Эльмира Нетесова - Пасынки фортуны
— Не грози, дед! Я не фраер. Всего уже отбоялся. А и для Чубчика не держу на сердце зла. Остыло оно. Не от твоих угроз, конечно. Рудники выстудили. Все разом. Тебе по старости бояться нечего. Мне тоже! И свою смерть сотни раз пережил. Устал ее ссать. И ты — не пугай. Припоздал ты с этим на целых двадцать лет. Они как двадцать жизней! И каждая — сродни погосту! А потому я уже свое отзвонил. Веди к Чубчику. Коль ты помог в лихую минуту, он и вовсе не бросит меня, — повеселел Кузьма, завидев стройную улицу поселка, почувствовав близость жилья.
Внезапно из-за забора послышался хриплый лай собаки. Пес принюхивался к людям со двора, рычал зло.
— Угомонись, чего серчаешь? Иди спать, бес лохматый! Ступай в конуру, не гневись, — журил пса старик.
Кузьма позавидовал:
«Ишь, кобелю дворовому теплое слово нашел. И тот понял, послушался. По почему ко мне иначе? Всегда с униженьем. Все только обозвать, обложить матом, как говном по уши, норовят. Неужели старик прав?» — впервые шевельнулось в мозгу Огрызка сомненье.
Он шел, стараясь чутьем угадать дом Чубчика. Он должен отличаться от прочих, иметь свое лицо, так казалось…
Но лесник свернул к обычному дому. Открыл калитку. И предложил тихо: «Входи».
ГЛАВА 3
На стук в окно дернулась занавеска.
— Сашок! Гость к тебе! Из старых знакомцев! — крикнул лесник. Огрызок слышал, как громыхал засовом Чубчик. Он появился в дверном проеме заспанный, злой.
— Где ты подобрал его? — спросил лесника недовольно.
— В пургу пришел. Сам, как и ты, — ответил Силантий.
— Чего? В бегах?! — вмиг проснулся Чубчик и хотел было закрыть дверь перед носом гостей.
— Освободился я, — успел ответить Огрызок.
— Тогда входи, — пропустил Кузьму в коридор: — Зайди, Силантий, — пригласил Чубчик лесника. Но тот отказался.
Чубчик, потоптавшись, закрыл дверь за Огрызком. И, едва тот вошел, спросил:
— Давно из зоны?
Кузьма, не решаясь присесть без приглашения, коротко рассказал, как освободился, как нашел Чубчика.
Хозяин стоял перед ним, готовый в любой момент вышибить гостя из дома.
— Ты уже третий тут возникаешь. Все не без подлянок. Всяк норовил с меня сорвать. Вот и я дал зарок: никого больше не принимать, чтобы мозги не сушили. Завязал я с вами. Секешь, Огрызок?
Кузьма отлепился от стены не без труда. Ноги подкашивались. Того и гляди, рухнет на пол, в ноги бывшему пахану. А тот сгребет в охапку, вышвырнет из дома — в снег мордой. Собери потом в комок это усталое тело, отказавшееся повиноваться.
— Давай, похавай и отваливай, — внезапно предложил Чубчик, указав на табуретку возле стола.
Огрызок хотел отказаться. Зачем тянуть время? Пахан хорош в «малине». Отколовшийся от фарта, уже не законник — фраер. И с ним трехать — западло. Но ноги предательски дрожали. Огрызок почувствовал, что не сможет сделать ни шага — ни к двери, ни к столу.
— Чего стоишь? — глянул хозяин удивленно. — ; Сейчас, — ухватился за стену Огрызок.
Чубчик оторвал его, посадил на табурет. Ни о чем не спросил. Стянул с того сапоги и телогрейку. Определил сушиться на печке. Накормив, налил стакан водки:
— Хлопни. За волю, за встречу, да старайся скорее одыбаться. У нас без здоровья не выжить. Сам знаешь, — предложил Кузьме. Тот и хотел бы, да желудок словно свело.
— Не смогу. Да и куда мне? Идти надо. Ехать. Ноги без водяры не слушаются. Тут же вовсе в отказ пойдут. Как доберусь на материк? — отказался от угощения впервые в жизни.
— Куда похиляешь? Лезь на печку. Канай. Когда одыбаешься, потрехаем, — предложил Чубчик.
Огрызок даже ушам не поверил. Ему не надо уходить на холод — в непроглядную ночь. Чубчик оставляет его у себя. Пусть и на время. Но как нужно именно теперь перевести дух.
«Хорошо, что дед лишнего не вякнул, с чем я сюда возник. Не то шмалял бы я теперь пехом до Магадана. А добрался б иль нет, кто знает?» — подумал Кузьма, засыпая на теплой лежанке.
Проснулся он от ломоты, крутившей все тело. Еле сдержал стон. Вспомнил, где находится. Услышал стук входной двери, голоса:
— У нас гость, Валюха! — узнал Кузьма голос Чубчика.
— Кто? — послышалось недовольное.
— Старый знакомый мой.
— Опять? Ну что ты за человек, Сашка? Ведь обещал мне никого не принимать из прежних. Иль мало горя от них видел?
