Серия "Афган. Чечня. Локальные войны-3". Компиляция. Книги 1-28 (СИ) - Щербаков Сергей Анатольевич
— Вот Вы, товарищ призывник, несколько лет бегали от призыва, а теперь Вам придется отдать Родине долг. Я лично позабочусь о том, чтобы вы попали в одну часть с товарищем сержантом.
Мабутей довольно крякнул.
— А кто Вам сказал, товарищ подполковник, что я Родине что-то должен? А почему в мабуту? — я специально акцентировал слово «мабута». — Че, два года возле какой-нибудь БМПшки загибаться?
Военком открыл рот и сумел сказать:
— А Вы и знаете, что такое БМП, а?
Я не торопясь выдал ему расклады и про БМП-1, и БМП-2 и про БТР — все, что помнил с училища.
Мабутей притух, он попутал все на свете и не понимал, что творится. Столько умных военных слов про БМП он и в части-то наверняка не слышал. Военком удивленно хрюкнул и покосился на кэпа, а потом спросил меня:
— Вот ты же готовый сержант, и почему же не желаешь служить?
— Есть одна причина, товарищ подполковник, но для этого мне надо домой, кое-какие документы взять, а сержантом-то, вы меня зря обозвали.
Военком психанул, сказал, чтобы меня никуда не отпускали и вышел.
Кэп, злобно потирая руки, двинулся вместе с сержантом ко мне.
— Пойдемте побеседуем, тов-в-варищ призывник.
— Да пойдем, капитан, — весьма фривольно сказал я.
Мы двинулись в кабинет к капитану, а сержант-мабутей пытался толчками меня подбодрить.
Мы все втроем зашли в кабинет и я понял, что щас меня начнут воспитывать кулаками.
Так оно и было. Капитан сел за стол, а сержант попытался заехать мне в фанеру. Я добросовестно принял заряд.
Сержант хмыкнул и тока открыл рот. Я впечатал ему со всей ненавистью лоу-кик в левое бедро. М-да, четыре года занятий в училищной секции даром не прошли, сержант рухнул кулем на четыре кости и зашкреб руками, пытаясь обнять свою ушибленную ногу. Капитан попытался вскочить.
— Чё, капитан, неуставняком решил заняться? — злобно вопросил я его.
Он молча открывал рот.
Напоследок, дав волшебного пендаля сержанту, я гордо удалился из военкомата.
Дальше отсчет времени пошел уже на минуты. Понимая, что меня будут ловить, я подхватил такси и в спешном порядке ломанулся домой.
Дома я успел побриться, приколоть на погоны ещё училищного черного ПШ третью старлеевскую звезду, прицепил недавно полученную «отважную» медаль, отбил как полагается берет и засунул в карманы документы. И только я привел себя в надлежащий вид, раздались требовательные звонки в дверь и крики…
— Если не откроет — ломайте!
Я широко распахнул дверь. М-да, в группу захвата теперь входил и ушибленный мною сержант.
Немая сцена из «Ревизора» была ничто с той немой сценой, которую я увидел.
— Ну чё, поехали, имбецилы, — брякнул я и спокойно закрыв дверь, начал спускаться к «воронку».
Надо ли говорить, что сержант-мабутей ехал до военкомата в обезьяннике, со страхом посматривал на меня и тихо поскуливал. Капитан хранил героическое молчание.
— Ну извините, товарищ старший лейтенант, напутал начальник отдела-то, напутал. Вы когда поступали в училище-то, в отделе на призывниках другой сидел, и что-то не срослось там. Вас разыскивали как уклоняющегося. А по поступившим в военные учебные заведения не догадались глянуть. Мда-а-а...
Вечером капитан выставлял мне «кабак», а куча «моих» призывников, увидев меня в форме, надолго решилась дара речи. Все как один возжелали служить в доблестной МП.
КТО БОЛЬШЕ, ИЛИ ЧЕЙ РЕЗУЛЬТАТ КРУЧЕ
На совещании в группировке начальник штаба поднял с места начальника разведки и смачно с большим знанием дела «полюбил» его. Преамбулой сего одностороннего «акта любви» стали хамские и беспринципные действия боевиков, нагло шарахающихся в предместьях Грозного и Ханкалы. То проедут под видом чеченской милиции через «якутский» блок-пост на трассе Грозный-Аргун, выставят ствол в окошко самой распространенной в Чечне машины белой «Нивы» и дадут пару очередей в сторону группировки, то наставят прямо на выездах из расположения Федеральных Сил всяческих фугасов, а инженерная разведка с «утра не спамши», чертыхаясь, проводит разминирование.
