Андрей Воронин - Слепой. Операция «Атлантический циклон»
При этом упускалось главное. Те самые граждане, сколотившие громадные состояния, хорошо защищены. Их охраняют надежные стены, профессиональные охранники. Связываться с ними себе дороже. Проще дербанить тех же лохов. Их ведь много. Если с каждого взять по тысяче, то в итоге завладеешь миллионами.
Но рядовые урки, внимавшие авторитетам, игнорировали очевидные несообразности. Нашли оправдание их бандитским поступкам — и хорошо. Главное внимание было приковано к материальным вещам: богатому столу, разбитным девочкам. На этом и строился расчет паханов. Для вида облагородить преступную деятельность, оробингудить ее, одновременно демонстрируя: смотри, братва, у нас тут на столе икорка с вискарем, за столом классные девчонки. И так будет всегда, если вы станете безоговорочно нас слушать, выполнять наши команды и пополнять бандитскую казну.
Прошедший достойную школу, Витим тоже иногда мог толкнуть демагогическую речугу. Но сейчас главарь обошелся несколькими фразами без идеологической накачки. Зачем? Его братва давно варится в преступном котле, а у китайцев свои заморочки. Учить их уголовной жизни — только даром тратить время.
Пьянка быстро набрала ход. Часть пацанов уже начала меряться силами, и Витим бдительно следил за происходящим. Пусть братва резвится, только меру знает. А то в азарте можно перейти от выяснений крутизны к банальному мордобою или, того хуже, межнациональным разборкам. Витим точно знал, что некоторые его пацаны с предубеждением относятся к китайцам.
К счастью, большинство собравшихся увлеклось прибывшими девочками. Завязалось некое подобие танцев, хотя человеку со стороны это бы больше напомнило выходки молодняка бабуинов, после долгого сидения взаперти выпущенного на прогулку.
Витим успевал везде и всюду. Он выхватил взглядом самую симпатичную из девчонок и указал на нее своему помощнику Сому, выполнявшему роль ординарца. Тот быстренько изолировал дамочку от братков, но к Витиму подсаживать не стал. Знал, что раз главарь сам не проявляет инициативу, то еще рано.
Некоторые пацаны, выбрав подружек, слиняли, остальным же этого не позволила пресловутая жаба. Душила она братву, стоило метнуть взгляд на стол, ломящийся от выпивки с закуской. Неужели ради телок бросать такое счастье? Нет, бабы подождут!
Паре-тройке братков счастья оказалось слишком много. В рекордно короткие сроки они успели загрузиться горючим сверх меры и отключились прямо в зале. Один даже умудрился принять классическую позу, ткнувшись лицом в тарелку. Только не с салатом, а с заливным.
Над уснувшими тут же принялись незамысловато подшучивать. Пацану, развалившемуся на мягком стуле, расстегнули ширинку и сунули в нее огурец.
— Великоват будет, — присмотревшись к делу своих рук, сказал инициатор шутки.
Поискав, он выудил четырехсантиметровый корнишончик, зажал его молнией ширинки, после чего громогласно объявил:
— Только посмотрите, как Бухой возбудился! С чего это он вдруг?
Братва, наблюдавшая за манипуляциями кореша, давилась со смеху. После отпущенной им фразы пацаны заржали так, что звякнула люстра на потолке. Бухой, оправдывая данную ему кличку, только повернулся во сне, отчего корнишон смешно затрясся в ширинке. Это вызвало новый взрыв хохота. Тут Бухой приоткрыл глаза, обвел дружков мутным взглядом, матернулся и захрапел снова. Его оставили в покое.
Настала очередь братка, спящего в заливном. Сначала, не мудрствуя лукаво, его шевелюру украсили маслинами. Затем туда же отправили горошек, выковырянный из оливье. Но разве способна братва обойтись без шуточек ниже пояса?! Спереди на брюки спящему плеснули «Колы».
— Эх, ща бы желтенького разлить на пол для достоверности, — раздался крик чьей-то души.
Бросились искать. На столах желтенькое отсутствовало, зато на кухне отыскался ядовито-оранжевый напиток типа «Буратино». Им полили пол около спящего.
— Ну точно, когда проснется, решит, что обмочился!
— Если будет соображать, — раздалось уточнение.
Тем временем Витим склонился к Хунхою:
— Говорят, у вас появился богатенький Буратино.
— Кто? — не понял Хунхой Ай.
— Новый китаец с бабками.
— А, Гунсунь, — догадался Хунхой.
— Ты че сказал? — в свою очередь не понял Витим.
— Хлебопек, его зовут Шан Гунсунь.
— Мне по барабану, как его зовут. Главное, что у него водится бабло. Мне кажется, он хочет им с нами поделиться.
— Рано еще, — возразил Хунхой.
