Виталий Зорин - Карантин
– Бумаги много весят, – перехватил его взгляд Ненароков.
– Я в Каире останавливаться не буду, – попытался мягко отказаться Никита. – Первым же попавшимся рейсом улетаю в Москву.
– И не надо там останавливаться! – расцвел в улыбке вице-консул. – Тем более что с дипломатической почтой вам нельзя проходить через таможню без соответствующих документов. Поэтому в зале транзитных пассажиров вас встретит сотрудник российского посольства в Каире Игорь Петрович Постышев и в обмен на оказанную услугу вручит вам билет до Москвы.
Никита ничего не сказал. Интересно, вице-консул его что, за круглого дурака принимает? Впрочем, наверное, именно так и думает. А какие мысли могут быть у мелкого жулика, на пару с консулом ворующего медикаменты? И Полынову внезапно стало жаль Ненарокова. Профессионалам всегда жаль дилетантов, даже когда они противники.
Ненароков предупредительно распахнул перед Никитой дверь в небольшой холл здания частного аэродрома, вошел за ним следом. В холле у никелированной вертушки стоял бравый негр двухметрового роста в гвардейской форме и лихо заломленном берете на макушке. Стоял он, прислонившись к стене и опираясь на ствол швейцарской винтовки «ЗИГ» как на древко дротика. От безделья и беспросветной скуки парень, видно, совсем одурел и впал в полное безразличие. Танк мимо него пройди – и то не заметил бы.
Никита напустил на лицо апломб облеченного важным государственным заданием человека и пошел на гвардейца. На предъявленный билет негр даже не посмотрел, и, наверное, Полынов с Ненароковым беспрепятственно прошли бы на летное поле, не акцентируй Никита внимание на чемоданчике.
– Это дипломатическая почта, – поднес он кейс к глазам гвардейца.
Негр смотрел на чемоданчик тупым, бараньим взглядом.
– Дипломатическая почта, – повторил Никита по-английски и постучал по кейсу пальцами.
Наконец гвардеец очнулся и что-то спросил на местном наречии.
Ненароков бросил на Полынова укоризненный взгляд и коротко ответил на том же языке. Гвардеец отрицательно покачал головой и возразил. Вице-консул повысил тон и стал тыкать в лицо гвардейцу свои документы. Тут уж гвардеец окончательно пришел в себя и тоже стал говорить на повышенных тонах, тыча пальцем куда-то в сторону служебных помещений.
Вице-консул еще немного попрепирался с охранником, затем пожал плечами и, повернувшись к Никите, сказал:
– Вы идите, садитесь в самолет, я сам все улажу.
– А чемоданчик?
– Берите с собой.
И они разошлись. Ненароков в сопровождении «бравого» гвардейца направился к начальнику аэродрома, а Полынов через турникет вышел на летное поле.
Но к самолету Никита не пошел. Обогнув здание, он подошел к «Лендроверу», булавкой открыл замок багажника и, аккуратно положив кейс, захлопнул крышку. И только затем направился к самолету. «Эх, дурашка ты, дурашка… – в душе пожалел Полынов вице-консула. – Ну что тебе стоило забрать у меня кейс? Я тебе уж и так и эдак намекал, разве что костяшками пальцев по кейсу не стучал, как перед гвардейцем…»
На траве в тени самолета возле шасси сидело двое немолодых людей в старой аэрофлотовской форме.
Еще издали Никита услышал родную русскую речь.
– Привет, земляки, – сказал он, подходя.
Летчики повернули головы. Роднила их не только форма, но и усталые загорелые лица, и грустные взгляды, и ранняя седина. Разве что один был чуть постарше, лет сорока пяти, и с голубыми глазами, а второй – помоложе, но тоже за сорок, и кареглазый.
– Привет, – равнодушно отозвался тот, что постарше. – Из России?
– Ну а откуда же еще!
– Значит, уже не земляк, – вздохнул летчик. – Мы с Украины.
– А почему тогда по-русски разговариваете? – съязвил Никита. «Уроки» Стэцька Мошенко не прошли даром.
– А я лучше на старославянском заговорю, чем в принудительном порядке «забалакаю», – все так же равнодушно ответил летчик. – От нас что надо? Весточку, что ли, на родину передать?
– Да нет. Я – ваш пассажир. Сейчас билет покажу…
Никита зашарил по карманам.
– Не надо, – махнул рукой второй летчик, встал и ударил кулаком по фюзеляжу. Корпус машины отозвался гулом. – Алексей, прогревай моторы! Летим!
Тем временем первый летчик выбил из-под шасси колодки и, прихватив их, направился к люку.
– Ну, а ты чего, – обратился к нему оставшийся летчик, – особого приглашения ждешь?
– А что, так сразу и летим? – удивился Никита.
