Алексей Свиридов - Разорванное небо
В ответ на это Дед только хлопнул дверью. Следом вышел и Казак. Ему тоже не по душе было заниматься теорией, но он понимал, что «бумажные» знания вполне могут пригодиться в жизни. С этой мыслью он уселся на кровать и, вытащив из тумбочки листок – скверную ксерокопию с перечислением чинов хорватской армии, принялся его изучать.
«Рядовой – рядовой так и есть.
Ефрейтор – десятник.
Младший сержант – разводник… У них что, ефрейтора разводягами не ходят?
Сержант – водник, старший сержант – наредник, старшина – стожерни наредник.
Прапорщик – кастинский наместник…. Фу, ну и язык. Теперь пошли офицеры, с ними тоже мозги набекрень.
Младший лейтенант – заставник, летюха – поручик, а старлей – надпоручик.
Капитан – сотник, а есть еще и старший капитан, надсотник.
Майор будет бойник. Злобное какое-то название. А дальше просто.
Подполковник – допуковник (дополковник, стало быть), полкан – пуковник, комбриг – бойник попуковник…. И генералов разных еще целая прорва! Нет, эти мне, наверное, уже не пригодятся. Хорошо, что у сербов и босняков почти все как у нас, никаких тебе бойников-пуковников!» Массив Шар-Планина. Дым Призрена – С добрым утром… – произнес вслух Корсар, обращаясь сам к себе, и вслух же добавил: – А утро добрым не бывает.
«По крайней мере после такого вечера», – дальше он думал уже про себя, почувствовав, что разговор с самим собой вслух вещь тягостная. Вставать не хотелось, но пришлось – хотя бы для того, чтобы напиться воды и избавиться от неприятного привкуса во рту.
«Эко мы вчера… Что же отмечали-то, а? Ах да, неделю сидения в этой дыре! Майор Йован – все же правильный мужик. Понимает, как важно бывает расслабиться, и плевал на всех остальных начальников».
Неспешно одеваясь, стараясь двигаться плавно и медленно, чтобы не растрясти головную боль, Корсар силился вспомнить вчерашний вечер.
Сначала пара ребят Тамашаивича притащила в казематы ящик водки «Krasilnikoff», очередная немецкая подделка под русскую выпивку. Потом с двумя татровскими грузовиками из ближайшего городка – как там его, Призрен? – прибыл и сам майор. Да, из Призрена он привез средних лет лейтенанта, командира тамошних резервистов, с такой запоминающейся бородкой, человек сорок самих «партизан» и еще несколько молодых девчонок. Корсар усмехнулся – хороши они были, ничего не скажешь, но Тамашаивич огорошил, прямо растолковав русским, что это вовсе не шлюхи. Девушки оказались беженками из Сербской Босны. Их группу ребята из батальона Тамашаивича перевели через фронт пару месяцев назад. Потом, когда остатки батальона были как-то выведены из боя и переброшены на охрану аэродрома, майор, заехав по делу в Призрен, с удивлением увидел на местном базарчике знакомые лица – оказалось, что в большом лагере беженцев, раскинувшемся неподалеку, нашли пристанище и его «крестники».
«Вроде бы никто из наших с этими красотками ничего такого. И ладно, все равно с ними веселее. Казак, так тот и вовсе сомлел… Как, бишь, звали ту русоволосую? Габриэла вроде. Имя-то как в мексиканском сериале. Похоже, она на Казака тоже запала, а уж о нем и говорить нечего. Даже подарил ей что-то. Ну да, серебряный крестик на цепочке…» Корсар вышел наконец в коридор и направился в «красный уголок».
– Опередил, зараза! – воскликнул он, увидев около холодильника Деда, с блаженной улыбкой на лице тянущего из большой эмалированной кружки пиво. Опорожненная поллитровая банка «Хольстена» стояла на холодильнике, а рядом наготове ждала своей очереди вторая.
– Дед, дай-ка и мне тоже! – почти взмолился Корсар.
– Сто баксов! – с ухмылкой бросил Дед, но банку вытащил, добавив. – Сейчас тут все наши соберутся. Ну как, пират, сегодня занятия будут?
Вместо ответа Корсар смачно хрустнул банкой, выдергивая колечко с треугольным кусочком жести.
К середине дня все четыре летчика, более или менее очухавшись, вышли «на воздух». Обсуждать попойку никого не тянуло, и они просто сидели на камнях, подставив головы свежему ветерку. Тишину никому нарушать не хотелось, и, видимо, поэтому, когда откуда-то из-за гор стал доноситься низкий, очень тихий звук, его услышали все.
– Однако летает кто-то! – благодушно заметил Дед. – И не один!
Хомяк привстал и, вслушавшись, уверенно заявил:
– Далеко и не к нам. У них там на другой вершине РЛС стоит, нашей конструкции, но китайской сборки. Дерьмо, конечно, но если б кто-то на нас шел, тревогу бы подняли.
