Сергей Соболев - Октановое число крови
Собственно, они сами, Антонов и Сэконд, тогда договорились между собой, что встречаться им не следует. Однако на случай, если все же понадобится переговорить, возникнет экстренная необходимость в этом, Виктор и Майкл обменялись контактными номерами. Это было что-то вроде горячей линии. Пользоваться таким каналом связи можно лишь в экстраординарных случаях, когда речь идет о форс-мажоре, буквально о жизни и смерти.
Майкл Сэконд, один из нынешних боссов Козака, сколько мог судить о нем Антонов, был одним из самых опасных людей на всем земном шаре. Этот тип играл только по-крупному. Естественно, такой человек просто обязан иметь врагов, столь же влиятельных и опасных, как и он сам. Вот тут в пользу Антонова может сыграть известное правило: «Враг моего врага — мой друг».
Антонов принялся по памяти набирать контактный номер. Имелся и второй резон, чтобы, рискуя нарваться на гнев начальства, позвонить этому субъекту. Причем очень важный.
Речь идет о жизни Анны Козаковой. Сэконд — босс Ивана. Он в свое время взял Козака в свою команду. Неофициальную, с довольно неясными полномочиями, но действующую широко, с размахом. Именно мистер Сэконд три месяца назад, когда они встретились за кальяном в задней комнате одной из стамбульских кофейниц, пообещал, что он не будет препятствовать отношениям Анны Козаковой, сотрудницы Антонова, с Иваном Козаком, служившим в частной военной компании «Армгрупп».
Длинные гудки звучали вечность. Виктор Михайлович повторил набор.
Он уж было решил, что его задумка не удалась. Не факт, что Сэконд вбил этот номер в свою телефонную книгу.
Но тут в трубке вдруг послышался голос, искаженный скремблером:
— Я вас слушаю, Виктор!
— Приветствую, Майкл! — отозвался Антонов на английском. — У вас найдется две-три минуты, чтобы обсудить со мной одну важную тему?
— Найдется. Я даже догадываюсь, что стало причиной вашего звонка.
— Вот как?
— Должно быть, вас беспокоит судьба вашей сотрудницы, не так ли?
— Верно, Майкл! Именно поэтому я и решился побеспокоить вас.
— Понимаю. Непростая ситуация, должен сказать.
— В свое время вы обещали, что не будете препятствовать общению моей сотрудницы с ее мужем, вашим подчиненным и протеже.
— Я привык держать слово, Виктор. Или вы сомневаетесь в том, что я джентльмен?
— Нет, не сомневаюсь. Иначе зачем бы я вам звонил?
— Ладно, я вас понял. Если вы думаете узнать от меня, что именно происходит в одном из дотоле спокойных мест земного шара…
— Да, в столице Катара.
— То я в силу некоторых причин ничего не смогу сказать по этой теме.
— Меня интересует только одно: где находится моя сотрудница и все ли с ней в порядке?
— Меня недавно известили, что с вашей сотрудницей все нормально. Сейчас она находится в безопасном месте. Были некоторые нюансы, кое-какие сложности, потребовавшие вмешательства. Но теперь ее жизни ничего не угрожает.
— Уверены?
— Я получил информацию от человека, в словах которого не сомневаюсь.
Антонов с облегчением вздохнул и заявил:
— Хотя бы одна хорошая новость за весь сегодняшний день.
— Да уж, денек выдался нелегким.
— Как такое могло вообще случиться?
— Ситуация возникла неожиданно и развивалась стремительно. Помните, как у Киплинга описано водяное перемирие?
— Его кто-то нарушил?
— Вы сами так сказали. Впрочем, мне не хотелось бы распространяться на эту тему.
— Могу я попросить вас об одолжении?
— Да, конечно.
— Вы говорите, что Анна находится в надежном месте?
— Так и есть.
— Пусть позвонит мне. Можете это организовать?
— Я передам вашу просьбу, но думаю, что в ближайшие два или три дня сделать это будет трудно. Если вообще возможно.
— Почему?
— Анна находится в укрытии. Нужно немного выждать. Тогда ваша сотрудница сможет не только вам позвонить, но и будет доставлена в посольство или в аэропорт. Как вы распорядитесь, или она сама решит.
— Неожиданный поворот событий.
— Такова реальность, Виктор. Поверьте, что так будет лучше.
— Так вы гарантируете ее безопасность?
— Я уже сказал вам главное. — На линии на несколько мгновений воцарилась тишина, затем вновь зазвучал обезличенный голос с металлическими нотками: — Я уже сказал, что Анна Козакова в безопасности. Да, ей ничего не грозит. А вот в отношении ее мужа, то есть Айвена, я такой гарантии дать не могу.
