Андрей Левин - Желтый дракон ЦЗЯО
«За каким чертом я согласился на сегодняшний ужин? — в сердцах подумал Красный Жезл. — Литературное общество вряд ли меня заинтересует, а выяснить, что этот Гун не имеет к нему никакого отношения, я мог бы и у себя».
Интуиция подсказывала, что от Гуна нужно ждать каких-то неприятностей. Уж слишком наигранным было его восхищение спектаклем и совсем непонятным предложение отужинать вместе. Что общего могут иметь какое-то литературное общество и уличная опера? Впрочем, не имеет значения, с какой целью этот кретин захотел встретиться с ним, Красным Жезлом. Если он сделает какое-то выгодное предложение, можно будет подумать. А если?.. Красный Жезл выругал себя за дурацкие мысли. Что-то он в последнее время стал слишком нервным. Нет, он недосягаем для Белого Бумажного Веера. Впрочем, после того, как тот пронюхал о Сунгае, от него можно ждать всего, что угодно.
Машина свернула налево. Красный Жезл лениво открыл глаза и посмотрел на часы. До встречи с Гуном оставалось еще двадцать пять минут. Мысли о Белом Бумажном Веере сильно подогрели его, и теперь требовалась разрядка.
— Притормози здесь, — сказал он, когда машина поравнялась с отелем «Тионг Хоа».
«Тойота» с ходу ловко нырнула в узкий коридор из разноцветных легковушек и замерла у входа. К ней тут же подскочил, чтобы открыть дверь, здоровенный швейцар-индус в черном балахоне по щиколотки, усыпанном медными бляшками, в блестящих черных сапогах и медном шлеме. В своем одеянии он напоминал нечто среднее между тевтонским рыцарем и пожарником. Красный Жезл равнодушно скользнул по нему взглядом — редкий отель в городе не имел экстравагантно одетого швейцара — и вышел из машины. Он швырнул через плечо двадцатицентовую монету, которую пожарник-рыцарь подхватил на-лету, и направился к входу. Высокие стеклянные двери бесшумно раздвинулись, пропуская Красного Жезла, и снова сомкнулись.
Он повернул направо и вошел в один из небольших, но дорогих магазинчиков, расположенных по периметру просторного, наполненного ярким светом бесчисленных ламп холла.
Посетителей внутри не было. Дверь задела висевший у самого потолка колокольчик. Он легко звякнул, и из-за витрины с ворохом цветастых платьев поспешно выкатился толстенький хозяин-китаец. Его сощуренные маслянистые глазки и два ряда выставленных для обозрения неровных желтоватых зубов должны были означать одновременно и приветливую улыбку и страстную любовь к потенциальному покупателю. Еще не видя вошедшего, он уже открыл рот, чтобы самым любезным тоном справиться о здоровье посетителя, на которое ему, впрочем, было наплевать, но, глотнув порцию воздуха, лишь шлепнул жирными губами.
Маска радушия мгновенно соскользнула с лица хозяина магазина. Теперь его физиономия выражала растерянность. Он попятился за витрину, а Красный Жезл с каменным лицом неторопливо двигался за ним. Почувствовав спиной стену, торговец вздрогнул и сделал движение назад, словно хотел в нее втиснуться, потом стал медленно поднимать руки для защиты. Красный Жезл сделал еще несколько шагов, резко взмахнул рукой и ребром ладони ударил его по переносице. Торговец вскрикнул и схватился обеими руками за лицо. Сквозь его пальцы потекла тонкая струйка крови.
Из задней комнаты показалось испуганное лицо пожилой полной китаянки. Увидев, что происходит в салоне, она с неожиданной резвостью подскочила к входной двери, перевернула на ней табличку, означавшую, что магазин закрыт, и так же проворно юркнула обратно. Красный Жезл даже не посмотрел в ее сторону.
— Ты забыл, в какой день должен отдавать деньги моим людям? — негромко осведомился он у хозяина.
— Вчера я не… — начал толстяк, не отнимая рук от лица.
Он не договорил. Красный Жезл сделал короткое движение ногой. Носок его ботинка на мгновение прилип к коленке торговца.
— О-о-ы-ы, — взвыл тот и рухнул на пол.
Красный Жезл молча повернулся и направился к выходу. У дверей он задержался и, не глядя на валявшегося на полу охающего китайца, отчеканил:
— Еще одно мое появление здесь обойдется тебе очень дорого.
3
Кондиционеры мягко жужжали и заполняли помещение прохладой, особенно приятной после уличной жары. Красный Жезл мельком оглядел зал: Тан усадил Гуна там, где нужно. Тот развалился за столиком у эстрады и приветливо махал Красному Жезлу рукой.
