Александр Ольбик - Промах киллера
— Кто к нему чаще всего приходит на свиданку?
— Зачем кому-то к нему приходить? Для этого у него есть мобильник, а внутри хватает шестерок, которые готовы хоть зад вытирать.
— Как, на твой взгляд, Рэм — парень красивый?
Сухарь с удивленной миной стал размышлять.
— Ничего не скажешь, папа не пальцем делал… И нахален до предела, таких наглецов я за все годы службы не встречал.
— Передай, Сухарик, Заварзину буквально следующее: Стрелок, мол, хотел мира, и если этого не случилось, то не по его вине…
— Этого я говорить не стану, не мое дело.
— Хорошо, скажи короче: Стрелок даст ответ после того, как ознакомится с этим литературным произведением.
— На это согласен. Он напирал на то, что тебе эту книгу надо прочитать. Вроде в ней разгадка какой-то вашей проблемы.
Вернувшись в Майори и приняв душ, я тут же начал читать «Саван для свидетелей». Двести тридцать две страницы текста я проглотил с таким вниманием, с каким, наверное, ревнивый муж не листает записной книжки своей жены.
Сюжет прост до банальности. В бассейне убивают знаменитую и, разумеется, очень красивую актрису. Расправляются также с ее прислугой и охраной. Семь трупов — выстрелы в упор. Но так случилось, что во время налета на виллу этой актрисы пришла какая-то девица, которая и стала невольным свидетелем расправы. Банда пошла по ее следу, и один из боевиков в процессе слежки влюбился в эту девицу. Теперь уже идет охота за ними. Полиция прячет парочку в практически недоступном месте, и все же парня убивают, когда тот принимает ванну, хоть и охраняют его трое полицейских, а девицу настигают аж на одиннадцатом этаже гостиницы, где она тоже была под защитой взвода полицейских. Совершает все это бывший циркач, дохлый, как вобла, и низкорослый, как пони. Мораль сей басни такова: если свидетели опасны, их убирают, даже если придется пролезть через игольное ушко.
Я долго лежал на кровати, невольно размышляя о триллере, его странных и чем-то симпатичных персонажах. Уже поздно ночью я принял решение, которое и станет моим ответом Заварзину…
Утром поехал в Слоку и возле универмага «Лиедагс», на книжном развале, купил того же Чейза и тоже с символическим названием «Ты сам на это напрашиваешься». Это будет моим ответным презентом Заварзину. Я не стал ее читать, а лишь заехал в Дубулты, в магазин, где книгу красиво упаковали и перевязали розовой ленточкой. Хотя я знал, что это напрасный труд — в СИЗО, куда я хотел ее переправить, все равно обертку раскурочат…
…К следственному изолятору я не поехал, а припарковался в 200— 250 метрах от него.
На КПП пошел пешком и, переговорив с дежурным, отправился на сортировку посылок. За два доллара один молодой контролер пообещал отдать мой подарок Заварзину. Как я и думал, обертка с ленточкой полетела в мусорный ящик и после тщательного обследования книга отправилась по назначению.
Вечером снова позвонил Сухареву, но тот под разными предлогами избегал встречи со мной. Его уловки так надоели, что я, обложив матом, сказал открытым текстом, чтобы он сказал Заварзину, что уже я передал свой ответ. После тягостного молчания Сухарев наконец проклюнулся:
— Что ты, Стрелок, опять надумал?
— Узнаешь из газет. И не дрожи, твое дело десятое, ты всегда в стороне.
— Ага, в стороне от дороги с простреленным затылком. Это, по-вашему, быть в стороне…
В тот же вечер я наведался в бомбоубежище, где из тайника взял то, что может дать весьма определенный ответ Заварзину. Это были «таблетки», напоминавшие с виду хоккейные шайбы. При взрыве одна такая штучка выделяет столько энергии, которой вполне хватило бы для освещения целого квартала в течение часа. Такими таблетками в Никарагуа мы минировали тайные склады так называемых повстанцев, подымая их в воздух.
Там же в бункере прихватил с собой дистанционное устройство — несложный и достаточно компактный агрегатик. Винчестер в разобранном виде уложил в спортивную сумку. И уже в который раз за последние дни поменял на своем «ниссане» номерные знаки.
Прежде чем направиться на основной «объект», поехал на правый берег Даугавы, где на набережной, напротив телевышки, стояло несколько заварзинских бензовозов, о которых говорила Велта.
Я насчитал шесть цистерн, поставленных на шасси КамАЗов. В кабинах никого не было, или я плохо смотрел.
