Сергей Зверев - Ненависть и месть
– Я не хочу в Хайфу.
– Почему?
– Ты что, забыл? Там живет мама моей дорогой супруги. Я здесь не могу справиться с двумя женщинами, а если к ним еще прибавится эта старая перечница, меня быстро упакуют в погребальный саван.
– Хорошо, – согласился Ефим Наумович, – кто мешал тебе ехать в Нью-Йорк?
– У меня была хорошая должность в тресте столовых и ресторанов.
– Но у тебя и сейчас хорошая должность.
– Нет, – тоскливо покачал головой Копельман. – Это не должность!.. Ах, те заботы кажутся детскими забавами по сравнению с тем, что я имею сейчас.
– Меня очень беспокоит твое состояние, Изя, – озадаченно потирая подбородок, сказал Айзеншток. – Не выпить ли нам коньячку?
Исаак Лазаревич достал из железного несгораемого шкафа за спиной бутылку «Метаксы», поставил рюмки, разлил по тридцать граммов ароматного, пахнущего мускатом напитка.
Айзеншток, несколько мгновений подержав рюмку в ладонях, выпил коньяк и попросил у Копельмана сигарету.
– Ты же не куришь, – удивился тот.
– Глядя на тебя сегодняшнего, не только закуришь.
Не очень умело прикурив сигарету от огня зажигалки, Айзеншток затянулся и тут же закашлялся. Погасив сигарету, он некоторое время молчал.
– Может быть, ты прав… Может быть, и правда, плюнуть на все эти глупости и уехать куда-нибудь подальше, в теплые края?
– Только не в Хайфу.
– Да, – вздохнул Айзеншток.
В ходе беседы ему постепенно передалась грусть, владевшая прежде Исааком Копельманом.
– Палестина, конечно, наша родина, но давай посмотрим правде в глаза, Изя. Кому мы нужны в этом ортодоксальном, давно устоявшемся обществе?
– Фима, я согласен с тобой как никто другой. Но и здесь жить становится все тяжелее. У меня кругом неприятности. Цех стоит, Дрейер собирается упаковывать манатки, люди на автомобильных заправках нервничают. Ты представляешь, Фима, трое уже подали заявление об уходе.
– Как? – ахнул Айзеншток. – С таких хлебных мест?
– Да, и это не шутки.
– И чем же они мотивируют?
– Все боятся.
– После того случая на бензоколонке Гриши Володина?
Кивнув, Копельман издал звук, похожий на всхлипывание.
– И я их ничем не могу остановить.
– Повысить зарплату не пробовал?
Исаак Лазаревич возмущенно поджал губы.
– Я никогда не поддамся на такой шантаж, – с неожиданной решимостью отрубил он.
– А как же Дрейер?
– С ним я смогу договориться.
– Деньги?
– Фима, ты всегда сводишь разговор только к деньгам. Откуда у тебя такая привычка?
Айзеншток пожал плечами.
– Чем же можно еще удержать Семена Семеновича, кроме как деньгами?
– Ты забываешь о семейных узах.
– Я не знал, что он твой родственник, Изя.
– Дрейер никогда не был моим родственником, но его сын не спускает глаз с моей Сонечки. Ведь Семен Семенович не желает зла своему сыну. Он никуда не уйдет, по крайней мере, до тех пор, пока этого не захочу я.
Копельман еще налил коньяку себе и своему собеседнику. На сей раз Ефим Наумович пил медленнее, маленькими глотками, смакуя благородный и очень дорогой напиток.
– Бедная Сонечка, – шмыгнул носом Копельман.
– Что, у нее тоже какие-нибудь неприятности?
– Директор музыкальной школы уперся и не хочет выпускать ее с хорошими отметками. Он говорит, что Соня неталантлива и с сольными концертами выступать не будет никогда.
– Он что, Эмиль Гилельс, или ты ему мало заплатил?
– Он отказывается брать деньги, этот старорежимный фанатик.
– Ну и плюнь ты на него. Выдашь Сонечку за сына Семена Семеновича, она нарожает тебе внуков и никогда не будет вспоминать об этой музыкальной школе.
– Я бы и рад, но Миррочка…
При упоминании о супруге Исаака Лазаревича в кабинете Копельмана воцарилась тягостная тишина.
– Но не это самое главное, Фима, – понизив голос почти до шепота, уверил Исаак Лазаревич. – В последнее время мне решительно не нравится поведение Григорьева.
Айзеншток едва не поперхнулся последним глотком коньяка. Глаза его в ужасе вытаращились, благообразное лицо изменилось до неузнаваемости. Неуютно заерзав в кресле, он оглянулся на дверь.
– Я что-то не пойму, Изя. Ты хочешь сказать, что такое сотрудничество тебя больше не удовлетворяет?
Копельман молча кивнул.
– Я не знаю, Изя… А как же мой ресторан?
– Над этим я сейчас думаю.
