Михаил Нестеров - Таймер для обреченных
— Потолкаюсь в магазине.
Черкасенко проводил его мрачным взглядом.
Войдя в помещение, Блинков расстегнул куртку. Магазин оказался небольшим, по типу двух смежных помещений. В дальнем, отгороженном желтой пограничной лентой на стойках, находилась касса, столик с журналами, на обложках которых красовалась новая прима российского телевидения Заворотнюк, рекламирующая товары «Одалиски». В глубине этой секции находились примерочные кабинки, к ним выстроилась очередь.
Джеб снял с полки кофточку и подозвал молоденькую продавщицу:
— Ваш размер? Мне нужен сорок четвертый.
— Да, мне она будет впору.
Не проморгать бы Ольгу, думал Блинков, не представляя, как она выглядит. Образ студентки второго курса вылетел из головы, в памяти остался лишь ее сильный хрипловатый голос.
В магазине громко звучала радиоверсия хита «Энигмы» «Реки убеждения». Музыка этой группы всегда действовала на Джеба магически, унося в неизведанные миры, рождая фантастические образы, перекликаясь с жизнью самого Джеба. Он из названий песен мог сложить повесть о себе: он стучал в «запрещенные двери», плыл по «рекам убеждения», почти всегда чувствовал себя «молчаливым воином». Он понимал «принципы страсти» — делай то, что ты чувствуешь, вот и все.
И следовал этому совету на протяжении многих лет.
Под эту музыку произошла удивительная вещь. Кто-то тронул Джеба за рукав, хрипловатый голос назвал его по имени. С языка парня едва не сорвалось банальное: «Ты ничуть не изменилась». Оказалось, он всегда хранил в памяти образ Ольги. Как в библиотеке: потерялась лишь карточка, а книга всегда была на полке.
— Вижу, твоя жена миниатюрная женщина, — Ольга указала глазами на кофточку в руках Блинкова.
— Вообще-то это для племянницы. — Он не мог избавиться от широкой улыбки. На протяжении последнего года ему были неведомы ощущения личной и полной свободы, и тому было много причин. И во время этой встречи он, забыв о задании, словно наверстывал упущенное.
Они укрылись от мороза в итальянском кафе на Тверской и засыпали друг друга вопросами:
— Живешь в Москве?
— Полтора года провел в Испании.
— Господи, Женя, что за тон! Ты словно воевал там! Ты ведь с третьего курса в армию ушел. Где служил-то?
— В разных местах. Учился в Севастополе и Таганроге, дослуживал в составе отряда боевых пловцов. Работал инструктором подводного плавания.
— Не знаю, поймешь ты мое состояние или нет. Я в Израиль перебралась. И — тоже за границу собираюсь. Мы фильм снимаем...
— Что?
— А ты как думал? Я уже пять лет в кинобизнесе. Часть съемок в Тунисе пару месяцев займут. Сейчас штудирую французский. Был в Африке?
— В ноябре прошлого года. Один мой товарищ там застрял...
— Тебя трудно удивить. В каких еще странах ты был?
— В Колумбии, на Мальдивах, в Кувейте, Египте.
— Путешествовал?.. — Ольга вопросительно поиграла черными бровями. — Вижу, не хочешь говорить на эту тему.
— Может быть, позже. На завтра надо кое-что оставить.
Ольга чертыхнулась.
— Как раз завтра-то и не получится. Понимаешь, я переиграла кое-что в своих планах. Знала бы, что встречу тебя... — Она развела руками. — Так что завтра я вылетаю самолетом в Тель-Авив.
— Какой фильм вы снимаете?
— Шпионский боевик.
— Нехило. Бери меня консультантом. Могу подкинуть пару идей.
— Ты опоздал. Нас уже консультирует одна дама. Раньше она в разведке работала. С нами в Тунис намыливается, аккредитацию получила. — Ольга на минуту задумалась, покручивая в руках чашку кофе. — Послушай, ты сейчас без работы?
— Можно и так сказать. У меня доля в испанском отеле. Деньги работают, я — нет. Ты спросила про работу или про трудоустройство?
— И да, и нет. Одну секунду, сейчас все объясню. Ты парень фактурный, просто загляденье.
Официантки глаз с тебя не сводят. Я так вообще тебя сожрать готова, — откровенно призналась она. — Ты вроде как неиспорченный продукт. Кто наш режиссер? Ей тридцать. Ни актерского, ни режиссерского образования не имеет. Самородок. Очень талантлива. Любит личности, типажи. В основном снимает друзей. Они у нее играют лучше признанных звезд. Потенциал нашей картины — парадоксальность языка художника.
— Даже так? — улыбнулся Джеб.
— А ты как думал? Чай, не церковно-приходскую школу окончила, а театральный институт. Знаешь, вот сейчас не жалею, что ты ушел из института. Я про неиспорченный продукт напоминаю. Прямо персик!
