Вадим Россик - Репетитор
– Слушаюсь, мой генерал, – улыбнулся я и, обняв своего непосредственного начальника, закрыл глаза.
Теперь, вспоминая реакцию Ленки на мой вопрос, я почувствовал в ней какую-то фальшь. Что-то с моей Еленой Николаевной было не так.
4
Без пяти двенадцать мы подъехали на моей старенькой «шестерке» к дому по Малой Никитской улице. Это было длинное серое здание еще сталинской постройки. У нужного нам подъезда места для парковки не было и, высадив Елену, я проехал дальше, в поисках свободного места.
В боковое зеркало я видел, как женщина, не торопясь, зашла в парадное. И почти сразу раздались выстрелы! Сначала – один, потом, после небольшой паузы, – другой. Стреляли в парадном, за дверями которого только что скрылась Елена.
Едва затих глухой звук второго выстрела, как я уже бежал к подъезду, бросив машину посреди улицы. Сердце ледяными пальцами сжал страх за Ленку. Идиот! Зачем я отпустил ее одну! Ведь знал же, что добром эта история не кончится!
Пока одна половина моего мозга ругала на все лады своего хозяина, другая работала за двоих, оценивая обстановку. Возле дома никого не было видно, только несколько автомобилей стояло у тротуара. Есть ли кто внутри, определить было невозможно. День выдался пасмурный, да еще эта мода на тонированные стекла… Также было непонятно, кто стрелял. Я не знал, есть ли у Ленки при себе оружие. На плече у нее висела сумочка, но ее скромные размеры явно не позволяли спрятать в ней пистолет.
У дверей я притормозил и, встав сбоку, осторожно потянул за ручку. Береженого Бог бережет. Приоткрыв тяжелую дверь, я услышал нарастающий цокот женских каблуков по лестнице и, через мгновение, из подъезда на улицу выскочила Ленка. Лицо ее было бледным от волнения. В больших голубых глазах стояла растерянность. Она схватила меня за руки и закричала:
– Скорее! Он побежал наверх!
– Что случилось? Кто побежал наверх? – я слегка встряхнул женщину, чтобы привести ее в чувство.
Ленка сбивчиво начала рассказывать, одновременно подталкивая меня в парадное:
– Я успела подняться только на второй этаж и, вдруг, этажом выше, два раза выстрелили! А наша квартира как раз на третьем. Я растерялась и только услышала, как кто-то побежал наверх. Ну, скорее же, Сережа!
Оставив красавицу одну, я бросился вверх по лестнице. В подъезде стоял сильный запах пороха. На третьем этаже я подошел к сорок пятой квартире и осторожно нажал на дверь. Она без сопротивления отворилась. За дверью в коридоре лежал Александр Александрович. Он лежал на спине, открытые глаза неподвижно смотрели в потолок. Пальто на его груди было все залито кровью. Возле покойника на коврике валялась связка ключей, видимо от входной двери.
Я хотел войти внутрь, но запыхавшаяся Ленка дернула меня сзади за рукав.
– Сережа, стой! Надо немедленно уходить отсюда.
Я быстро посмотрел на нее. Дама была на грани истерики. Это было так непохоже на уравновешенную Елену, что я безропотно подчинился. Мы быстро спустились вниз и, выйдя на улицу, уселись в машину.
– Куда теперь? – спросил я, включая зажигание.
– Обратно к Арбатским Воротам. Высадишь меня там у метро. Я с тобой свяжусь, – отдала распоряжения блондинка. Она вытащила из сумочки косметичку и стала приводить себя в порядок.
Странный все же народ – женщины! Только, что убили ее знакомого. Возможно, человека ей близкого. Мужик бы выпил с горя водки, а они занимаются макияжем!
Назад мы ехали молча. Каждый был занят собственными мыслями. На прощание Ленка поцеловала меня и, шепнув: «Будь осторожен!», исчезла в толпе.
Расставшись с Еленой, я потратил довольно много времени, крутясь по Москве, чтобы определить, есть ли за мной хвост. Надо сказать, что я никогда не забывал, на всякий случай, проверяться, но пока наружного наблюдения за мной не велось. Не было его и на этот раз.
Успокоившись на этот счет, я купил сотовый телефон, вставил новую сим-карту и решил позвонить одной своей старой знакомой. Знакомую звали Людмила. Для своих – Люда, а для меня еще и Милка. Правда Люда не любила, когда я ее так называл – как корову, но терпела.
Людмила Юрьевна Обухова принадлежала к несчастной категории женщин-однолюбок. Случайно познакомившись со мной на какой-то вечеринке лет двадцать назад, она твердо сказала себе: «Этот мужчина будет моей единственной любовью на всю жизнь!», и свято придерживалась этого, в недобрый час принятого, решения. Хуже было то, что Людка сообщила об этом мне, навсегда поселив у меня чувство какой-то вины перед ней. И совсем плохо было то, что о своем решении она сказала своим родителям, превратив меня в заклятого врага всего рода Обуховых.