На совещании в разведотделе группировки начальник разведки страстно «полюбил» командиров разведывательных подразделений за полнейшую бездеятельность.
Больше всех досталось спецназовскому комбату. Комбат вышел с пункта управления начальника разведки опечаленный и по дороге в отряд «полюбил» водителя своего «УАЗика» так же за полнейшую бездеятельность. Водитель опечалился, кого он «полюбил» —— история сей факт не сохранила, но по злобным клеветническим наветам сослуживцев дошли слухи, что водитель «полюбил» сам себя в бане, в результате чего была зверски испохаблена фотография «автовзводовской любимицы» Памеллы Андерсон, которой на все это было глубоко наплевать в связи с открытием нового купального сезона в Малибу.
Разведгруппа специального назначения убывала для ведения разведки и выполнения специальных задач, провели кучу смотров, занятий и инструктажей. Командир группы, молодой летёха, недавно прилетевший с «большой земли», горел желанием повоевать, но с каждым новым инструктажем «горение» становилось все меньше и меньше, «газ» желания и возбуждения то ли закончился, то ли его как обычно умыкнули украинские наемники. Вскоре боевой задор иссяк и лейтенант с тоской думал, когда же от него все отстанут. Так как летеха был молодой и необстрелянный, его уши пользовались большой популярностью и подвергались ежеминутным «осадам». Советовали все, кому не лень, даже отрядный пес Перец крутился рядышком и, повизгивая, пытался дать парочку умных советов. Наконец все проверили еще разок «качнули» связь, группа перевалилась за бруствер и скрылась в ночи. Идти до района выполнения боевой задачи всего ничего, метров пятьсот до трассы и метров двадцать за нее, поэтому можно прогуляться и пешочком, тем более этим маршрутом отрядные подразделения постоянно ходят для проведения стрельб в щебеночный карьер.
Оперативный офицер группы, посидел на ЦБУ (центр боевого управления), нарисовал на карте значок группы, маршрут выдвижения и, стоя возле планшета с картами, заснул, вследствие чего был выгнан дежурным. Потекла обычная боевая работа. Завалился товарищ-комбат, узнал положение по действующим разведорганам, позвонил в группировку, доложил и, позевывая, пошел к себе в командирский кунг, думая по дороге о «тяжестях и невзгодах», преследующих его во время выполнения специальных задач и о том, как бы все-таки уличить негодяя начопера в краже солярки с отопителя комбатовского кунга. Капитан-начопер нагло продефилировал мимо, и доложился, что идет на узел связи лично устанавливать связь с группами. Комбат фыркнул, открыл рот, но, однако, снова не смог уличить капитана в «грязных махинациях». На всякий пожарный погрозил нахалу служебным несоответствием и отпустил его с миром. Капитан, ухмыляясь, побрел на узел связи, тихонько напевая: «Комбат, ты сука, ты падла, комбат, ты водку хлестал за спиной у ребят».
Начальник связи уже разливал по колпачкам от мин кизлярский коньяк, привезенный накануне из станицы Червленной, и нарезал лимоны, посыпая их пайковым сахаром.
А в три часа ночи началось. Группа, сидевшая в засаде возле трассы, вышла на связь и доложила, что обнаружила незаконное вооруженное формирование в количестве до двадцати человек и ведет бой. Начопер, ночевавший у начальника связи, выбежал на наблюдательный пост и невооруженным взглядом узрел росчерки трассеров. Хорошо слышимые звуки боя то удалялись, то приближались. Начальник связи сам прыгнул на место радиста в центровой радиостанции, начопер послал посыльного за комбатом. Начальник штаба находился в отпуске, заместитель комбата на «боевых» далеко в горах, прибывший посыльный ответил, что товарищ комбат не отвечает, поэтому власть пока временно сосредоточилась в руках начопера. Капитан, однако, не смутился — не в первый раз он оставался за «руля».