— Значит, ты завтра уезжаешь. Жаль...
— Поехали со мной? — Ольга снова тронула его за руку. — Поехали, ну? Это не очень дорого. — Она уподобилась зазывале на базаре и неосторожно громко, на все кафе, выкрикнула: — Всё полшекеля!
4
Хайфа, Израиль
Хайфа раскинулась на склоне горы. До завоевания крестоносцами, которые перебили всех жителей, Хайфа была маленькой деревушкой, где мирно уживались евреи и мусульмане. Возродилась она только в восемнадцатом веке при шейхе Эль Омаре, а затем стала немецкой колонией, европейским городом, чему способствовала еврейская иммиграция 20-х годов. Сейчас Хайфа — третий по величине город в Израиле, насчитывающий четверть миллиона жителей.
Эли Сайкс работал в порту начальником смены в пассажирском терминале. Как и в разведке ВВС, он имел офицерскую должность. Сайкс не жалел о прошлой работе, равно как и о прошлой жизни. Олимпийский девиз «Главное не победа, а участие», спущенный с подиума, был переделан для таких людей, как Сайкс; если он и претендовал на более высокие должности в управлении, то без особых амбиций.
В этом двухэтажном доме в районе Кармелия, в трехстах метрах от кладбища, прошло детство Эли. Окна его комнаты выходили во двор, граничащий с молодежным общежитием, походившим на серокаменную капеллу с черепичной крышей.
День для Сайкса начинался обычно. Он влезал в свои старые кроссовки, надевал черные очки, поворачивал кепи козырьком назад и бежал по извилистым улицам и бульварам, вдоль домов, просыпающихся в тени вечнозеленых деревьев и походивших с высоты на ульи. Каждый раз он выбирал новый маршрут, порой в направлении знаменитых Персидских садов, раскинувшихся на горе.
После получасовой пробежки Сайкс пару минут наслаждался прохладной водой крохотного бассейна во внутреннем дворике, принимал контрастный душ, завтракал. До пробуждения родителей он успевал сделать многое, в частности, вынести мусор. На протяжении долгих лет машина приезжала в одно время: в половине восьмого. Эли всегда успевал выбросить мусор в баки до того, как подъемники машины опрокинут содержимое баков в свое чрево. Успевал переброситься с мусорщиками шуткой.
Вот и сегодня Сайкс, пока еще одетый в спортивный костюм, не опоздал. Едва он приблизился к площадке, огороженной с трех сторон невысоким забором, как из-за поворота показалась машина. Когда Эли открыл крышку бака и освободился от мешка, двое мусорщиков покинули просторную кабину грузовика. Один из них с коротким замахом ударил Сайкса в висок короткой дубинкой, второй подхватил обмякшее тело и за пару мгновений дотащил его до машины. Плита гидравлического пресса находилась в крайнем положении. Сайкс пришел в себя, ударившись спиной об отполированный телескопический стержень пресса. В следующий миг двое убийц перебросили его через плиту.
Эли накрыла липкая волна страха. Пресс еще не пришел в движение, а он уже видел будущее: через несколько секунд его сомнет, раздавит в лепешку.
Нечеловеческими усилиями он перевернулся на живот, разогнул спину, схватился рукой за край приемного контейнера. Но тотчас отдернул руку, получив по ней очередной удар дубинкой. Затем она врезалась ему в лицо, круша кости и хрящи.
Сайкс цеплялся за жизнь из последних сил. Вот пропала над головой узкая полоска утреннего света, и он окунулся во мрак. Под натужное завывание двигателя он полз, скользя по днищу, где пространства с каждым мгновением оставалось все меньше... Он закричал до треска в барабанных перепонках, но его крик заглушили стальные стены, мусор и рокот мотора. Он отчаянно перебирал ногами, отталкивался от мощной плиты, но она опережала его, поддавливая и направляя к противоположной плите.
Вот и она — Эли коснулся ее рукой, и его словно ударило током. Он сделал последнее, что мог: приник боком к плите и вытянулся вдоль нее. Он хватал руками мусор и подталкивал его под себя, словно находился в постели и, дрожа от холода, подтыкал одеяло. Этот кошмар наяву был нескончаем.
Сайкса сдавило с двух сторон с такой силой, что лопнула бутылка, попавшая между лопатками. Он снова закричал, не в силах переносить острую боль: осколки впились ему в спину, как сквозь масло проникали через мягкие ткани и скрежетали по костям. Эли оборвал свой крик. Мертвый по сути, он цеплялся за соломину, за свой последний шанс. Он втянул живот, выдохнул весь воздух из легких. Сам себе показался щепкой... Этот самообман длился считанные мгновения. Его голова лопнула под неимоверным давлением двух плит. Задняя остановилась в крайней точке, превратив тело бывшего разведчика в кровавую лепешку.
