Энди Макнаб - Русский
— Каких изменений?
Дима посмотрел на Кролля и мысленно обругал себя за то, что втянул друга в эту авантюру.
— Не знаю. Я просто хочу быть готовым ко всему.
Он кивнул на папки. Кролль снял трубку стоявшего на столе телефона:
— Так, мы готовы. Сначала Ленков.
В комнату вошел первый кандидат. Два метра с лишним, светлые волосы, нордическая внешность. Он даже не дошел до стола.
Дима покачал головой:
— У нас операция в Иране, а не в Финляндии.
Ленков послушно развернулся на пятках и вышел.
Кролль нахмурился:
— А может, он хороший боец.
— Ему самое место на рекламном плакате «Ваффен-СС». А нам нужно слиться с обстановкой.
— Ну, допустим. Следующий — Хассан Зирак.
— Хорошее курдское имя.
— Он шиит из Лачина.
Зирак вошел и вытянулся перед столом, глядя в стену. Он был невысокого роста, примерно метр шестьдесят пять. Изрезанное ранними морщинами лицо и кривые ноги выдавали крестьянское происхождение.
Дима обратился к нему на фарси:
— Я дам тебе четыреста риалов, если довезешь меня из Тебриза в Тегеран.
Зирак моргнул, затем ответил:
— Да я лучше нагажу на свою мать. Четыре тысячи и ночь с твоей дочерью.
Кролль улыбнулся, но Дима грозно взглянул на него и продолжал по-таджикски:
— Иранец поехал отдыхать в Африку. Как только он собрался поплавать, с дерева спрыгнула горилла и изнасиловала его. Он впал в кому на три месяца; когда он пришел в себя, в аэропорту его ждали журналисты. Один спросил, больно ли ему было. Что ответил иранец?
Зирак взглянул на свои сапоги, погладил подбородок, затем ответил:
— Он не позвонил, не написал, не прислал цветов. Конечно, мне было больно!
Дима позволил себе улыбнуться:
— Ждите снаружи.
Двое следующих не выдержали экзамена, один — из-за плохого знания языков, второго отвлекла горилла. Дима и Кролль просмотрели оставшиеся личные дела. Когда они подняли головы от бумаг, оказалось, что перед ними уже стоит следующий: Грегорин, очередной блондин. Кролль хотел было отослать его, но Дима не дал ему заговорить.
— Я не слышал, как вы вошли. Выйдите и зайдите снова.
Солдат повиновался. Дима повернулся к Кроллю:
— Ты что-нибудь слышал?
— Нет.
— Я тоже. Где вы научились так двигаться, Грегорин?
Грегорин стоял, глядя на стену позади них, без всякого выражения, словно актер, ожидающий своей роли.
— Прежде чем пойти в армию, я учился в балетном училище.
— Для «дедов» это как красная тряпка для быка. И как вы с ними справились?
— После того как я убил одного, все стало нормально.
— В драке?
Солдат встретился взглядом с Димой. Глаза у него были холодными.
— Все выглядело так, как будто он был убит в драке.
— Выглядело? И вас не отдали под трибунал?
Грегорин не отводил взгляда.
— Об этом никто не узнал.
— Но мне же вы говорите.
— Если я буду участвовать в этой операции, лучше, чтобы у нас не было секретов друг от друга.
Кролль, читавший досье Грегорина, взглянул на него:
— Впечатляет. И как вы это устроили?
— После драки этот человек попал в госпиталь. Я боялся, что он выздоровеет, поэтому пробрался в палату и вколол ему смертельную дозу морфия.
Дима взял его досье. Там тоже было много интересного. Служил в Афганистане и Боснии, работал под прикрытием в Брюсселе, внедрился в банду торговцев наркотиками в Дубае, проводил ликвидации в Доминиканской Республике. Отправлен на родину после обвинений (недоказанных) в контактах с ЦРУ во время работы в Пакистане. Дима знал, что командиры стараются держаться подальше от таких людей. Это было именно то, что нужно.
— Спасибо вам за откровенность. Подождите снаружи.
Грегорин отдал честь и беззвучно вышел.
Кролль тяжело вздохнул:
— С этим надо держать ухо востро.
Дима проигнорировал это замечание. Он думал о другом.
— Мне нужен Владимир.
— Ты же сказал, что никогда больше не будешь с ним работать.
— Я про тебя то же самое говорил. И посмотри, чем это закончилось. У тебя есть какие-нибудь серьезные возражения?
Кролль выпятил нижнюю губу:
— Да никаких. Кроме того, что он сейчас в тюрьме. За торговлю наркотиками.
— Тогда его надо вытащить.
— Палеву это может не понравиться.
— А мы ему не будем говорить. Где он сидит?
— В Бутырке.
Дима тяжело вздохнул:
— Прекрасно. Нам повезет, если он еще не помер от туберкулеза или СПИДа.
