Дмитрий Черкасов - Точка росы
Как говорится, на войне как на войне...
На всякий случай Виктор Петрович велел Кире утром позвонить в милицию и сказать, что обозналась.
II
Когда дежурный электрик устранил последствия короткого замыкания, группа Кляксы собралась в комнате инструктажа. Морзик выглядел несколько смущенным.
— Я думал — там два провода, а там три... — оправдывался он.
— Вы, голубчик, пустили фазу на заземление, — смеялся Лерман, очищая перочинным ножиком обгоревший штепсель. — Вас могло ударить током!
— А он бы блок поставил! — давился смехом Ролик. — У него реакция хорошая!
— Хватит балаганить, — устало вздохнул Зимородок, закрепив в стене потемневшую крышку розетки. — Видик работает, Киру ждать не будем. Она там еще долго провозится. Начинайте, Борис Моисеевич.
— Эта кассета, конечно, не такая увлекательная, как та, про которую Михаил рассказал милиционеру. Но все же взгляните на нее внимательно. Вот так выглядит процесс хищения государственных и коммерческих секретов. В обнаженной натуре, так сказать. В полный рост.
В комнате воцарилась тишина, нарушаемая дыханием разведчиков и скрипом старых стульев. Мебель “кукушки” оставляла желать лучшего.
На экране появилось изображение Тимура Дербенева в странном ракурсе — сверху вниз и несколько наискось. Дербенев склонился над толстой пачкой бумаг, вдумчиво изучая текст, отгибая непослушные толстые страницы с лиловыми штемпелями грифа и время от времени проводя по ним сверху вниз простенькой синей шариковой авторучкой плашмя, точно разглаживая листы.
— Что он делает? — спросил Ролик с любопытством. — А нельзя тут музычку в сопровождение?
— Ничего хорошего, юный друг. Это он сканирует текст. Наши ребята полагают, что в авторучку встроен сканер. Видите — он держит ее строго параллельно строкам текста и ведет с равномерной скоростью вниз... Дальше нужно только подключиться к сотовому телефону с выходом в Интернет — и вся информация будет сброшена потребителю. Десять лет назад об этом можно было только мечтать...
Шестеро мужчин и молодая женщина смотрели на экран.
Скривившись, Ролик мстительно сказал:
— Хлипкий думает, что зашибет деньгу, а мы ему всю малину обломаем! Торчок полный!
Людочка-Пушок проговорила:
— Он плохо выглядит... Какой-то больной весь...
Она была серьезна, задумчива и куталась в теплую пуховую кофту.
Клякса был озабочен другим:
— Кто камеру так криво поставил? Не могли выровнять? Теперь хоть голову набок поворачивай!
А Лехельт, выпятив губы, спародировал вальяжный баритон модного питерского адвоката:
— Содержание видеозаписи, представленное обвинением, не свидетельствует о противоправных действиях моего подзащитного! — И добавил уже нормальным голосом: — Чтобы использовать этот материал в суде, надо добыть авторучку со всем содержимым.
Морзик, обескураженный неудачей с чайником, помалкивал, восстанавливая чувство самоуважения.
Старый, бросив беглый взгляд на экран, отодвинул угол темной шторы и поглядел в окно.
А за окном, за давно не мытыми стеклами, так же беззвучно и наискось, как кадры оперативной съемки, падал белый пушистый снег...
— Как же вы допустили, чтобы он секретные сведения передавал у вас на глазах? — возмутился Ролик после просмотра. — Значит, технология коронида украдена?!
Опер Лерман хитро улыбнулся, лицо его при этом покрылось меленькой сеточкой морщин — точно стекло потрескалось.
— Это деза, наверняка, — уверенно сказал Зимородок. — Не волнуйся. Небось всю ночь лепили книжку?
— Книжка настоящая, — ответил Борис Моисеевич. — Только пару листов заменили. Эти государственные секреты такая забавная вещь, знаете ли... Иногда их сохранение крайне важно, а иногда — вредит делу.
— Первый раз слышу, чтобы хранение секретов вредило делу, — заинтересовался Лехельт. — Всегда говорят, что болтун — находка для шпиона!
Разведчики оживились в предвкушении истории, на которые Лерман был большой мастак.