Поставив машину в ближайшем переулке, я вернулся с сумкой на набережную. Я поднимался на ступеньку и заглядывал в кабины бензовозов — все они были на замке и казались брошенными. Однако в четвертом обнаружил спящего водителя. Я постучал в окно и, когда мужик опустил стекло, чтобы узнать, что же от него хотят, я велел ему убираться. Я увидел, как тот взял в руку какой-то предмет, и ждал, какую глупость он еще выкинет. Однако, судя по дальнейшему течению событий, дурака свалял я. Парень неуловимым движением руки сунул мне под нос трехствольный обрез. От неожиданности я чуть со ступеньки не сверзился.
— Убери, дубина, свою «катюшу», — сказал я этому бдительному сторожу и в свою очередь выставил свой контраргумент в виде пистолета Марголина.
Но парень имел явное преимущество: легкий нажим на курок — и от моей башки осталось бы мокрое место. Однако он только спросил:
— Если я тебе лично что-то должен, говори открытым текстом…
— Ищу здесь одного придурка, который обещал из Литвы привезти горючку.
— Мы не оттуда, — парень не терял бдительности, но взял на полтона ниже.
— Вижу — не оттуда, — я спрыгнул со ступеньки и, подхватив оставленную на земле сумку, отвалил от греха подальше. В конце концов эти цистерны погоды не делали, сожги я их хоть трижды, Заварзина этим не доканаешь.
Я вернулся к своей машине и поехал в сторону Московского моста.
Я знал, где находится красавица-бензоколонка Рэма — последнее слово техники, построенная совместно с датской фирмой «Астор».
Если верить газетам, Заварзин вместе с датчанином Ларсеном угробил на этот чудо-сервис более двух с половиной миллионов долларов.
Станция стояла на оживленной магистральной развязке, где много направлений и разнокалиберного транспорта. Поблизости аэропорт, где постоянно крутится десятка два таксистов. Тот, кто осуществлял проект, неплохо знал местный рынок и не без оснований рассчитывал на стабильную прибыль.
Я сделал две ездки по виадуку, чтобы с верхотуры лучше рассмотреть расположение заправочных колонок и служебных помещений.
Свет горел только в одном из них, где, видимо, находились диспетчеры и кассир.
Оставив машину на стоянке в аэропорту, я пешком отправился вниз, неся в руках чехол с «удочками» и спортивную сумку.
Время было позднее, я шел редким ельником, и вскоре открылось море огней и красные звездочки отъезжающих и подъезжающих машин. Движение было вялое, что вселяло надежду на успех.
Я не стал зря терять время: пройдя по периметру заправочной станции, засек все три телекамеры. Одна висела над бензоколонками, вторая держала в поле зрения светящиеся окна кассы и третья — над воротами, куда обычно въезжают автоцистерны с горючим. Через эти ворота и текло сюда российское «черное золото», круглые сутки превращаясь в деньги.
Голубой «опель» отъехал, и вскоре к четвертой колонке присосался КамАЗ. Он стоял долго, наполняя оба бака — основной и запасной.
Я поднялся на взгорок и выбрал позицию у елочки-подростка, стоящей среди десятка своих сверстниц. Наладил винчестер, из сумки извлек две обоймы патронов с разрывными пулями. Телекамеры вполне могли упаковать в бронекорпуса.
Первой стала камера, которая караулила въезд на территорию станции. Несколько минут через оптику я изучал цель, прилаживаясь локтем к опорной точке. Все было видно как на ладони. По очереди я мысленно пристрелялся к каждой из трех мишеней. Затем я отложил в сторону винчестер и взялся за дистанционное устройство. Я установил расстояние в пятьдесят метров. Достал три «шайбы» и в центр каждой из них вложил крохотный элемент, реагирующий на электроимпульс. Я положил их снова в карман и взял в руки кара бин.
Все делалось автоматически, руки занимались своим делом, уши внимали каждому шороху. Глаза цепко держали в поле зрения станцию и редкие въезжающие на ее территорию машины.
Неожиданно я услышал свистящий шум реактивных двигателей. Он исходил откуда-то с неба, и я понял: на посадку заходит очередной самолет.
Я выждал минуту, и когда его огни показались над темной кромкой леса, а шум накрыл все пространство, я начал стрелять. В каждую цель — по две пули.
Я видел, как на металлической рубашке телекамеры появились крохотные норки от пуль, однако не слышал звона разбитого стекла — расстояние и рев двигателей над головой все поглощали. И лишь из третьей камеры, висевшей над бензоколонками, что-то вывалилось, блеснуло и откатилось в сторону.
Теперь мне нужно было вырубить прожектора. Это была целая гроздь из галогенных ламп на высокой мачте. Они мешали, и я, щурясь от их нестерпимо яркого света, открыл беглый огонь. Каких-то десять или двенадцать секунд ушло на то, чтобы на месте торжества света воцарилась непроглядная темень.