— Надеюсь, вас не очень утомило выступление? — вежливо осведомился молодой человек, когда Красный Жезл сел рядом.
— Нет, — небрежно бросил он. — Я привык.
Два официанта с подносами уже летели к их столику.
— Прошу вас, господин. — Один из них, услужливо изогнувшись, подал Красному Жезлу тарелку с целлофановым пакетиком, в котором была герметически запечатана махровая салфетка.
Красный Жезл взял пакет и с размаху стукнул им по ладони левой руки. Раздался хлопок. Он вынул влажную, почти горячую салфетку, благоухающую жасмином, вытер лицо, руки и небрежно уронил ее обратно на тарелку.
— К сожалению, я забыл поинтересоваться вашими привязанностями в еде, — улыбаясь, произнес Гун, — и заказал на свой вкус несколько кантонских блюд.
— Здесь их готовят великолепно, — безразличным тоном отозвался Красный Жезл.
— Вы ничего не имеете против маотая?[8] Или…
— На ваше усмотрение, — нетерпеливо перебил его Красный Жезл. — Я, откровенно говоря, не большой любитель крепких напитков.
— Пожалуйста, маодай и вино, которое у вас здесь считается лучшим, — обратился Гун к официанту.
Тот согнулся пополам и в таком положении удалился. Молодой человек повернулся к Красному Жезлу.
— Позвольте еще раз выразить вам признательность за доставленное мне удовольствие.
Красный Жезл молча наклонил голову.
— В «Речных заводях»[9] сто двадцать глав. Надеюсь, вы не все включили в ваше сегодняшнее выступление, — пошутил Гун. — К сожалению, я опоздал к началу спектакля.
— Нет. — усмехнулся Красный Жезл, — это было бы слишком скучно. — Он внимательно посмотрел на собеседника. — А вы неплохо знаете классику.
— Я окончил Наньянский университет, — не без гордости сообщил тот, — отделение древней и средневековой литературы.
«Значит, я ошибся, — подумал Красный Жезл. — Это просто восторженный и самовлюбленный идиот из литературного общества. Да, что-то у меня нервы разболтались. Интересно, какого черта ему нужно? Хочет пригласить меня выступать у них? Но не могу же я быть одновременно членом двух обществ!» Последняя мысль развеселила Красного Жезла, и он даже пожалел, что не может поделиться ею с собеседником.
— Не сочтите меня невежливым, господин Фонг, — снова заговорил Гун, — но… нужна ли эта слезливость в конце? Тем более что последние три фразы в финале и стихотворение не имеют никакого отношения к «Речным заводям». Стихи ведь из «Ши цзина», если мне не изменяет память.
— Какая разница — «Ши цзин»,[10]«Речные заводи»? — поморщился Красный Жезл. — Что нужно глупой, сентиментальной толпе? Поглазеть на пестрые тряпки, в которых ходили их предки. Послушать лязг мечей. А несколько всхлипов под занавес приводят ее в совершеннейший экстаз. Вы же сами видели, как они бесились от восторга!
Гун ничего не ответил. Они съели по небольшому кусочку черепахи. Подошедший официант наполнил бокалы.
— Судя по вашей реплике о разгроме войск Ляо, — сказал Гун, пригубив маодай, — вы придерживаетесь того мнения, что рассказ о походе на Ляо входил в первоначальный вариант романа?
Красный Жезл мысленно послал собеседника ко всем чертям. Не хватало еще тут развести целую дискуссию о том, как писались «Речные заводи». В конце концов какое ему дело до средневековых свар? И почему он должен выслушивать всю эту глупую и нудную болтовню?
— А вы полагаете, что это не так? — ответил вопросом на вопрос Красный Жезл, пытаясь скрыть свою неосведомленность.
Его раздражал этот разговор. Прыткому выпускнику Наньянского университета явно хотелось блеснуть своими познаниями. «Что это? — снова насторожился Красный Жезл. — Пустая кичливость хвастуна с образованием? Или увертюра к какому-то серьезному разговору, который не имеет никакого отношения к литературе?» Красный Жезл прекрасно разбирался в тонкостях светских бесед своих сородичей. Когда встречались интеллигентные противники, они не торопились выяснять отношения с ходу, а начинали издалека. Но при этом всегда старались навязать друг другу такую тему разговора, в которой чувствовали себя сильнее собеседника. Это походило на психологическую атаку — смутить противника, вселить в него неуверенность, доказать собственное превосходство. А потом неожиданно перейти к главному и, не давая ему опомниться, нанести решающий удар. Такой прием называется «вынудить человека потерять свое лицо». Недаром у них на родине считается, что «потерявший лицо» не в силах долго сопротивляться.
