Роберт Тайн - Красная жара
Лицо Кэт потемнело от злости:
— Иди на хрен. Если есть за что меня арестовывать, так арестуйте. Но я не собираюсь выслушивать этого дерьма, — она двинулась из комнаты прочь, направляясь в студию. Данко схватил её за руку.
— Отпусти, паршивая русская сволочь, — она попыталась освободиться от его хватки, но Данко держал крепко. Он не собирается бить её, но пока он её держит, она никуда не выйдет. Данко посмотрел ей в глаза; было что-то в его взгляде такое, отчего она сообразила, что он не ударит её. Она перестала вырываться.
— Так чего же вы от меня хотите? — спросила она жалобно. Играть роль возмущённой дамы не стоило.
— Что вы забрали Виктору из гостиницы? Это очень важно. Могут пострадать многие люди, — он отпустил её руку.
Кэт Манзетти потрогала то место, за которое он ухватил её. Ридзик не верил своим глазам. Данко, тот самый парень, который сломал Стрику два пальца, словно это были хлебные палочки и играючи уложил на месте Бритоголового, теперь превратился в воплощение учтивости.
— Слушайте, — медленно сказала Кэт, — я не хочу никаких проблем. Виктор просил меня прийти в «Гарвин» и снять его давний номер. И рассказал, где искать.
— И что же вы нашли? Кэт пожала плечами:
— Паспорт и половину стодолларовой бумажки. Данко кивнул. Абдул Элиджа упоминал про половину банкнота. И тогда, говорил он, они смогут заняться общим делом.
Конечно, Ридзик ничего об этом не знал. Его больше интересовал паспорт. Если Роста его раздобудет, то он сможет удрать из страны и станет недосягаем для чикагской полиции.
— Фальшивый паспорт? — спросил Ридзик.
— Паспорт настоящий, — сказал Данко. — Имя фальшивое.
— Вам это лучше известно, чем мне, — ответила Кэт. — Я туда не заглядывала.
— И что вы с ним сделали?
— Передала его одному другу Виктора.
— Кому? — допытывался Ридзик.
— Не знаю его имени.
— Весьма удобно.
— Но это правда.
Ридзик раздражённо нахмурился:
— Дерьмо все это, мадам. Не мелите чепухи. Где он? На резкость и Кэт будет отвечать тем же. Смущённая, слегка испуганная минутой раньше женщина снова исчезла:
— Говорю же, что не знаю!
— А его телефонный номер? — Ридзик подошёл ближе, продолжая нажимать на неё.
— Потеряла.
— Виктор очень гадкий парнишка. Она загасила окурок:
— Правда?
— Из-за него погиб полицейский.
— Я про это ничего не знала, — ответила она таким тоном, словно собиралась сказать: «Плевать мне на это». Но она знала. Она знала Виктора Росту и понимала, что он способен на большее, нежели просто убить фараона. И происходящее становилось ей все больше не по душе.
Ридзик окончательно разозлился:
— Послушайте, сударыня, если мы и дальше так пойдём, то могу вас уверить, что когда Виктор сядет, то вы отправитесь вслед за ним.
Кэт обратила к нему свои карие глаза и широко растворила их, изобразив на своём лице притворную невинность и страх:
— О, большой сильный полицейский хочет запугать меня, чтобы я помогла?
— Я просто хочу понять, какого хрена вы помогаете этому паршивому…
— Он мой муж, — ответила она кратко. Потом повернулась на каблуках и вышла в студию, где перестала играть музыка.
— Муж?! — повторил Ридзик. Он почувствовал, как подскочило его давление. — Вот я отправлю сейчас эту суку за решётку, тогда посмотрим, как она у нас повоет, — и Ридзик двинулся за ней.
Данко встал у него на пути:
— Мы должны использовать её.
— Какого черта! Мы её и используем, но только в комнате для допросов на участке. Вот где мы её используем.
Но Данко думал на несколько ходов вперёд, как шахматный игрок:
— Если она останется на свободе, она выведет нас на Виктора. А сейчас я уверен, что она не знает, где он, — и Данко сделал то, что никак не вязалось с его, Данко, обликом. Он положил руку на плечо Ридзика. — Пожалуйста, — сказал он, — поверьте мне.
По дороге обратно к автомобилю Данко поделился и ещё кое-какой информацией. Он понимал, почему Виктор женился на этой девушке:
— Ради визы в Соединённые Штаты. В Советском Союзе гораздо легче выехать из страны, если ты женат на иностранке. Но она нас на него выведет, я в этом уверен. Или он сам придёт ко мне.
— Придёт к вам? А мне казалось, что вы последний человек изо всех, с кем он пожелал бы встречаться.
— Возможно.