– Самое время… – Летчик выбрался из-под крыла и, прищурившись, посмотрел на небо. – Лучшего времени здесь, чем летать в грозу, нет…
– Никита, – представился Полынов и протянул летчику руку. Нравились ему эти простые, бесхитростные парни.
– Михаил, – назвался летчик, но руку не пожал. – Ты – врач?
Никита кивнул.
– С эпидемией боролся?
Никита снова кивнул.
– Тогда не протягивай руки.
Полынов рассмеялся.
– Таким образом «тофити» не заразишься. Вот разве что со мной переспать надумаешь, тогда есть опасность.
– Ишь, размечтался, – хмыкнул Михаил. – Знаешь такую поговорку: «Береженого и бог бережет»?
Тогда прикуси язык и залазь.
Уже на последней ступеньке трапа Никита оглянулся и сквозь стеклянные двери в домике аэродрома увидел спешащего на поле вице-консула. Никита повернулся и, стоя в проеме люка так, что левое плечо скрывал борт самолета, правой рукой помахал Ненарокову. При этом он состроил вице-консулу такую лучезарную улыбку, будто тот являлся ярчайшим представителем слабого пола.
Вице-консул нерешительно остановился и тоже помахал рукой, напоследок одарив Никиту своим «неотразимым» оскалом барракуды. Ничего другого, как подумать, что в левой руке Никита держит чемоданчик, он не мог.
– Чего застрял? – недовольно крикнул с земли сквозь рев набирающих обороты двигателей Михаил. – Давай быстрее!
Никита шагнул внутрь самолета.
Трюм транспортного «Ан-24» напоминал собой авгиевы конюшни. Хотя коней здесь вряд ли перевозили, но коз и баранов – точно. И, само собой, оружие, потому что к запаху навоза примешивался запах оружейной смазки. Впрочем, сейчас трюм был практически пуст. Лишь в хвостовой части лежало несколько джутовых тюков неизвестно с чем.
Михаил втянул в трюм трап, задраил люк.
– Садись! – перекрывая рев моторов на форсаже, Крикнул он Никите и указал на кресло возле входа.
В трюме было всего четыре кресла – по одному у каждого иллюминатора. Остальное пространство предназначалось исключительно для грузов. Нерентабельно в Африке возить людей.
– Сиди и с места не рыпайся, заразу не разноси! – поучал Михаил. – Ты парашютом пользоваться умеешь?
– Нет, – соврал Никита. – А что?
– Тогда молись богу, чтобы нас не сбили.
– Кто? Мятежники?
– И те, и другие. У них стрельба по самолетам что-то вроде развлечения. Мы им «стингеры» возим, а они нас ими же и сбивают. Война по-африкански называется!
Не зная, как отреагировать, Никита неопределенно хмыкнул. Со своими оценками здешней войны он уже не раз попадал впросак.
– Да, и последнее! – проорал Михаил, потому что рев двигателей стал невыносимым, фюзеляж мелко задрожал. – Запомни, когда прилетим в Каир, говори, что мы летели из Сомали! Понял?! Иначе тебе карантин обеспечен, а нас лишат лицензии до конца жизни!
Самолет наконец дрогнул и начал разбег.
Глава 3
Ни молния, ни «стингер» в самолет не попали, хотя потрясло «Ан-24» в грозовом фронте изрядно. Как на тренажерном вибростенде. И как только самолет на составные части не развалился, уму непостижимо.
После подобного испытания весь экипаж вместе с Никитой можно было смело зачислять в отряд космонавтов, если, конечно, за время отсутствия Полынова в России космическую программу не свернули окончательно и навсегда.
В Каир самолет прибыл поздно ночью, и, когда Никита ступил на бетон летного поля, ему показалось, что чище воздуха он не вдыхал никогда. Основательная тряска самолета подняла в трюме такую пыль, что дышать было невозможно, а Никита стал похож на скотника, только что вычистившего хлев. И воняло от него, как от настоящего козла.
В зале для транзитных пассажиров к Никите – как, впрочем, он и предвидел – никакой представитель российского посольства не подошел. Наоборот, чистенькие, ухоженные пассажиры шарахались от него, как от зачумленного. Естественно, Никита не стал разыскивать мифического Постышева, даже существуй таковой на самом деле. Он приобрел билет до Москвы на ближайший рейс и юркнул в туалетную комнату.
Здесь он умылся, а носатый араб с видимым отвращением более-менее вычистил его одежду – на стирку и глаженье времени до посадки в самолет не было, хотя соответствующая служба в аэропорту имелась.
Но следующий прямой рейс на Москву был почти через сутки, и Никита махнул рукой на свой внешний вид. Вонь уменьшилась, однако все равно ощущалась – от предложения араба взбрызнуть одежду освежителем воздуха Никита наотрез отказался. Эффект мог получиться убийственным. От сочетания запахов хвои и хлева пассажиров могло начать мутить и без воздушных ям.