— Примеров тому, как секретность вредит делу, легион, дети мои, — начал Лерман, устраиваясь поудобнее, точно петух на насесте, — У нас в военно-промышленном комплексе каждая хорошая разработка создавалась на разных заводах по нескольку раз — из-за секретности. Но я вам расскажу, как однажды нежелание открывать государственную тайну едва не сорвало международные переговоры по ограничению стратегических вооружений. ОСВ-1 они назывались. Я тогда входил в делегацию от нашего управления... как раз следил за соблюдением режима секретности. Так вот, политики в общем и целом договорились, наш генеральный секретарь облобызал ихнего американского президента — и осталась техническая сторона вопроса: сколько ракет сокращать, где и как. Чтобы подготовить документ, нас вывезли на закрытую виллу, за город, а руководство осматривало достопримечательности и делало многообещающие заявления прессе.
Все было бы ничего, но для того, чтобы начать договариваться, надо было признаться друг другу, сколько у тебя ракет, каких, и где они расположены. Это, голубчики, прямое разглашение сведений особой важности. Расстрельная статья, между прочим. Зам. главы МИДа смотрит на меня, но я только пожимаю плечами: кто я такой, чтобы давать добро на подобную акцию? Потом опять скажут, что евреи продали Россию. Тогда они запрашивают Москву. Там замешательство и паралич. Московские евреи тоже на это не идут. Не сходятся в цене. Сверху удивленно интересуются, когда будет готов документ? Достопримечательности на исходе!
Лерман потер сухими пальцами лоб, с удовольствием предаваясь воспоминаниям. Внимание молодежи радовало его, как любого пожилого человека.
— Я смотрю — у американцев такая же чехарда. Мой коллега, подполковник ЦРУ Джереми Хайц, смотрит на меня волком и уже не вспоминает в баре об общих национальных корнях. Янки упираются и первыми открывать свои государственные секреты ни в какую не хотят: вдруг эти загадочные русские поблагодарят и откланяются? Сидим до посинения в душной комнате для секретных переговоров, торгуемся день, другой, третий... А сверху давят! По второму кругу осматривать местность пошли! От кока-колы изжога, пива хочется и жареной картошки. Никогда раньше столько времени не торговался!
Ну, руководители делегации в отчаянии. Ситуация тупиковая — никто не хочет брать на себя ответственность. И тут ночью мне под жужжание кондишена приходит гениальное решение! Бегу прямо в трусах к шефу. Секьюрити ошалело косится на меня и будит его. Он с первого раза не понял, а когда понял — чуть не расцеловал. Наутро поспешаем в чертову комнату, вызываем всю американскую сторону, и наш Даниил Самуилович говорит: “Господа! Давайте я расскажу вам, что есть у вас. А потом вы нам расскажете, что есть у нас. А после этого честно скажем друг другу, правильно это или нет!”
Разведчики покачали головами. Борис Моисеевич горделиво выпрямился.
— Мудреный ход, — сказал Андрей Лехельт. — А что — это разве не секретные сведения?
— Совершенно секретные, потому что раскрывают источники информации. Но все же не “ОВ”.
— Ну и как? — полюбопытствовал Ролик, качаясь на стуле и позабыв предупреждения Кляксы. — Совпало?
— Специалисты говорили — на девяносто процентов. Мы все знали про них, а они про нас. Ракетная установка не авторучка, в карман не спрячешь. Вот так-то... м-да...
Лерман еще несколько секунд смотрел прямо перед собой невидящим взглядом. Потом, возвращаясь из прошлого, сказал другим, сухим и строгим голосом, как бы отдаляясь от присутствующих:
— А теперь перейдем к делам насущным. Ибо все прошлые победы перечеркивает одно поражение. Группа Визиря эти дни тянула Дербенева плотненько. Он очень напуган, нервничает, хвост за собой чует — но вычислить не может. Были, конечно, паузы, но, по нашему мнению, непреднамеренные. Сам Дербенев их не создавал. Кроме одной, вот этой...
Лерман достал из старенького кейса еще одну кассету, осторожно сдул с нее крошки печенья. Видеоматериалы опера получали под роспись на “кукушках” ОПС.
— Здесь зафиксировано, как он посещает один публичный дом. Заведение средней руки, но он человек прижимистый. Пробыл там полтора часа. Вот сотрудник Визиря идет за ним... видите? Ему удалось выяснить, с какой девушкой уединился Дербенев.
— Он заглядывал во все двери? — спросил Ролик, облизываясь.
— Нет, он выбирал снимки девушек, пока ему не сказали, что одна только что была занята. Вот ее фотография.
— О-о-о... — застонал стажер. — Пустите меня к ней!
— Ролик, перестань! — скомандовал Клякса. — Смотри на это как на работу, иначе отстраню.
— Я именно так и смотрю, товарищ начальник!
— Тихо, ребята, — поморщился Лерман. — Что вы — голой задницы не видали? Пардон, Людочка.
— Такой не видал... — прошептал Ролик Морзику.