— Это еще с какого перепугу?
Витим подвыпил и выдавал фразы, трудные для понимания собеседника. Ай снова взялся уточнять смысл сказанного. Витим исправился:
— Почему рано?
— Он недавно работает, только начал получать прибыль. Глупо его прямо сейчас крышевать, — вот это русское выражение Хунхой освоил быстро. — Надо ему дать раскрутиться, выждать несколько месяцев. Тогда он сможет платить нам больше.
— Ты думаешь о выгоде или покрываешь своих? — выпалил захмелевший Витим, высказывая подозрение, о котором предпочел бы умолчать в трезвом виде.
Зачем ему обижать китайцев, которые предложили доходный бизнес и могут помочь в трудную минуту? Но Витим вовремя прикусил язык, и главное подозрение осталось невысказанным.
— Зачем мне их покрывать? У русских и китайцев одинаковые деньги, какая между ними разница?
— Верно базаришь. В самую точку. Значит, советуешь подождать.
— Конечно. Сейчас у Гунсуня мало денег. Наверное, он еще и за кредит рассчитываться должен. Если сегодня его обобрать, он не сможет расшириться, и мы все время будем получать мало. А его хлеб хорошо покупают, я специально узнавал. Даже сам попробовал. Очень вкусно. Надо ждать. Когда у Гунсуня будет две или три пекарни, мы к нему придем. И возьмем много денег.
— Ловко сообразил. К тому же у нас сейчас бабла навалом, дурь уходит со свистом. Можем позволить себе подождать и потом взять кусок пожирнее.
Глеб Сиверов вернулся с традиционной утренней пробежки. Отдышавшись, он заварил чай и затянулся первой за день сигаретой. От некоторых из знакомых много раз слышал, что курение давно не приносит им былого удовольствия, став просто вредной привычкой, от которой нет сил отказаться. Исчез кайф от первой сигареты, пропало приятное легкое головокружение, и вкус табака кажется мерзким, отвратным.
У Сиверова пока таких ощущений не было. Первая сигарета, запиваемая чаем, вопреки утверждениям докторов, приятно дополняла утреннюю разминку. Глеб менял два рода удовольствия. Сначала он испытывал мышечную радость, давно уже ставшую потребностью, а потом баловал себя легким наркотиком. Вредным, как ни крути, но пока этого вреда Глеб не ощущал, получая только легкий кайф.
А вот то, что ему предстояло после чая, трудно было назвать занятием, приятным во всех отношениях. Только чувство ответственности заставляло Сиверова брать паспорт и идти в школу, где традиционно размещались избирательные участки. Глеб не был политически активным человеком, в партиях не состоял и не размахивал на митингах флагами. Он лишь старался не слишком выделяться из окружения, ну и заодно пользовался случаем выразить свое отношение к происходящим в стране событиям.
Когда их местного депутата журналисты засняли на Лазурном берегу в обществе роскошной брюнетки, Глеб пренебрежительно сплюнул, но все же пару раз заглянул в газеты, надеясь увидеть там опровержение. Мол, сделали журналюги фотомонтаж, желая опорочить честного человека. Но опровержения не последовало, и на следующих выборах Сиверов отдал свой голос за другого претендента. Впрочем, другие избиратели то ли вообще игнорировали политику, то ли посчитали такое поведение их избранника абсолютно нормальным и снова двинули его в депутаты.
В школе царила спокойная атмосфера. Ни звуков бравурных маршей, ни специфических запахов из буфета. Человеку словно давали возможность еще раз обдумать свой выбор и только после этого двинуть стопы к избирательным урнам.
Сиверов предъявил паспорт, поставил в бюллетене галочку против нужной фамилии и, не сворачивая, опустил листок в урну. Наблюдатели, сидевшие на стульях, в большинстве своем даже не повернулись в его сторону. Двое из них о чем-то увлеченно разговаривали. Понятное дело. Хотя решается судьба страны, для отдельно взятого человека его личные проблемы важнее.
Глеб отправился домой. По дороге его перехватил седой мужчина с большим шрамом на тыльной стороне ладони.
— Здорово, сосед! Неужели успел проголосовать?
— Приветствую, Николай! А чего тянуть? Сделал дело — гуляй смело.
— Жаль. Я думал переманить тебя в нашу веру.
— Да ты уже переманивал, страшно вспомнить, сколько раз.
— Попытка — не пытка, а человеку свойственно рано или поздно приходить к истине.
Николай был забавным человеком. Еще в прошлом тысячелетии он пришел к бесспорному с его точки зрения выводу. Суть его была такова. Все природные ресурсы страны должны принадлежать народу, разрабатываться государственными структурами, а всем остальным пусть занимается частник. Строит заводы, создает фермы, выпускает любую продукцию. Его резонно спросили:
