Юрий Комарницкий - Возвращение на Подолье
В редкие промежутки, когда она неудачно выбирала любовника, страдать приходилось опять же ему. Те из них, которые имели семью, рано или поздно исчезали. В такие моменты она вспоминала о нем. И, чтобы утолить жажду мести, писала заявления на него в милицию.
Точно так же, как в учительском коллективе, в милом сердцу райотделе милиции она постепенно создала ему репутацию патологического бродяги. В один прекрасный день, когда он, словно верблюд, насыщался на кухне, в квартиру прилетела красногрудая птица в образе молодого следователя. Напыщенный, с побитым угрями лицом, он, в сопровождении ликующей матери, прошел на кухню и положил рядом с тарелкой супа истоптанный мужской ботинок.
— Узнаешь? — спросил, мрачно поглядывая то на него, то на мать.
— Нет, — ответил он.
— Ну, допрыгался, — сказал мать, — так я и думала.
Ничего другого от нее он и не ожидал. В раннем детстве от жизненных бурь и невзгод его защищала бабушка. Когда бабушки не стало, он со своей детской правдой остался один на один под этим небом и солнцем.
— Твой друг Виноградов сознался… Говори, по какому адресу квартиру обворовали?
О подлой игре, делающих карьеру молодых следователей, Василий уже слышал. В тех семьях, где, по их мнению, родители не знают как избавиться от “преступных” чад, следователи пробивали брешь, терроризируя и запутывая до такой степени, что подросток рано или поздно себя оговаривал.
— Собирайся, пойдем в милицию, там выясним.
Он на нее еще надеялся.
— Ма, в чем дело? Чего он от меня хочет? Я ничего не знаю.
Ее лицо напомнило ему безучастную маску сфинкса. В тот момент он окончательно понял, что по-настоящему одинок. Она посмотрела куда-то сквозь него и сказала:
— Иди, иди. Натворил — придется отвечать.
В милиции к следователю, который его привел, присоединился капитан с лицом Плюшкина. Рядом с ботинком появились часы из тех, которые алкаши на базаре продают по трешке за пару.
— Узнаешь? Говори, когда последнюю хату на уши поставили. Если расскажешь — тебе ничего не будет.
У Василия пересохло во рту. Несмотря на вынужденное бродяжничество, он не воровал.
— Смотреть в глаза! Отвечай, или ты у меня будешь искать пятый угол!
Существо следователя дышало неподдельной злобой. После слов Василия: “Я ничего не делал! Вы не имеете права”, угреватый змеиными пальцами ухватил его за волосы и вырвал клок у виска.
Из глаз Василия покатились слезы. Он был одинок в целом мире.
Затем молодой следователь куда-то ушел. Капитан заставил его писать объяснительную. Когда он отказался, капитан перегнулся через стол и ударил его по голове пресс-папье.
— Бери ручку и пи-ш-ш-ши — шипел он, устрашающе вращая белками. Тут тебе не детский сад. Закрою в тюрьму, там из тебя враз Машку сделают.
Он взял ручку и капитан сразу перешел на политику пряника:
— Ну, так бы и давно. Чего их жалеть? Они тебя не пожалели… Пиши: Я, Коваленко Василий Витальевич, опознаю предъявленные мне вещи, а именно: мужские ботинки черного цвета и часы марки “Луч”. Эти вещи я видел у своего знакомого Виноградова Валерия Максимовича.
“Вот оно что. Полчаса тому они утверждали, будто я с Виноградовым обворовывал квартиры. Теперь меня заставляют писать лжесвидетельство.”
Василий швырнул ручку на пол и бросился к двери. Уже в коридоре он услышал крик капитана:
— Стой, ворина, стой! Убью!
Его угроза придала Василию сил. В считанные секунды он преодолел коридор, но проскочить мимо дежурного ему не удалось. Рукояткой пистолета дежурный ударил его по голове с такой силой, что впервые в своей жизни он потерял сознание.
XVII. Уйти от погони
Машина мчалась по улицам города. Харасанов знал, что в однотипных городах Казахстана долго скрываться от погони невозможно. Планировка улиц, утыканных пятиэтажками, оторванными друг от друга, быстро выведет на них погоню. Слабый поток машин не даст возможности оторваться, затеряться среди домов. Уходить далеко на такой машине было полной бессмысленностью. Казахстанская степь вмиг превратится в мышеловку. Авиация всегда окажет милиции услугу.
Ориентируясь по памяти, он привел машину в старый город и остановился на краю отработанной шахты, заполненной водой. Словно наседки с шеста из фургона выпрыгивали девушки. К великому изумлению, среди девушек он увидел Валентина.
— Девчата, разбегайтесь по норам кто куда сможет. У кого маленький срок — можете сдаться. Уйти вряд ли удастся.
Девушка, которая бросилась к нему в тюремном переходе, вдохновив тем самым на побег, схватила Константина за руку и потащила в сторону.
— Я родом из пограничного района. Возьми меня с собой, вместе уйдем за границу.
Он растерялся. Она прочитала его мысли. Ему было пятьдесят, ей — двадцать. Она годилась ему в дочери. В то же время в ней было что-то такое, что не позволяло ему ее оттолкнуть. Она его зажигала. Где-то в подсознании трепетала мысль, что мимолетная встреча была не случайной. Фортуна послала ему эту девушку. Возможно, встреча с ней принесет ему полную свободу.
Владелица больших, слегка раскосых глаз, она должна была быть жгучей брюнеткой. Но природа распорядилась по-своему. Роскошная грива волос, цвета спелой соломы, спадала на плечи, струилась ниже, подчеркивая линию узкой талии. Гибкая, спортивная фигура вряд ли могла оставить равнодушным любого мужчину, обладающего пылким воображением и хорошим здоровьем.
— Не знаю, что тебе ответить… Теперь то я уж точно смертник.
— Я решила еще в автозаке[35]. Прошу тебя, не затягивай время, бежим.
Когда они уходили в узкий переулок, застроенный казахскими мазанками, Харасанова окликнул Валентин:
— Не уходи, скажи, что мне делать?
— Сдаться, отсидеть и стать профессиональным сутенером.
У Харасанова было два варианта спасения. Сегодня же исчезнуть в город-спутник или укрыться здесь у многочисленных знакомых.
Она и на этот раз прочитала его мысли.
— В Майкудуке у меня подруга. Если мы ее застанем, можно будет переждать.
Они пересекли степь и вышли на дорогу, ведущую в отдаленный микрорайон. Возле старого террикона девушка остановилась.
— А мы ведь даже не знакомы. Таня, — первой представилась она. — Если нас поймают, запомни: Антонова Таня, город Алма-Ата.
— Харасанов Константин. Баку.
По дороге, со стороны Нового города, мчался автобус. Ночь еще не рассеялась.
— Ложись в траву, попытаюсь его остановить, — шепнула девушка и вышла на трассу.
Им повезло. Шофер возвращался домой с “кошачьих” дел, был навеселе. Не доезжая микрорайона, Константин попросил шофера остановить автобус.
— Что-то я вас не пойму, молодые люди. Девушка говорила, вы живете возле завода отопительного оборудования.
— Ты, земляк, какой-то непонятливый, — в тон ему бросил Константин. — Сам, что ли, молодым не был? Посмотри, какая чудесная степь.
Водитель расхохотался.
— Ну, ты, пахан, даешь! Возьми за сиденьем фуфайку. У меня дома есть еще, а вам пригодится.
Харасанов знал, что на въезде в город их уже ожидает патруль. И еще он знал, что в данных о нем, предоставленных солдатам ВВ и милиции, как о беглеце, стоит “ОСОБО ОПАСЕН”. При случае, любой из солдат посчитает за счастье его пристрелить.
Они обогнули микрорайон и торопливо вошли в подъезд облезлой пятиэтажки. На лестничной площадке третьего этажа Таня позвонила. Дверь не открывали. Как это делают молодые самоуверенные люди, Таня подолгу не отрывала палец от кнопки звонка. Наконец за дверью послышались шорохи.
— Какого черта так рано? Наташка, ты, что ли?
— Нет дома, — шепнула Константину Таня, — но не пойму кто там.
— Это я, Таня. Наташкина подруга.
— От Наташи, что ли? Подожди, сейчас открою.
В дверном проеме стояла молодая девушка с распущенными волосами. Воспитанная в духе черного города, она грубо бросила:
— Я Светка, Наташкина сеструха. Ну чё вылупились, проходите.
Большая четырехкомнатная квартира напоминала кладбище погибших кораблей. На полу валялись ворохи тряпок. Посреди гостиной стоял диван с поломанными ножками.
Света вытащила из кармана пачку “Беломора”, закурила.
— Старики запили, хотят продать хату и свалить в деревню. Лично я никуда не поеду. С меня хватит, и так всю жизнь прожила в задолбанной Пролетарке1.
Несмотря на свои двадцать лет, Света была смышленной девушкой. Она поняла, что этот нерусский зрелый, сильный мужчина доводится подружке ее сестры не отцом. Она угостила их чаем, затем ушла в отдаленную комнату.
— Эй, молодые, идите спать, отдохните с дороги. Наташа говорила, что будет в больнице десять дней. Не сегодня завтра нарисуется.
Они прошли в импровизированную спальню. На полу лежали два матраса и груда одеял.