– Изя, ты серьезно?
– Разве я похож на шутника?
Айзеншток с видимым удивлением покачал головой, потом встал с кресла, поставил на стол пустую рюмку из-под коньяка.
– Тогда, пожалуй, я пойду. И знаешь, Изя, что я сделаю сегодня, вернувшись домой?
– Не знаю.
– Я найду адреса всех моих родственников в Америке.
Глава 10
Панфилов глянул на часы. Было начало восьмого. Сотрудники фирмы «Лидер» уже разошлись по домам. Лишь преданная секретарша Жанна Макарычева с регулярностью почетного караула заходила в кабинет начальника и ставила на его широкий дубовый стол чашку свежего горячего чая вместо уже остывшего недопитого.
– Ты бы для разнообразия хоть кофе принесла, что ли, – сказал Константин, когда Жанна десять минут назад появилась перед его очами.
– А что, – засмеялась она, – водопровод работает, туалет тоже.
– Я серьезно.
– Если серьезно, Константин Петрович, то хороший кофе «Якобс» кончился. Осталась только какая-то дрянь под названием «Манхэттен». Я уж как только ни пробовала его варить, но это откровеннейшее пойло, поверьте на слово. А лучше выпейте чаю. Он у нас хороший, английский, «Липтон». Разве вы не чувствуете, какой приятный аромат?
– Мне не до ароматов, – захлопывая папку с бумагами, сказал Панфилов.
– Очень жаль, что заболел главный бухгалтер, – пожимая плечами с таким видом, будто это была ее вина, сказала Макарычева. – Я бы на вашем месте все это заперла в сейф и подождала, пока Шевченко выйдет на работу.
– Дела не терпят. – Константин придвинул к себе чашку с чаем, сделал глоток. – Что-то это мне напоминает?..
Жанна чуть заметно покраснела.
– Я вам заварила мятный.
– Я не о том. – Он наморщил лоб. – Вспомнил, «Семнадцать мгновений весны», Штирлиц.
– Господи, при чем здесь Штирлиц?
– Ты что, не помнишь эпизод, когда он пришел на квартиру, где гестапо держало русскую «пианистку»?
– Смутно.
– Он попросил кофе, а немка ему сказала, что кофе у них плохой. Предложила чай, только не английский, а, кажется, норвежский.
Жанна пожала плечами.
– Это так неактуально, Константин Петрович, – война, шпионы…
– Не скажи. Кстати, Семенков еще не появлялся?
– Я передала ребятам из его отдела, чтобы, когда появится…
Раздался стук в дверь, и на пороге появился начальник службы безопасности.
– Владимир Иванович, – улыбнулся Панфилов, – ты как черт – легок на помине.
– Работа наша такая, – придерживая под мышкой папку с бумагами, ответил Семенков.
– Проходи, садись. Разговор у нас с тобой намечается долгий, накопилась масса вопросов.
– Да, в последнее время я слегка был занят. Жанна, приготовь, пожалуйста, кофе.
Макарычева и Панфилов в ответ почти одновременно засмеялись.
– Что смешного? – удивился Семенков.
– Мы об этом только что разговаривали.
– Дело в том, – пояснила Жанна, – что хороший кофе кончился. Я не успела купить новую банку.
– Я не понимаю, в чем проблемы? – пожал плечами Семенков. – Возьми деньги, сходи и купи. Слава Богу, в магазинах сейчас все есть, не то что пару лет назад.
– Слышала? – вскинул голову Константин. – Без кофе не возвращайся.
Жанна, сделав кислое лицо, вышла из кабинета. Семенков придвинул свой стул поближе к рабочему столу Панфилова, положил на него толстую папку.
– Открывай свои досье, – отодвинув в сторону чашку с чаем, сказал Панфилов. – Начнем по порядку. Что удалось узнать насчет взрыва на автозаправочной станции Володина?
– Сегодня утром я разговаривал с помощником прокурора города Бирюковым.
– Как здоровье Сергея Федоровича?
– Выглядел нормально. А что?
– Говорят, позавчера в бане нашего физкультурно-оздоровительного центра Бирюков так перебрал, что домой его тащили под руки.
– Во-первых, он пил коньяк, а не нашу левую водку, – засмеялся начальник службы безопасности. – Во-вторых, это действительно было позавчера. А в-третьих, ему даже на следующее утро после пьянки удается каким-то непостижимым образом выглядеть свеженьким, как огурчик.
– Ладно, это я так, к слову. Что поведал наш многоуважаемый сотрудник городской прокуратуры?
– Следствие, которое ведет капитан Турченко, по словам Сергея Федоровича, топчется на месте. Уже потом, после разговора с ним, я уточнил эту информацию по своим каналам в городском управлении внутренних дел и понял, что следствие не просто топчется на месте, а зашло в тупик. Ничего нового им так и не удалось обнаружить. Я закурю, Константин Петрович?
