Гаванский шторм - Касслер Клайв
Саммер повела прожектором в сторону, осветив жутковатый набор черепов и костей. Мадеро не преувеличивал, когда предупредил, что им предстоит посетить кладбище, по которому прошелся торнадо.
Не вызывало сомнений, что озеро использовали для жертвоприношений, но профессору еще предстояло идентифицировать обитателей захоронения. Когда-то в этом регионе обитали ольмеки, а позднее майя, хотя Мадеро пока не мог датировать ни одну из находок. Маленькую керамическую фигурку отнесли к 1500 году нашей эры, что соответствовало правлению ацтеков на севере и было близко по времени испанскому завоеванию.
Глядя на лежащий на песке череп, Саммер представила себе церемониальное человеческое жертвоприношение, которое совершили на берегу озера. В соответствии с ритуалами ацтеков жертва должна была смотреть на небо, когда жрец вонзал острый, как бритва, кремневый нож в ее грудь и вырывал еще бьющееся сердце. Сердце и кровь преподносили богам – вероятно, какому-то божеству воинов, обеспечивающему ежедневное движение солнца по небу.
В некоторых случаях конечности жертвы отрубали и съедали как ритуальное блюдо, а тело выбрасывали в озеро. Ацтеки ежедневно делали человеческие жертвоприношения, и смотревший на Саммер ухмыляющийся череп мог принадлежать одной из сотен жертв из неизвестной деревни, когда-то находившейся где-то поблизости. Она вздрогнула, несмотря на теплый гидрокостюм.
Девушка развернулась и последовала за Мадеро, который проплыл над несколькими участками раскопок и указал на базальтовую помольную чашу, или molcajete, которую следовало занести в каталог и поднять на поверхность. Они еще несколько минут смотрели на жуткие человеческие останки, после чего профессор большим пальцем указал наверх. Время пребывания под водой истекало.
Саммер с радостью покинула кладбище и поплыла обратно первой. Следуя вдоль дорожки опережавших ее пузырьков, она слегка задела стену из известняка. Затем случайно ударила ластом по едва заметному выступу, из-за чего едва его не потеряла. Слева из стенки торчал небольшой карниз, и Саммер, поправляя ласт, оперлась на него локтем.
Отталкиваясь от карниза, чтобы продолжить подъем, девушка почувствовала под рукой какой-то гладкий предмет. После некоторых колебаний она осмотрела узкий карниз, который покрывал толстый слой ила, и провела ладонью по гладкой гуще – вверх поднялась коричневая туча ила. Однако она стала быстро оседать, и Саммер увидела нарисованную бабочку.
Рядом оказался Мадеро, посмотрел на карниз, и у него загорелись глаза. Профессор осторожно провел рукой в перчатке по поверхности карниза и попытался пальцами нащупать размеры диковинного предмета. Очевидно, он застрял на карнизе во время спуска и не имел прямой связи со всем остальным, а потому не требовал тщательного изучения. Мадеро стер ил, и они увидели керамический предмет размером со шкатулку для драгоценностей. На единственном уголке, не покрытом илом, виднелось изображение крошечной бабочки.
Мадеро жестом показал Саммер, что ей следует взять шкатулку и подняться на поверхность. Она осторожно взяла находку, словно это была бомба с часовым механизмом, и поплыла наверх.
Они находились на дне совсем недолго, поэтому им не требовались остановки для декомпрессии, и она продолжала подъем до тех пор, пока не вынырнула из воды. Саммер оставалась возле самодельной лестницы, пока Мадеро не выбрался на поверхность. Он снял акваланг и вернулся за шкатулкой. Саммер, а вслед за ней и Дирк поднялись по ступенькам наверх. Влажный горячий воздух Мексиканского залива заставил их поспешно стянуть гидрокостюмы.
– Вода здесь просто поразительная, – прошептала Саммер Дирку, – но я бы с удовольствием обошлась без осмотра кладбища.
Он пожал плечами:
– Не худшее место, где можно провести вечность после того, как ты потерял свое сердце.
– А что они делали с сердцами?
– Сжигали, насколько мне известно. Возможно, оставляли несколько штук про запас, – Дирк обвел рукой окружающие джунгли.
