж сам, спасибо тебе, как-нибудь смогу из всего этого выбраться.
Тромбон сыграл несколько нот. Джим обеспокоенно повернулся к двери.
— Это мне сигнал. Поспи пока, залечивай бок. Утром я приду.
И Джим, этот маленький чернокожий святой в соломенной шляпе-канотье, в полосатом пиджаке с широкими плечами, в нелепых штанах и светло-желтых туфлях юркнул за дверь.
Гэс снова улегся на койке, выключил свет и, несмотря на грохочущую музыку, время от времени раздающиеся аплодисменты, повизгивание женщин, хриплые выкрики и смех мужчин, заснул. Ему снилось, что он снова едет в товарном вагоне: поезд мчится к темному тоннелю, а машинист свистком паровоза наигрывает мелодию “Больница Святого Иакова”.
— Да, сэр, мистер Фитцджеральд. — Гэс посмотрел прямо в глаза седовласому мужчине. Глаза были цвета вороненой стали; мужчина был одет в добротный серый костюм.
— Тебя еще не пробовали в деле, — сказал мистер Фитцджеральд, играя стаканом с золотистым виски. — Мы не знаем, как ты себя поведешь в сложной ситуации. Если б ты рос на улице, в городе, мы бы знали твои возможности, и ты бы их знал. Но ты рос у черта на куличках, на ферме, что с тебя возьмешь?
— Я готов учиться, чему требуется.
— Иными словами, ты просишь, чтобы я укрыл у себя человека, которого разыскивает полиция.
Гэс подумал немного, потом сказал:
— Я умею быть верным.
— Верным? Знаешь ли ты, что некоторые остаются верными, если понадобится, даже на электрическом стуле? — спросил грузный ирландец. — Я знавал отличных людей, которых всякие газетки называли дикими зверями, кровожадными каннибалами и все в таком же духе. Но эти люди не выдали никого из тех, кому были верны. Здесь любой уличный пацан знает, что означает верность.
— Ну, решать, конечно, вам, — сказал Гэс. — Могу только сказать, что на меня вы можете положиться.
Фитцджеральд повернулся к Джиму:
— А ты что думаешь?
— Я все того же мнения, — ответил негр. — Ну, конечно, он еще совсем необкатанный, но, в общем, в норме.
Фитцджеральд снова перевел взгляд своих непроницаемых глаз на Гэса.
— Ну что ж, рискнем. Ты будешь стоять на двери, на страховке, будешь помогать Джиму, Гляди в оба. Не столько легавых высматривай, сколько ребят Мики Зирпа.
— Так точно, сэр, — сказал Гэс. — Буду стараться изо всех сил.
Фитцджеральд пристально посмотрел на Гэса; их разделяло пространство стола, покрытого белой скатертью.
— Пока не испробуешь человека в деле, судить о нем рано. Но, по крайней мере, я вполне уверен, что ты не одна из этих крыс, которых нам время от времени подсылает Мики. — Фитцджеральд позволил ледяной улыбке появиться у него на лице. — Ты можешь отказаться в любое время.
Фитцджеральд засунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил стодолларовую бумажку.
— Это тебе на новую одежду...
Потом полез в другой карман, и на этот раз в руке у него оказался тяжелый короткоствольный “кольт”. Он положил пистолет на стол и подтолкнул его вслед за стодолларовой бумажкой.
— Стрелять только в том случае, если кто-нибудь будет пытаться насильно захватить клуб. Вот все, что я требую. А ты, Джим, подскажешь ему, когда стрелять.
— Так точно, сэр, — сказал Джим.
Фитцджеральд одним залпом допил виски и резко встал.
— Ситуация довольно критическая, все может решить пустяк. Если они не будут соваться на эту сторону реки, никакого кровопролития не будет.
Фитцджеральд взял свой портфель и ушел, не попрощавшись. Джим посмотрел вслед грузному ирландцу в дорогом костюме и котелке и покачал головой, словно хотел сказать: так дела не делаются.
— Я ничего не понимаю, — сказал Гэс в отчаянии. — Тебе придется мне объяснить, что и как.
— Сухой закон, Гэс, запрет изготовлять и продавать спиртное. — Негр улыбнулся. — Это просто противоестественный закон. А что делать простым людям, которым хочется выпить? Приходится придумывать что-то, чтоб закон этот обойти. Каждый должен найти себе место. Легавый должен понять, зачем он, сколько ему нужно денежек, чтобы заткнуть глотку своей совести. А такие отчаянные и крепкие ребята, как мистер Фитцджеральд и Мики Зирп, должны сообразить, как им без драки лучше всего разрезать и поделить пирог. А мистеру Пендергасту нужно вычислить тех ребят в правительстве, кому можно дать взятку — так, чтоб гайки немножко отпустили.