Еле слышный гул двигателей прервали звуки взрывов, тоже очень тихие, недостаточно ясно различимые.
– Точно, не к нам, – довольно улыбнулся Хомяк. – Отбой, продолжаем курить. Тут все спокойно.
Но через минуту на базе все переменилось. Внизу в деревне вокруг «командирни» началась суета, несколько техников бегом бросились туда же. Откуда ни возьмись на полосе появились бойцы охраны в серо-зеленом камуфляже и тоже быстрым шагом устремились по тропке вниз. Слышались выкрики команд, где-то заводили двигатели машин, люди с оружием и без пробегали то в одну, то в другую сторону. На русских никто внимания не обращал, и никто им ничего не говорил, а сами они не лезли с расспросами – чувствовалось, что сербам теперь не до них. Примерно через полчаса первый грузовик – из тех, что прибыли с Тамашаивичем, – сверх всяких ограничений набитый людьми, тронулся в сторону Призрена, вскоре за ним двинулся и второй. Туда же уехали техники на ЗИЛе и еще полно народу на откуда-то взявшихся машинах. А из-за горных гряд со стороны городка к небу поднялся ясно различимый в чистом воздухе столб – вернее, несколько столбов черного дыма. И вновь все затихло, но теперь эта тишина была какой-то нехорошей, враждебной.
* * *Солнце уходило за рваный, как края обугленной раны, контур гор медленно, словно клонящаяся вниз голова тяжелораненого, тщетно борющегося со смертельной свинцовой дремотой.
Над опустевшей базой нависла атмосфера какого-то тягостного ожидания. Налетевшая как смерч суматоха завертела людей, отодвинув на задний план четверых русских летчиков, и также неожиданно умчалась, оставив их размышлять о новом для них (если не считать Корсара) ощущении собственной ненужности и заброшенности. Теперь они могли только следить, как дым, тянувшийся в небо над перевалом сплошной стеной, постепенно поредел и таял в кровавом мареве заката.
Кое-как пообедавшие всухомятку летчики бродили словно неприкаянные вдоль пыльной ленты дороги и изредка молча переглядывались. Разговаривать не хотелось. Первым не выдержал Хомяк. Он резко остановился на обочине, пробормотал что-то вроде: «Все, с меня хватит» – и решительно повернул назад.
– Я к себе, – буркнул он через плечо.
Остальные посмотрели ему вслед и отвернулись. Чуть дальше, у поворота, вырисовывались силуэты девчонок с РЛС – единственных военнослужащих, оставшихся на базе. Они, словно скульптурные фигурки, символизирующие скорбь, на фоне багровых гор тоже ждали – то ли известий, то ли еще чего.
Вот сейчас как раз можно было подойти и познакомиться, заговорить или просто постоять вместе. Но только делать этого почему-то совсем не хотелось…
Первой вернулась рота резервистов. Мощные «татры» остановились почти у самого села, и летчикам отчетливо было видно, как измученные солдаты вяло выбирались из кузовов. Пожилой лейтенант даже не пытался их построить, и те, смешавшись с девушками-радиолокаторщицами, так и побрели нестройной толпой в село, по квартирам, являя собой удручающую картину полной безысходности.
Засмотревшись на нее, летчики не заметили, как подошел вновь вылезший из своей «норы» при звуке моторов Хомяк.
– Дела-а, – задумчиво протянул он. – Я там на базе поймал одного парня, расспросил. По Призрену «тандерболты» отработали, дров наломали выше крыши.
Казак при этих словах так стиснул челюсти, что на его широких скулах вздулись фасолины желваков.
«Черт его знает, что у него сейчас в голове, – подумал Корсар. – Может, вспоминает слова, что шептал вчера, задыхаясь от избытка чувств и градусов, на ушко русоволосой Габриэле? Плохо дело. Парня явно зацепило. А тут еще Хомяк со своими комментариями». Не сдержавшись, он сочувственно тронул Казака за плечо.
– Ты погоди переживать, летун. Еще ничего не известно, ничего. Ну! Не устраивай похорон раньше времени.
Но тот в ответ вскинул на своего командира такие бешеные глаза, что Корсар запнулся на полуслове.
– Оставь парня! – услышал он шепот Деда и почувствовал, что его тянут в сторону. – Послушай, командир, – продолжал негромко втолковывать Дед, – я тебя не учу, но пойми, он вчера, может, первую любовь встретил. Прикинь, европейская женщина. А где она теперь? «Тандерболты» не подарок, сам знаешь. Видал, какая дымовуха? Все могло случиться. Короче, пусть уж лучше готовится к худшему.
«Да пропади оно все пропадом! – с раздражением подумал Корсар, мягко высвобождая поясной ремень из цепких пальцев Деда. – Нянька я им, что ли? Командир, видите ли, обязан заботиться о душевном здоровье своих подчиненных! А подчиненные-то какие? Двое старше его по возрасту, а Хомяк – так еще и по званию».