Мадеро сумел найти лишь руины храма и небольшого селения рядом с озером, от которых почти ничего не осталось. И сейчас лишь пара брезентовых палаток, в которых жили профессор и его помощники во время периодических раскопок, указывала на присутствие в этих местах человека.
Археолог положил шкатулку, найденную девушкой, на ближайший стол. Когда Саммер и Дирк подошли к нему, Мадеро уже осторожно очищал ее при помощи старой зубной щетки.
– Что Саммер нашла? – спросил Дирк. – Старую коробку от сигар?
– No es una caja de cigarros, – ответила сестра, тряхнув головой.
Мадеро улыбнулся.
– У тебя хороший испанский, – он продолжал смотреть на шкатулку. – Полагаю, это кое-что поинтереснее.
Саммер и Дирк подошли ближе, чтобы лучше рассмотреть артефакт.
– Как вы думаете, для чего ее использовали?
– Пока не могу сказать ничего определенного, но шкатулку сделали ацтеки – тут у меня нет сомнений. Они были замечательными мастерами. Мне доводилось видеть множество артефактов, но ничего подобного не попадалось, – профессор отложил зубную щетку и повернул шкатулку к Саммер.
– Форма уникальна, – продолжал он. – Идеальный квадрат сделать из глины намного труднее, чем круглый сосуд. Посмотрите сюда!
Мадеро показал на шов вдоль края крышки, заполненный серым веществом.
– Шкатулка заклеена, – сказал Дирк.
– Совершенно верно. Похоже на высохший латекс, который легко добывается из местных каучуковых деревьев. – Профессор поднял шкатулку и осторожно ее потряс.
Внутри что-то загремело.
– Она не потеряла герметичность, несмотря на то что очень долго находилась под водой, – сказал Мадеро. – Возможно, ил обеспечил дополнительную защиту.
– Как вы думаете, что там внутри? – спросила Саммер.
Профессор покачал головой:
– Это предсказать невозможно. Как только мы доставим шкатулку в мою лабораторию в Веракрусе, мы сделаем рентген, уберем латекс и откроем ее.
Дирк усмехнулся:
– А я все равно думаю, что там заплесневелые сигары.
– Может быть. – Мадеро с благоговением поставил шкатулку на стол. – Но я думаю, что там находится нечто более значительное.
Он взял зубную щетку и принялся осторожно очищать центр крышки, открывая ярко-зеленый круговой орнамент. Крышка была инкрустирована зелеными и синими камнями, и постепенно они увидели проступившее изображение крыла птицы.
– Ацтеки любили изображать животных в своих произведениях искусства, – сказал Мадеро. – Орлы и ягуары встречались чаще других, они являлись символами касты воинов.
Саммер смотрела на медленно проявляющуюся картинку.
– Да, это какая-то птица, но я не думаю, что орел. А другие птицы играли роль символов?
– Да, в особенности экзотические тропические птицы. Их оперение ценилось очень высоко, даже дороже золота. Император и родовая знать носили очень сложные головные уборы, сделанные из перьев птицы квезаль. Был еще Уицилопочтли. Древнее божество ацтеков, возможно, их самый важный бог. Он являлся покровителем войны, а также их родины, Теночтитлана. Именно он повел их в Мексику во время первой миграции из Ацтлана в Теночтитлан – теперь это город Мехико.
– И он был связан с птицей? – спросила девушка.
– Да, с голубой колибри. Ее изображением обычно украшали предметы, принадлежавшие знати.
Мадеро сдул пыль, протянул шкатулку Саммер, и она увидела, что крышка инкрустирована нефритом и бирюзой, а также костью и колчеданом – в результате получилась птица в полете. Маленькие крылья и длинный тонкий клюв не оставляли ни малейших сомнений.
Это была голубая колибри.
Глава 12
Все взгляды были обращены на очищенную керамическую шкатулку. Она стояла на стальном столе лаборатории, соседствующей с кабинетом доктора Мадеро, и под ярким флуоресцентным светом ее тайна манила, не позволяя отвести глаза.
Мадеро обработал склеенные края крышки растворителем, а затем слегка их подогрел при помощи небольшого фена. Такое воздействие смягчило натуральный каучук и ослабило клеящий эффект. После этого профессор осторожно попробовал разрезать размягченный материал пластмассовым шпателем.