Андрей Воронин - Слепой. Операция «Атлантический циклон»
Впрочем, такая ерунда биохимика мало волновала. Он добился главного, получил подтверждающие теорию результаты эксперимента. О них биохимик доложил товарищу Мо. Тот ограничился единственным замечанием:
— Тебе хватило три месяца. Слишком быстро. Предпочтительнее растянуть процесс на год.
— Можно ослабить действующее начало. Я уже провел такие опыты на кроликах, сроки достижения нужного эффекта увеличились в четыре раза. У меня есть все основания предполагать, что с человеком произойдет то же самое.
— То есть нет причин для новых опытов на людях?
— Да, я так считаю.
— И все же. Время у нас еще есть, можно параллельно отправить на остров новую партию, если мне удастся договориться, — подумав, сказал Фан.
— Параллельно с чем? — хотел спросить биохимик, но вовремя одумался.
Наконец у Гунсуня был свой маленький хлебный заводик. Или большая пекарня — как кому нравится. Открытие предприятия прошло скромно, без торжественных речей и бравурной музыки. Шан испытал, как работает новое современное оборудование, остался вполне доволен, после чего объявил Янлину и нескольким наемным рабочим о том, что с завтрашнего дня они приступают к делу. Сегодня же надо все тщательно осмотреть, проверить наличие муки и прочих ингредиентов, напомнить транспортникам, с которыми заранее заключили договора о начале работы. Все хлебные добавки Гунсунь закупил в Китае, там же запасся большей частью муки. Местная вроде была неплоха, однако Шан предпочитал работать с проверенным сырьем, а русскую муку собирался добавлять понемногу. Со временем, если вкус хлеба не изменится, можно будет перейти на местное сырье, экономя деньги.
Подготовка завершилась, однако Гунсунь не торопился уезжать домой. Как настоящий трудяга, он соскучился по своему делу, запаху свежеиспеченного хлеба, знакомым звукам работающей пекарни. И еще он испытывал вполне объяснимое волнение. Как у него пойдут дела, будет ли его хлеб пользоваться таким же спросом, как на Родине? На все эти вопросы он получит ответы, но не сейчас, а когда успеет проработать хотя бы пару месяцев. Хотелось же — немедленно!
Первый месяц показал, что Шан не зря волновался. Его товар расходился так себе. Крупные магазины игнорировали новичка, к тому же иностранца. У них и без Гунсуня хватало поставщиков. Несколько специализированных хлебных магазинов охотно брали товар китайца, поскольку тот поставлял его несколько дешевле, чем у конкурентов. Они бы закупали еще большие партии, но Шан помещал свой хлеб в специальную, выделяющуюся на общем фоне упаковку. Таково было требование товарища Мо, да и сам Гунсунь по большому счету видел в этом резон.
А вот продавцы осторожничали. Слишком уж новый хлеб бросался в глаза, и они опасались, что народ поостережется разбирать его, проигнорировав более низкую цену. Да и насколько она была ниже? На какой-то рубль. Смешно сказать! При этом отпускная цена Гунсуня была меньше на два рубля, но еще один владельцы магазинов, не сговариваясь, тут же накрутили.
Выручала китайская диаспора. Благодаря маленькой рекламной кампании выходцы из Поднебесной узнали о новом хлебе, который стал печь их соотечественник, и дружно начали его покупать. Хлеб им понравился, лишь единицы, попробовав, вернулись к привычным русским буханкам. Начали расти продажи и среди остального населения. Но очень медленно. Заводик Гунсуня работал всего на треть рассчетной мощности.
Шан ожидал такого поворота событий. Любой товар медленно пробивает себе дорогу на рынке. В этой связи он считал половинчатым решение Сю Ниня отпускать хлеб на два рубля дешевле местного аналогичного качества. Надо было либо реально демпинговать, надеясь переманить потребителя и задушить конкурентов, либо назначать одинаковую цену.
Два рубля — вроде мелочь, но она становится разорительной, когда счет идет на десятки и сотни тысяч единиц продукции. В этом Шан лишний раз убедился, когда подбивал итоги за первый месяц работы. Они оказались неутешительными. Гунсунь едва вышел в плюс. Да и то благодаря лишь последней декаде, когда продажи заметно выросли. Этот момент радовал, однако Шан хорошо знал, как капризна судьба. Весьма вероятно, что рост на этом остановится. И как тогда быть? Жить еще можно, ему будет по карману содержать дом, кормить семью. Но повиснут камнем на шее деньги, полученные от Сю Ниня. Как их возвращать? Правда, Сю Нинь все время намекал, что Гунсунь вернет ему долг другим способом. Но каким? Шан не видел иных вариантов, кроме как рано или поздно отдать деньги.
