Александр Бушков - Голая королева. Белая гвардия-3
Он покосился влево. Музыка по-прежнему гремела, но все плясавшие — и примкнувший к ним часовой с кормы — торчали у планшира, таращась на либерийскую посудину с изумлением (шлюхи с искренним, рослые парни, конечно же, с наигранным).
И тут сработал второй заряд, идентичный первому. Снова оглушительный грохот, мириады искр, столб густого дыма... Мазур так и не понял, была ли отдана команда — но матросики, толкая и отпихивая друг друга, кинулись к трапу так, словно за ними гнался местный болотный черт Самбата — создание, как считает традиция, весьма неприятное, не гнушающееся при случае полакомиться человечиной. Палуба опустела в какие-то секунды, отлично можно было рассмотреть, что «либерийцы» остановились и повернулись к покинутому кораблю, лишь отбежав метров на двести, и то только половина, остальные убежали еще дальше. В порту коротко взвыла сирена пожарной тревоги, на высоких решетчатых мачтах вспыхнули гроздья прожекторов, ярко осветивших кораблик и его беглый экипаж. Этим все надолго и ограничилось: зная местные нравы, Мазур не сомневался, что портовые пожарные и аварийная команда еще только штаны неторопливо натягивают, зевая во весь рот.
В полном соответствии с расчетным временем раздался третий взрыв, прозвучавший гораздо тише, не сопровождавшийся пламенем с дымом — просто-напросто у кормы взлетел высоченный фонтан взбаламученной, пенной воды, быстро обрушившийся, частью назад в море, частью на палубу. Но он-то и был с е р ь е з н ы м, третий взрыв...
Суденышко прямо-таки сотряслось, корма заметно для глаза стала опускаться вниз, а нос — задираться...
К столу подскочил капитан яхты, молодой негр, этакий павлин с затейливыми золотыми шевронами на рукавах белоснежного легкого кителя и не менее затейливой кокардой на белой фуражке — чистейшей воды фантазийные украшения, некоторым богатым туристам и особенно туристкам нравится — некоторым настолько, что они, как сплетничают, выбирают удобный момент, чтобы осмотреть капитанскую каюту, понятно, в сопровождении капитана.
Парень видный, так что в сплетни охотно верилось, иные белые путешественницы склонны к таким вот мимолетным приключениям, о которых потом, хихикая, полушепотом рассказывают таким же, как сами, подружкам. Но сейчас капитан растерял всю свою авантажность и шарм, трясся, как овечий хвост, без сомнения, впервые в жизни оказавшись свидетелем такого зрелища. Заговорил он с Рональдом, правда, не заикаясь, и на том спасибо, но голос дрожал:
— Сэр, прикажете уйти подальше в море?
— С какой стати, любезный капитан? — невозмутимо отозвался Рональд лениво-капризным тоном пресыщенного жизненными удовольствиями барина. — Нам вроде бы ничто не угрожает, а зрелище интересное. Лишнее развлечение, верно, парни? Причем бесплатное, а? Остаемся?
Присутствующие за столом дружно закивали, налив себе еще по бокальчику.
— Но это же явно мина! Смотрите, он тонет! Все и так видели, что либериец довольно быстро погружается кормой — ничего удивительного, учитывая размеры пробоины, появившейся в борту.
— Вижу, что тонет, — сказал Рональд. — тото и интересно. Никогда в жизни не видел, как тонет корабль, чертовски интересно. Партизаны какие-нибудь, у вас, я слышал, водятся... Но нас-то никто вроде не собирается подрывать? — и добавил приказным тоном: — Короче говоря, капитан, остаемся на якоре. Когда еще такое увидишь?
Это на обычном корабле капитан — первый после Бога. А на таких вот игрушках для богачей — ничего подобного. Первый после Бога — как раз наниматель, а капитан обязан повиноваться. Чернокожий красавчик определенно знал эти тонкости, не первый год катал богатых бездельников, а потому не стал ни дискутировать, ни качать права — ссутулился с безнадежным видом, зачем-то отдал честь на военный манер, уныло пробормотал:
— Как прикажете, сэр...
И побрел куда-то к мачте. На берегу, деловито воя сиренами и мигая вертящимися огнями, наконец-то объявились две здоровенных красных пожарных машины и автобус с большой эмблемой на боку, тоже при сиренах и мигалке. Все они остановились метрах в двухстах от тонущего суденышка, оттуда неторопливо вылезли доблестные пожарные и доблестные спасатели — и встали толпой, таращась на происходящее. Вообще-то винить их за такое поведение трудно — «либериец», поднявшись под углом градусов в семьдесят, кормой вперед, наполовину ушел под воду — и шел ко дну довольно быстро, так что пожарным попросту нечего было тушить, а спасателям некого спасать...