Антонов едва удержался, чтобы не спросить у собеседника подробности и по этой теме.
Когда он вновь заговорил, его голос звучал спокойно:
— Майкл, это ваши дела. Козак — не мой человек, он мне не интересен! Единственное, что меня беспокоит, так это судьба моей сотрудницы.
— Хорошо, Виктор, я понял. У вас все?
— Мне нужно с ней переговорить до полудня девятнадцатого числа, никак не позднее.
— Чем это вызвано?
— Я тоже пока не могу всего сказать. Но это крайне важно.
— До полудня девятнадцатого, говорите? Это среда, кажется?
— Да.
— Ладно, посмотрю, что тут можно предпринять. У вас все, Виктор?
— Майкл, благодарю за информацию и потраченное время.
— Всего доброго, Виктор.
Антонов извлек из айфона СИМ-карту, спрятал ее в специальном карманчике своего портмоне. Несколько секунд он задумчиво смотрел через стекло, думая о своем, погруженный в собственные мысли.
Слова, сейчас сказанные Майклом, противоречили тому, что он увидел совсем недавно, но Виктор Михайлович все же склонен был верить именно этому человеку. В данной запутанной истории еще предстояло разобраться.
Антонов развернулся на Трубной. «Гелендваген» покатил по Большому Сухаревскому обратно в сторону офиса.
«С Анной, кажется, все разрешится благополучно, — подумал сотрудник ГРУ, носящий личину бизнесмена и мецената. — А вот Иван, похоже, попал в историю».
Глава 9
Ночь и день в том небольшом мирке, в котором против собственной воли очутился Иван Козак, оказались понятиями условными. Камеру заливал синевато-зеленый свет. Освещение здесь, судя по первым впечатлениям, не выключалось круглые сутки.
Пол был выложен светлой плиткой, стены до потолка облицованы белым кафелем. Все это еще сильнее подчеркивало сходство данного помещения с покойницкой. Металлическую дверь с глазком и откидным отверстием в средней части никто не отпирал с того момента, как сюда угодил Козак.
Площадь камеры составляла примерно двадцать квадратных метров. Это довольно много, особенно если учитывать, что здесь не было никакой мебели, даже тюремной, вроде нар или топчанов. Само помещение имело форму квадрата. Потолок высокий, где-то три с половиной метра.
Кроме Козака, которого привезли сюда в ночь на субботу, в камере содержался некий субъект. Судя по многим признакам, он сидел здесь уже не первую неделю.
Где Анна? Что с ней? В чьи руки попала? В порядке ли она?
Вот что беспокоило Козака сейчас сильнее всего, хотя о собственной участи он тоже, конечно, задумывался. Иван размышлял об этом, выдвигал разные версии, но внятного, логичного объяснения того, что с ним случилось, пока не находил.
Сам момент задержания Козак помнил фрагментарно. Что-то сохранилось в голове в деталях, а какие-то вещи он упустил. В том событии было много удивительно, такого, над чем ему еще предстояло пораскинуть мозгами.
Возможно, он ошибался, но внедорожник, за рулем которого сидел Сахид, а сзади — Иван и Анна, шел с прикрытием. Просто охрана ехала не вплотную, а держалась на некотором удалении. Почему так? Вероятно, эти ребята не хотели светиться перед пассажирами, хотя причина могла быть и иной. Да, Иван лишь предполагал, не более. Но чем дольше он думал над случившимся, тем сильнее в нем крепла уверенность, что именно так все и было.
В тот момент, когда массивный «Хамви» перегородил неширокую внутриквартальную улицу, эта машина, следовавшая за кормой, на некоторой дистанции, почти мгновенно нагнала внедорожник. Судя по тому, что успел увидеть и услышать Иван до того, как кто-то бросил ему под ноги светошумовую гранату, там, в старом пригороде Дохи, произошла некая разборка.
Дальнейшее, особенно дорога к этому объекту, куда его привезли сразу же после задержания, Ивану вспоминалось смутно. Некоторое время он пробыл в состоянии грогги, поплыл, как боксер, пропустивший мощный удар в челюсть. Да и что Козак мог увидеть, если ему надели на голову полотняный мешок?
Первый допрос состоялся прошлой ночью, как только Ивана привезли на этот объект. Он в очередной раз мысленно прокрутил ленту событий и остановил ее именно на этом эпизоде.
Козак был в банном халате с эмблемой отеля «Марриотт» и босой, потому что потерял шлепанцы. Его, закованного в наручники, ввели в какое-то помещение со стенами, выкрашенными масляной краской под охру, и усадили на металлический табурет, торчавший в центре комнаты. Стена справа от него была частично закрыта темно-синей плотной шторой. Окон тут не имелось, даже зарешеченных.
