Клайв Касслер - На грани потопа
— Дискутировать с женщиной о логике — занятие безнадежное и неблагодарное, — рассмеялся Питт, — поэтому я не стану зря тратить время, а лучше помогу тебе правильно расставить акценты. Это ведь не нам приказано и запрещено, а вам! Вот и выполняйте в меру своего разумения, никто не возражает. — Питт на секунду прервался, а когда снова заговорил, голос его звучал уже по-иному: в нем ощущалась набатная мощь и скрытая до поры угроза. — А в адрес НУМА, заметь, никаких распоряжений и предписаний не поступало. И говоря о том, что у нас развязаны руки, я имел в виду нас четверых: Ала, Руди, адмирала и себя.
— А как же я? — обиделась Джулия.
— Ну, если президент в разговоре с комиссаром Монро не упоминал твоего имени, ты тоже можешь присоединиться, — великодушно разрешил Питт.
— Ты опять что-то задумал, да? — мгновенно загорелась девушка. — А мне расскажешь? Ну пожалуйста!
— Погоди, — отстранил ее Питт, шагнув навстречу чрезвычайно возбужденному Ганну, стремглав выскочившему из рубки. — Что случилось, Руди?
— Ал передает, что нашел их! — восторженно выкрикнул тот и пустился в пляс, не в силах сдержать эмоций. — Я велел ему сразу подниматься, но он спрашивает, как ему с ними обращаться?
— Бережно! — рявкнул Питт. — Бережно и осторожно, как с любимой бабушкой. Или дедушкой, — добавил он после секундной паузы. — Скажи ему, пусть не торопится и поднимается очень медленно. И освободи один из кранов, чтобы поднять «Сапфо», как только она покажется на поверхности.
— С кем это «с ними»? — обиженно пискнула Джулия, очень недовольная тем, что на нее никто не обращает внимания, но вопрос ее канул в пустоту: Ганн куда-то исчез, а вредный Дирк уже сбегал по трапу, прыгая сразу через две ступеньки. И только в самом низу задержался на мгновение, задрал голову и крикнул:
— С костями Пекинского человека, глупышка!
Известие о находке распространилось среди экипажей всех судов флотилии со стремительностью лесного пожара. Все поголовно высыпали на палубы и облепили леера фальшбортов, устремив взоры на воду и затаив дыхание. И вот, наконец, пришел тот звездный час, которого тщетно дожидались два поколения палеоантропологов. Бирюзовая каплевидная «Сапфо-IV» вынырнула из глубины и закачалась на волнах в центре равностороннего треугольника, образованного бортами «Ретривера», «Дина Хоуза» и «Гудзонова залива». Двое аквалангистов, ожидавшие в воде, вскарабкались на подножки и подцепили субмарину к крючьям подъемного крана. Но всеобщее внимание было приковано даже не к ней и не к ее экипажу в составе Джордино и Уэса Холла, а к зажатой в клешнях суставчатых манипуляторов мелкоячеистой стальной сетке, внутри которой смутно просматривались два продолговатых сундука, отдаленно напоминающие гробы. Оператор крана очень осторожно выдернул мини-подлодку из воды, плавно перенес на корму «Ретривера» и аккуратно опустил в пустующее гнездо.
Толпа моментально обступила подлодку, но судовой археолог Патриция О'Коннелл, очень полная блондинка средних лет, не терпящим возражений тоном потребовала освободить место для ценного груза. Народ неохотно расступился, и несколько добровольных помощников под бдительным присмотром строгой дамы ослабили горловину сетки и извлекли из нее оба контейнера. Пока мисс О'Коннелл хлопотала над ними, Джордино отодвинул колпак и высунулся наружу. Питт, протиснувшись сквозь тройную цепь окружения, хлопнул его по плечу и первым делом спросил:
— Как ты их нашел?
— Покумекал над планами «Принцессы» и наметил оптимальный маршрут к капитанской каюте. Сварщикам пришлось прорезать всего пару переборок. За час управились.
— Молодец, поздравляю! А это точно они?
— Других там не было, — пожал плечами итальянец. — А каюта точно та.
— Ладно, сейчас раберемся, что это за сундучки, — бросил через плечо Питт, присев на корточки рядом с дамой-археологом, как раз собиравшейся открыть первый контейнер.
Деревянная крышка разбухла, и отодрать ее удалось только с помощью стамески. Когда она наконец откинулась, Пэт О'Коннелл сразу наклонилась над сундуком, и ее необъятная кормовая часть наглухо перекрыла обзор всем остальным. Питт сунулся справа, сунулся слева, потом не выдержал и повысил голос:
— Пэт, отойди, добром тебя прошу! Посмотрела, дай другим посмотреть.