Еще несколько минут — и он затонул окончательно, оставив на воде неспешно кружившуюся воронку приличных размеров. Сидящая за столом пятерка наполнила бокалы, чокнулась и выпила без тостов — дело завершено успешно. На пирсе, согласно общей традиции завывая и мигая, объявилась парочка полицейских машин, и новоприбывшие повели себя гораздо энергичнее, сходу замешались в толпу ошарашенных (безлошадных, ха!) мореманов, что-то явно выспрашивали, должно быть, разыскивая капитана — ну конечно, с него в первую очередь спрос... Подъехала еще одна машина, совершенно штатского вида, без мигалок и сирены, оттуда полезли деловитые ребятки в цивильном — ага, орелики полковника Мтанги явились, как и было обговорено, чтобы п о т р я с т и пребывавших в шоке морячков: авось кто и сболтнет в полной растерянности что-нибудь интересное...
Убедившись, что ничего интересного более не предвидится, красотки в бикини потянулись к столу, возбуждено тараторя меж собой на местном языке. Следом степенно двинулись ребята Роналда — всем явно не терпелось выпить за столь неожиданное, чертовски интересное зрелище.
Рональд склонился к Мазуру, сказал на ухо:
— Мы не могли бы поговорить наедине?
— Ради Бога, — кивнул Мазур. Очередные секреты, конечно...
С полыми бокалами в руках они отошли к самому бушприту, где никто, уж точно, не мог подслушать. Рональд, такое впечатление, чуточку волновался.
— Я впервые видел таких людей, как вы, и вашу работу... — начал он словно бы неуверенно. — И у меня есть предложение... собственно, не предложение, я, можно сказать, зондирую почву... В общем, не согласились бы вы перейти на службу к н а м?
Нельзя сказать, что Мазур был ошарашен, но все же чуточку удивился — хотя слышал подобные предложения не впервые в жизни.
— Не понял, — сказал он спокойно. — Вы что, меня в агенты вербуете?
— Никоим образом! — воскликнул Рональд. — Я имею ввиду именно с л у ж б у.
Между нами говоря, наш военно-морской флот собирается организовать подразделение боевых пловцов, настоящих, серьезных, вроде американских, английских или ваших. Но пока что не нашли серьезного инструктора, который мог бы сделать из простых аквалангистов... таких, как вы. Вы самым официальным образом могли бы поступить на службу на наш флот. Думаю, учитывая обстоятельства, вам легко присвоили бы первый адмиральский чин. И деньги платили бы соответствующие. Я знаю, ваше жалованье в пересчете на доллары прямо-таки смехотворно. У нас вы получали бы н а с т о я щ и е деньги, как адмирал и основатель подводного спецназа. Не думаю, чтобы наши страны когда-нибудь начали воевать меж собой, Бугамба давно позади, и повторения вроде бы не предвидится. Так что совесть у вас будет чиста.
— Очень мило, — сказал Мазур. — А можно полюбопытствовать, кого вы представляете?
— Исключительно самого себя, — без промедления ответил юаровец. — Просто-напросто хотел поговорить, как офицер с офицером. Сейчас, когда я своими глазами видел вашу работу... Когда я вернусь домой, сразу напишу рапорт — и его, без сомнения, рассмотрят быстро: моряки, я точно знаю, чертовски жаждут заполучить дельного специалиста, они, уверен, согласятся с моей идеей насчет адмиральского чина и соответствующего жалованья. Вы ведь долго, очень долго будете незаменимым. Представляете, какие это открывает перспективы для дельного офицера? Адмирал, о с н о в а т е л ь подводного спецназа...
Забавно, но Мазур ничуточки не рассердился — ему просто стало весело.
— И как вы себе то представляете? — спросил он. — Ну, предположим, вы получите санкцию от начальства, оно подтвердит ваши обещания... и наверняка выполнит. Что же, мне прямо отсюда прикажете лететь к вам?
— Ну что вы! — Энергично воскликнул Рональд с таким видом, словно защищался от обвинений в чем-то непорядочном. — Я прекрасно понимаю, что такое офицерская честь, такой вариант был бы дезертирством, а вы, я уверен, не из тех, кто способен дезертировать. Можно обставить иначе, без малейшего ущерба для офицерской чести. Вы вернетесь домой, самым официальным образом выйдете в отставку, а потом переедете к нам и поступите на нашу службу. Где же здесь ущерб для офицерской чести?
Вот тут Мазур едва не расхохотался, но героическим усилием воли сдержался. Т е п е р ь он не сомневался, что Рональд именно тот, за кого себя выдает: никакой не разведчик, именно что обычный спецназовец, выполняющий, как это порой со спецназовцами случается (самого Мазура взять) деликатную миссию. Кое в чем парнишечка простой, как две копейки. Опытный разведчик знал бы, насколько нереально такое вот предприятие: ни с того ни с сего суперзасекреченному советскому спецназовцу его лет, здоровому, как лось, «выйти в отставку», да вдобавок, изволите ли видеть, «переехать» в другую страну и поступить там на службу — да вдобавок не куда-нибудь, в ЮАР... Т а к о г о профессиональный разведчик ни за что не брякнул бы, чтобы не позориться...