Ридзик прищурился и долгим взглядом посмотрел на Данко:
— Знаете, у меня начинает складываться такое впечатление, что есть тут что-то побольше, чем просто исполнение капитаном Данко своего долга перед Родиной. Признайтесь, товарищ, ведь есть же что-то личное между вами обоими, разве не правда? Роста, может, хочет достать наркотики, но и вас он тоже хочет достать, верно? А вы хотите остановить наркотики, но больше всего хотите Росту.
Данко кивнул:
— Ну?
— Полгода назад я подстрелил его братца. В Москве.
— Убили? — простому ранению Ридзик особого значения не придал бы.
— Да.
— Что ж, неплохо. Так и следует. — Это была лучшая весть изо всех, что он услышал за день.
— Спасибо, — Данко сделал ещё несколько шагов к автомобилю, потом остановился. — А он убил моего напарника, — закончил он тихо.
Ридзик покачал головой. Русские, американцы — не все ли равно. Сыщики есть сыщики, и когда убивают партнёра одного из них — это одинаково паршиво, независимо от того, по какую сторону границы это происходит.
— Мне очень жаль слышать это, правда.
— Спасибо.
— Так что, Данко, у нас, получается, есть в результате что-то общее. Виктор ведь убил и моего партнёра. А это значит, что мы оба хотим схватить его за задницу.
Данко кивнул:
— Эта девчонка выведет нас на него.
Ридзик поднял голову и посмотрел на окна танцевальной студии. Музыка затихла и в некоторых окнах погас свет. Несколько из занимавшихся девушек спустились по лестнице и смешались с уличной толпой. Похоже, что им обеим придётся нынче ночью заняться слежкой. Ридзик перевёл взгляд на расположенную на противоположной стороне закусочную:
— Хороший детектив никогда не бывает мокрым и голодным. Дождя вроде не заметно, но я бы чего-нибудь перекусил. А пока мы здесь, то можно и прикупить кой-какой еды.
Данко еда не слишком интересовала.
Ридзик показал на закусочную:
— Там всегда можно найти четыре главных продукта питания: гамбургеры, жареную картошку, кофе и пончики.
— Пончики?
— Они вам понравятся. Увидимся в машине, — и Ридзик направился на противоположную сторону улицы.
— Погодите, — позвал Данко.
— Только не просите двойной порции майонеза, или без лука, или порцию борща.
— Дайте мне ключ от автомобиля.
— Он не заперт.
Данко посмотрел на окна танцзала:
— На случай, если она выйдет.
— Вам нельзя водить этот автомобиль. Таковы правила. Если что случится, если ещё, чего доброго, налетите на законопослушного гражданина или его машину, Данко, то мне придётся до самого гроба потом заниматься канцелярской работой. Оставьте это.
— Если она возьмёт такси, — терпеливо объяснял Данко, — то не уверен, что я смогу бегом преследовать его.
Данко смотрел на него. И чего он не послушался своего старика и не стал бухгалтером?
— А вы бы попытались?
— Да.
— Ох, едрена мать, — он бросил ключи русскому, моля судьбу, чтобы Манзетти удосужилась остаться в помещении достаточно времени для того, чтобы закусочная успела снабдить его парой чизбургеров.
Данко уселся за руль и воткнул ключ зажигания. Он осмотрел приборы на панели. Автомобили есть автомобили. Так что он не думал, что вести этот «шевроле» сложнее, чем советские «Жигули». Из нагрудного кармана он вытащил свой ключ и дешёвую стальную шариковую ручку. Покопавшись среди мусора, разбросанного по полу автомобиля, он нашёл мятую салфетку и аккуратно переписал фабричный номер ключа. Проделав это, он повернул глаза к выходу из танцевальной студии и больше уже не отводил от него взгляда.
По крайней мере, до тех пор, пока не услышал голос, рычащий что-то в окошко. А оттуда пылал ему навстречу гневным взглядом объёмистый мужик — чей объём происходил, скорее от количества жира, нежели от размера мышц — физиономию которого украшала трехдневная щетина. В одной мясистой руке он сжимал бутылку пива, а в другой — бейсбольную биту. Облик его не выражал радости. Данко взглянул на мужика и обнаружил, что одет тот в безрукавку с крупной надписью «Чикагские Медведи» на груди. Возможно, что «Чикагские Медведи» — тоже какая-нибудь местная банда, вроде Бритоголовых, решил Данко. Мужик отхлебнул изрядный глоток из бутылки, рыгнул и уложил свою жирную лапу на край окна.
— Эй, ты, засранец, тут тебе нельзя ставить машину, — оглядев костюмчик Данко, болельщик «Медведей» решил, что это один из тех миссионеров — Свидетелей Иеговы или Мормонов — от которых, по причине их любви к Христу, можно не опасаться неприятностей.
Данко удивился:
— Почему нельзя?