Тут как раз и Сю Нинь объявился. Решил своими глазами увидеть, как идут дела. Гунсунь свозил его в магазины, показал свой товар. Вечером дома у Шана они уединились в кабинете, и Гунсунь начал отчитываться о проделанной работе. Он сделал упор на последней декаде, называя две первые тренировочными, ушедшими на притирку к местным условиям. Цифры общей прибыли Шан назвал вскользь, а о третьей декаде говорил долго и подробно. Сю Нинь, попивая чай, внимательно его слушал, обходясь без вопросов. Наконец Гунсунь остановился, перечислив все свои достижения, некоторые по два раза. Нависла тревожная тишина. Сю Нин сделал глоток, отодвинул чашку в сторону и внимательно посмотрел на хлебопека:
— Медленно разворачиваетесь, товарищ Шан. Я, честно говоря, ожидал большего. Вы же продаете хлеб дешевле конкурентов. Почему на него такой низкий спрос?
— Слишком мала разница. Для большинства местного населения рубль туда — рубль сюда погоды не делает. Надо было либо еще сбросить отпускную цену, либо сделать ее одинаковой с конкурентами. Тогда бы и доходы выросли.
— Мне очень жаль, товарищ Шан, но я вынужден диктовать вам цену. Не могу сейчас назвать вам причину, надеюсь, позже вы о ней узнаете. Наращивайте спрос другими способами.
— Я очень стараюсь, пеку хлеб даже лучше, чем у себя дома. Хотите сравнить? Я специально попросил жену купить две буханки конкурентов. Попробуйте их хлеб и мой.
— Нет, спасибо, я сыт и верю вам на слово, — поспешно отказался Сю Нинь.
— Жаль. Я хотел показать вам, что делаю все для успеха и обязательно верну ваши деньги.
— Об этом слишком рано говорить. И деньги в нашем деле далеко не самое важное.
В доме у Гунсуня бывший чиновник сохранял выражение легкого недовольства, которое исчезло, едва гость распростился с хозяином. Наконец Сю Нинь мог позволить себе торжествующую улыбку. Главная часть работы им успешно проделана, Гунсунь построил хлебный завод и сделал первый шаг к осуществлению замысла Фана. Сю Нинь не знал, в чем именно заключен замысел товарища Мо. Ясно лишь, что одним хлебом он не ограничивается. Какой в этом смысл? Подсадить на травку население России? Зачем? Во-первых, травка безвредна. Во-вторых, ответственные товарищи быстро разберутся, откуда ветер дует. Хлеб Гунсуня подвергнут тщательному анализу, обнаружат вызывающую зависимость субстанцию. Здесь следует ожидать легкую драчку. Ведь если верить товарищу Мо, в огромной стране обязательно найдется сотня-другая наркоманов, которые благодаря хлебу избавятся от своей зависимости. Но сторонники лечебных свойств хлеба свою битву обязательно проиграют, после чего деятельности Гунсуня придет конец. Выходит, за это время товарищ Мо собирается провернуть еще какую-то, главную операцию. Куда более рискованную, чем затея с травкой. И опять Сю Ниню выпадет роль главного исполнителя. Как бы от нее отвертеться? Похоже, никак. Только если срочно бежать из страны!
Гусаров выбрал странный путь для честного человека — стал чиновником. Молод был когда-то, глуп и попался на сладкие речи либеральных реформаторов, утверждавших, что без толковых и неподкупных чиновников стране очень трудно будет достичь уровня жизни развитых стран. Реформаторы как-то напрочь забыли о психологии постсоветского человека, после десятилетий скудной жизни хотевшего все и сейчас.
Люди, получившие возможность быстро обогатиться, теперь игнорировали любые нравственные законы. В самом деле, зачем долго и упорно трудиться ради процветания страны, если можно получить желаемое безо всяких усилий, только благодаря вороватости или близости к государственной кормушке?
Для этого требовались лишь наглость и отсутствие всяких принципов. Вдруг оказалось, что социализм воспитывал настоящих моральных уродов, которые, добившись анархии, издевательски названной свободой, подменили юридические законы законом силы, грабили, убивали, мошенничали, а если случайно попадались, то избегали наказания за свои преступления, подкупая судей.
Чиновничий аппарат стал губкой, впитывающей людей беспринципных и жадных до чужих денег. В такой атмосфере бедный Гусаров чах, как чахнет растение, помещенное в чуждые ему условия.
Справедливости ради надо сказать, что звезд с неба он не хватал, был человеком среднего ума и слабо эрудированным. Но Гусаров мог бы подняться гораздо выше по служебной лестнице, если бы прибился к общей стае. Два его сверстника, на фоне которых Гусаров показался бы Эйнштейном, давно сидели в отдельных кабинетах.