— Да тише ты, разбудишь. Не кричи, дуреха. Он чуть живой средь ночи пришел. Привел его Силантий. Освободившийся, не сбежавший, — говорил Чубчик тихо.
Огрызок увидел, как приоткрылась занавеска, отгородившая лежанку от кухни. Но прикинулся спящим.
— Я его видела у Силантия, — послышалось приглушенное.
— Давай поешь. А я тебя вот о чем попрошу, — заговорил хозяин еле слышно и продолжил: — Оставить надо его на прииске. Если сумею убедить. Ну, а не согласится, воля его.
— Зачем он тебе? — послышался вопрос женщины.
— Должок у меня перед ним имеется.
— И много?
— Да не в деньгах он. Его доля не в моих руках, сама понимаешь. Тут о другом трехаю, что деньгами не оплатить. Но тебе это понять трудно.
— Отчего же?
— Он в моей «малине» с детства был. И «пахал» на нас — с пацанов. Мы его всему учили. Как воровать. Другого он и не умел. Но когда-то сумел украсть у себя жизнь. Того никто не приметил. Ни мы, ни он. Все так жили. Одним днем. Удачей. На нее надеялись. А она — подводить умеет. Вот и его. Замели. Взяли мальчишкой. Теперь уже мужик. А жизни — не было. В том и моя вина. Я своей судьбе горб выровнял. А он — сумеет ли? Ни сил, ни здоровья не осталось. Ему не больше сорока, а глянешь — старше старика.
— А у него своей головы не было? — прервала женщина.
— Эх, Валюха, да если б голова росла правильно. А то ведь с вывернутыми мозгами жили. Глазами — в задницу. Под ногами — не видели. Да что говорить, иль забыла, сколько со мной хлебнула? — слушал и не верил своим ушам Кузьма.
— Так что ты с ним решил?
— Пока ничего. Ни о чем не говорили, — признался Чубчик.
— Сашка, подумай. Может, лучше будет, если дашь ему денег, да пусть едет на все четыре?
— Оно и так можно. Но случись что с ним, себя упрекать буду, что послушал тебя. Может, и меня судьба уберегла, чтоб я ему помог?
— А если он захочет вернуться к своим?
— У него никого нет.
— Я о ворах…
— Не думаю. Тот, кто столько просидел на Колыме, по новой сюда влететь не захочет, — шептал Чубчик и заглянул на лежанку. Приметил, что Кузьма проснулся: — Давно очухался? — спросил гостя.
— Когда хозяйка прихиляла, — не смог соврать пахану.
— Слезай, Огрызок! Больше суток дрыхнешь. Я уже смену отмолотил. Жена с работы пришла. А ты, как пахан, до ветра не высунулся! — смеялся хозяин, вытаскивая гостя с лежанки.
После горячей бани, ужина, когда Валентина ушла в спальню, Чубчик с Огрызком разговорились.
Кузьма рассказал бывшему пахану о своих горестях. Тот, выслушав, о себе заговорил:
— Я ведь тоже не с добра тут приклеился. Вначале думал холода пережить. Временно примориться. А потом решился испробовать себя. Получилось. И вроде неплохо.
— А как тебя на воле оставили? — спросил Огрызок.
— Я ж не просто с зоны слинял. От вышки смылся. Кенты в бузе двоих охранников замокрили. Ну, а когда разборку учинили, я на себя грех взял. Меня и приговорили в расход.
— Они не знали, что паханы не мокрят? — удивился Огрызок.
— Кому нужно узнавать? Виновный есть, признался сам… Так оно всем проще. Думалось мне, в лучшем случае — дополнительным сроком отделаюсь. Ведь кенты охрану не с куража пришили. За дело. Долю взяли, а законников из шизо не выпустили. Когда ж мне трехнули, что утром расстреляют и приказ о том уже подписан, я и смотался. Ночью. В пургу. Сначала к Силантию попал. Потом на Валюху наткнулся. На дороге. За несло ее. Села отдохнуть. Ну да вытащил. Не зная, кто она — в поселок приволок на плечах. Хотел смыться, пока не накрыли. Завел ее в дом, сам — в дверь. Она меня за загривок. И кричит: «Стой, дурак!» Я вначале от удивленья опешил. А Валюха все смекнула. Ведь я в лагерной робе был. Если б освобожденный, с чего от бабы на рысях? Ну и говорит мне: «Не суй нос из дома, чтоб ненароком не пропал в пурге. Потом разберемся». Я, дурень, изворачивался, туфту нес. А Валюха вернулась с работы и говорит, что ищут меня по всей Колыме. Приметы известны доподлинно. Ну и вздумал я ночью сорваться. От всех разом. А спал — на печке. И едва хозяйка уснула, я сквозняк дал. Едва за поселок — меня и накрыли. Не зря Валька предупреждала — не высовываться. Привели в милицию. А тут и моя хозяйка при полной форме. Я чуть с ума не сошел. Глазам не верил. Неужель лягавую с того света вытащил? Даже горько стало. А тут ферт какой-то заявился, видно, из органов. В военном клифте. И ботает: мол, этот гусь, так обо мне трехал, жизнь спас Валентине, когда она из командировки возвращалась. А коль так — под вышку — нельзя. К тому ж рапорт послали начальству, чтоб за спасенье участковой меня помиловали…