— Мы попросим Васлова отдать приказ перевести его в военную тюрьму, и пусть транспорт остановится здесь по дороге.
— Он считает, что Палев испортил ему карьеру. Теперь он получит возможность отыграться.
— Ты что, знаешь, где у каждого слабое место?
— Да, кроме своего. — Он снова вспомнил фотографии в конверте Палева.
Кролль поднялся:
— Пока я улаживаю дела с переводом, может, тебе стоит проинструктировать этих двоих?
Дима кивнул, и Кролль поднял трубку:
— Пришлите сюда Зирака и Грегорина.
Два кандидата, непохожие друг на друга, как день и ночь, вытянулись рядом. «Неплохо», — подумал Дима и пристально посмотрел каждому в глаза:
— Операция начинается прямо сейчас. Ваше первое задание заключается в следующем. Необходимо завтра на рассвете доставить сюда Владимира Камаривского. Он сидит в Бутырке. Данные о нем найдете в базе. Если окажется, что у вас к ним нет допуска, Васлов вам его даст. Меня не интересует, как именно вы это сделаете. Доставьте его ко мне.
Зирак был явно озадачен:
— Еврейский аятолла?
Владимир, латвийский еврей, стал легендарной фигурой в спецназе после того, как проник в окружение иранского Высшего руководителя.[8] Он гордился превосходным знанием Корана, и никто лучше его не разбирался в хитросплетениях иранской политики.
Дима кивнул:
— Ага, он самый.
Когда они ушли, Кролль повернулся к Диме и настороженно взглянул на него:
— Чую, ты чего-то недоговариваешь. Только не надо сейчас вилять.
— У меня просто такое чувство, что это будет моя последняя операция. Хочу, чтобы рядом были лучшие солдаты.
9
Ирак, Курдистан, иранская граница
Блэк потерял счет времени. У него не было часов, рация была испорчена. Для того чтобы выбраться из-под развалин, ему пришлось избавиться от всех предметов, предназначенных для спасения жизни. Тридцать килограммов оружия и брони, которые постоянно носили на себе солдаты, иногда очень мешали. Даже бутылка с водой пропала. Во рту стоял такой вкус, будто Блэкберн проглотил целый мешок строительной пыли. Ветер осыпал его каменной крошкой и песком. Быстро темнело; наверное, было около семи вечера. А это означало, что он провел под развалинами шесть часов. Когда ему удалось подняться на ноги, он бросился в ближайшее укрытие — под парой столбов, прислонившихся друг к другу, как двое пьяниц, — и замер. Он практически лишился слуха, поэтому искал движение взглядом. Селение было полностью уничтожено. Зрелище напомнило Блэкберну фотографии, сделанные его дедом в Дрездене после того, как целый город, населенный людьми, превратился в груду камней.
Мимо проковылял тощий хромой пес. Животное взглянуло на солдата, приостановилось, словно не зная, кто перед ним — друг или враг, но не стало подходить и поплелось дальше. Блэкберн подумал о своих солдатах. Они тоже похоронены где-то здесь или им удалось спастись? Шум в ушах стихал. Блэк расслышал какие-то негромкие стоны и решил пойти проверить. Может, ему удастся кому-то помочь. Улица была засыпана камнями, а Блэкберн с трудом держался на ногах. Присмотревшись, он заметил стонавшего человека. Посреди улицы распростерся человек в военной форме, наполовину свисавший в трещину, которая образовалась в результате землетрясения. Узнав американскую форму, Блэкберн ускорил шаги.
Он находился в нескольких десятках метров от раненого, когда услышал шум мотора. Определенно внедорожник, возможно армейский. Подмога? Однако этот звук почему-то заставил Блэкберна остановиться. Это был не знакомый рев дизельного мотора «Катерпиллар», которые стояли на «Страйкерах», низкое утробное бурчание скорее напоминало шум восьмицилиндрового двигателя «V8». Наверняка не «Страйкер», вообще не американская машина. Блэкберн спрятался за помятым фургоном, и в этот момент на дороге показался первый из трех шестиколесных БТР-152 советского производства. За машинами следовала толпа молодых людей в сильно поношенной солдатской форме.
Блэк до конца жизни не смог забыть того, что произошло потом. Как все солдаты, он видел в Ираке много такого, чего ему отнюдь не хотелось видеть, но такова была его работа. Если не хочешь видеть, как невинных людей убивают и калечат, не вступай в армию. Наблюдая, как стекленеют глаза той девушки около невзорвавшейся бомбы, он понял, что существует нечто еще более страшное. Он был первым и последним мужчиной в ее жизни, который держал ее в объятиях — перед смертью. Но эту картину затмило то, что сейчас разворачивалось на его глазах. Позднее Блэк с мрачным удовлетворением говорил себе, что это пошло ему на пользу. После того дня он навсегда оставил идиотские мысли насчет благородной и справедливой войны.