Правда, чтобы успокоить мать, Люда ненадолго сходила замуж и родила там дочь. Для меня же важным было то, что за прошедшие годы, она стала прекрасным врачом. В общем, Людмила Юрьевна бережно хранила свою любовь ко мне, а я этим бессовестно пользовался во время наших редких и коротких встреч.
Люда давно уже не удивлялась тому, что я, то появлялся ниоткуда, то снова исчезал в никуда. Иногда ей приходилось меня подлечивать, иногда давать приют в своей маленькой квартирке, которая осталась ей после смерти родителей. Она даже знала о моих женщинах, но все безропотно терпела и все мне прощала. Вот этой святой женщине я и позвонил.
Услыхав мелодичный голос в трубке, я нежно прочел:
До самых костей
Пробирает холод в постели —
Морозная ночь…1
– Кто это? – спросила святая женщина, не узнав меня.
– Это средневековый японский поэт-классик Ёса Бусон, – честно признался я, и продолжил:
Ночью холодной
Мне лохмотья одолжит оно,
Пугало в поле…2
– Сергей, это ты, что ли? – засмеялась Людмила.
– Это уже другой японский поэт-классик – Мацуо Басё. Тоже средневековый, – поправил ее я.
– Я так понимаю, что тебе опять негде переночевать? – опустила меня с поэтических высот на морозную московскую землю Людка.
Я обиделся.
– Ну вот. Стоило разок воспользоваться твоей жилплощадью, и ты уже считаешь меня бомжем. А я просто хотел тебя увидеть и поговорить.
– Это право надо заработать, – строго сказала Людмила.
– Я готов! Что нужно сделать – сравнять горы, вычерпать океан или, всего-навсего, положить к твоим ногам Луну с неба?
Людка обрадовано хохотнула.
– Хочу, чтобы ты сам сочинил для меня хайку, а не цитировал японцев.
Я напрягся и выдал:
По бархату розы,
Слезою скатилась капля росы.
Я вспомнил тебя…
– Это точно твое? – недоверчиво спросила Люда.
– Мое, мое, не сомневайся! Только что родил.
– Ладно, верю.
– Если веришь, тогда давай увидимся, – предложил я.
– В выходные я свободна. В субботу наведу дома порядок и в воскресенье жду тебя в гости.
5
Возвращаясь в зимних сумерках к себе на Бауманскую, я надеялся, что все неприятности этого долгого тяжелого дня позади. Однако очень скоро я убедился, что ошибаюсь.
Едва я зашел во мрак, пропахшего мочой, подъезда, как чья-то каменная ручища обхватила меня сзади за шею. В висок уперся холодный ствол и знакомый голос спокойно сказал с украинским акцентом:
– Замри, Мангуст. Если дернешься, я могу твоими мозгами испачкать себе пальто.
Я послушно застыл, ожидая, что последует дальше.
– Сейчас мы тихонечко поднимемся к тебе и поговорим, – неторопливо продолжил голос. – Нам есть о чем поговорить. Постарайся не споткнуться в темноте, иначе я тебя придушу. Договорились?
– Договорились, – прохрипел я. – На шею не дави. Не люблю…
Когда мы вышли на освещенную лестницу, Казионов чуть-чуть ослабил захват, но пистолет по-прежнему прижимал к моей голове. Поднявшись на второй этаж, я открыл дверь своей квартиры, и богатырь затащил меня внутрь. Он усадил меня на стул в единственной комнате и, заведя мои руки назад, накрепко замотал их липким скотчем. Проделав затем такую же операцию с ногами, он прикрепил мои конечности этим же скотчем к стулу. Закончив трудиться, Казионов спрятал оружие, уселся напротив и закурил. Его лицо, как обычно, ничего не выражало. Только маленькие цепкие глазки внимательно разглядывали меня. Я скромно помалкивал. Выкурив полсигареты, здоровяк заговорил:
– Мы с тобой оба профессионалы, поэтому ходить вокруг да около не буду. Скажу прямо: меня интересует – что тебе сегодня сказал Александр Александрович и почему ты его убил?
– Он не успел мне ничего сказать. Он уже был мертв, когда я приехал.
Я решил пока умолчать о том, что со мной была Елена. Мне хотелось выяснить, что известно Казионову.
– Врешь, – спокойно возразил Человек-гора.
В ответ я с трудом пожал плечами, так как кисти рук, примотанные к стулу, не давали шевелиться.
– Врешь, – убежденно повторил Казионов. – Ты сделал большую ошибку. Полковник был моим командиром, моим учителем. Мы с ним прошли через такое… А теперь он погиб, потому что, доверился тебе. Я хочу узнать – почему он вдруг решил сегодня встретиться с тобой и со мной? К сожалению, я опоздал на пятнадцать минут. А ты там был. Тебя видели. Что хотел сказать Александр Александрович и почему ты заткнул ему рот? У тебя есть одна минута для ответа. Потом мне придется применить жесткие методы допроса.