— Не отойду! — сварливо огрызнулась ученая дама. — Кто из нас археолог? Вот и не лезь!
— Скажи хотя бы, что ты там видишь? — Питт сменил тон на просительный, быстро смекнув, что сдвинуть ее с места можно только бульдозером и лучше договориться по-хорошему.
— Что вижу? Пока вижу несгораемый ящик с выбитыми на дверце буквами U.S.M.C.[47].
— Тогда все сходится. Адмирал рассказывал, что кости поместили в два несгораемых ящика и отправили из Пекина в Тяньцзинь под охраной морских пехотинцев. Ну и что ты стоишь? Открывай!
— Не имею права! — решительно возразила Пэт. — По инструкции положено вскрывать только в лабораторных условиях.
— Открывай! — приказал Питт. — Плевать я хотел на инструкцию! Посмотри на этих парней вокруг. Они день и ночь вкалывали как проклятые и имеют полное право взглянуть на результат своего труда. Мы ждем.
Окинув сумрачным взором толпу и убедившись, что Питт ее не обманывает, Патриция порылась в инструментах и вставила в замочную скважину какую-то изогнутую железку, подозрительно похожую на отмычку. Стандартный замок стандартного армейского канцелярского сейфа сдался с первой попытки. Она открыла дверцу и отступила в сторону.
Несгораемый шкаф был снизу доверху заполнен плоскими металлическими коробками длиной и шириной в два с половиной фута и высотой около десяти дюймов. Позволив всем желающим вдоволь насмотреться на них, Пэт медленно и очень осторожно вытянула верхнюю и поставила ее на палубу. Отмычка больше не понадобилась, так как никаких замков на коробке не имелось, а закрывалась она очень плотно прилегающей крышкой, изолированной изнутри и по краям толстым слоем мягкой резины. Снять крышку удалось лишь совместными усилиями двух добровольцев. При этом выяснилось, что за все пятьдесят два года в коробку не проникло ни капли воды, а ее содержимое состоит из пары дюжин объектов продолговатой и овальной формы, завернутых по отдельности в несколько слоев металлической фольги. Выбрав самый крупный, мисс О'Коннелл неторопливо сняла обертку, под которой обнаружилась похожая на толстостенную глиняную восточную пиалу желтовато-коричневая полусфера с неровно обработанными краями. Подняв ее высоко над головой, Патриция дождалась тишины и торжественно произнесла слегка дрожащим от волнения голосом:
— Перед вами, уважаемые коллеги, верхняя часть черепа Пекинского человека.
53
Капитан «Нефритового всадника» Янь Чень поступил на службу в «Шэнь Цинь маритайм лтд» двадцать лет назад. Высокий, худощавый, неизменно подтянутый, коротко подстриженный и гладко выбритый, он отличался немногословием и редким умением выжимать из своего судна и команды максимум возможного при минимальных затратах. Подчиненные его за это недолюбливали, но уважали за твердость и профессионализм, а начальство ценило и не скупилось на поощрения. Нацепив дежурную улыбку, Янь повернулся лицом к хозяину и широким жестом указал на монитор.
— А вот и ваша «Принцесса Ван Ду», уважаемый господин Шэнь Цинь.
— Никак не могу поверить, что наконец-то вижу ее после стольких лет бесплодных поисков! — признался магнат, не сводя глаз с картинки на экране, транслируемой видеокамерой подводного аппарата, проплывающего над останками затонувшего судна.
— Нам крупно повезло, что она здесь, на глубине всего четырехсот с небольшим футов, а не в чилийских водах, где средняя глубина составляет порядка десяти тысяч, — заметил Янь.
Шэнь неожиданно нахмурился.
— Постойте-ка, капитан, здесь только половина судна, а где же вторая?
— Немного дальше, сейчас вы ее увидите. Не стоит удивляться, господин, зимние шторма на Великих озерах невероятно сильны, и такое происходит довольно часто. «Принцесса» разломилась всего на две части, но бывали случаи, когда судно разметывало бурей буквально в клочья.
Долгие часы предварительного поиска стоили гонконгскому судовладельцу немалого количества нервных клеток, которые, как известно, не восстанавливаются. Он безостановочно мерил шагами ограниченное пространство рулевой рубки, сгорая от нетерпения, хотя никаких эмоций на его неизменно бесстрастном лице не сумел бы обнаружить самый опытный наблюдатель. Шэнь не выносил неопределенности и ненавидел ждать, а если при этом оказывался еще и не в состоянии как-то повлиять на события и изменить ситуацию, каждая минута вынужденного бездействия оборачивалась для него настоящей пыткой.
