Михаил Серегин - Дада
– Ты серьезно?
В дверь снова позвонили, ничего не оставалось, кроме как открыть.
Коля держал в руках огромную цветастую коробку.
Дарья впустила его в квартиру и насладилась тем ужасом, который испытала Лизочка. Вид водителя был более чем внушительным.
– Это кто? – тут же поинтересовался он.
– Подружка, – нейтрально ответила Дарья, принимая подарок – микроволновую печь.
– Смотри, сразу не включай, – предупредил Коля, – загляни внутрь.
Дарья поняла.
– Ты будешь на высоте?
– Еще ведь утро! – она сама не ожидала, что огрызнется водителю.
– Ладно, – Коля сделал шаг назад. – Ты тут не кисни.
Гигант поспешил убраться, а Лизочка тем временем не знала, как ей дальше быть.
– Знаешь, я, наверное, тоже пойду…
– Хорошо, – очень даже легко согласилась Дарья. – Только, можно тебя попросить, – она наперед знала, что просьба не будет выполнена, и все же… – никому, пожалуйста, не рассказывай о своем визите ко мне.
– Да, ну что ты, – у Лизочки это получилось как-то уж очень несерьезно, затем она почему-то смутилась и куда более тихо заверила, что никто ни о чем не узнает.
Сокурсница ушла, а Дарья, развернув очередной подарок, снова обнаружила в нем десять самых крупных российских банковских билетов.
Не успела она разобраться с подарком, как кто-то надавил на кнопку звонка.
– Что ж это за день такой! – она с раздражением бросила на стол описание к подаренной печке и пошла открывать.
Крепкий мужчина в белой футболке и джинсах стоял с бумажкой в руке.
– Вы Дарья Данилова?
– Я, – подтвердила девушка.
– Вам просили передать, что Григорий Варалов лежит во второй горбольнице. Если у вас есть время, можно к нему прямо сейчас и прокатиться.
Даша опустила голову и покраснела.
Хорошо, что этот человек ничего не знает. Ей бы надо было обзвонить все больницы. «Дура, променяла свою жизнь на блуд».
– Поеду, спасибо, что сказали.
Она быстренько привела себя в порядок и вылетела на улицу. Ей предстояло прокатиться на потрепанном «Форде».
* * *
Дарья стремительно ворвалась в клинику, накидывая на плечи белоснежный халат, любезно предоставленный ей водителем.
Медсестра хотела было что-то возразить, но когда узнала, что гостья направляется к больному из элитной палаты, резко сбросила борзоту и спокойно провела Дарью по хитросплетениям коридоров.
Гриша после жесткого лоббирования папы расположился в палате люкс. Он пребывал там наедине с телевизором в тот самый момент, когда Дарья вошла к нему. Повязки на голове у него уже не было.
– Я не знала, где ты, – девушка бросилась к Григорию, когда они остались тет-а-тет.
– Ничего страшного, рана оказалась неглубокой. Я решил донырнуть до дна и задел головой какой-то камень.
– Ты бледен, – она чуть улыбнулась, – и абсолютно лыс.
– Волосы сбрили перед починкой. Главное, что жив, и все благодаря тебе. Ты знаешь, я тут думал, – он посмотрел на нее, словно хотел заглянуть в душу, – выходи за меня. Ты та самая, которую я искал.
Дарья несколько опешила.
– Ты ведь меня совсем не знаешь! А я не знаю тебя.
– Ты не права, – он чуть приподнялся на подушках, – ты ведь спасла меня от смерти. С того света вытащила.
Даша вздохнула и взяла его за руку.
– Не торопись, пожалуйста. Я прошу тебя. К тому же люди не женятся только потому, что один спас другого.
Гриша не унимался.
– Скажи мне сейчас, ты выйдешь за меня?
Она не знала, как ей поступить. Этот Хорин сотрет Гришу в порошок вместе с его папой. А если нет, то все равно будут проблемы. Ей нужно время, чтобы порвать все отношения с этим старым рисовальщиком голых тел. – Можно, я отвечу тебе через неделю? – она посмотрела на него умоляюще. – Девушке нельзя так сразу принимать решения.
– Почему? Ты думаешь, что у меня что-то серьезное с головой? Но мне обещают полное восстановление.
Она закрыла ему рот ладошкой.
– Помолчите, больной, вам вредно волноваться.
Он убрал ее руку.
– Но вы должны дать мне лекарство, доктор, поцелуйте меня.
Дарья склонилась над ним. Их губы встретились, и началась игра. Покусывания, посасывания, ловкое движение языками.
Она оторвалась от него, шумно втягивая воздух.
– Да, ты почти здоров. Покажи-ка, где рассадил?
Он несколько смутился.
– А может, не надо? Я стесняюсь.
– Перестань. Как будущий врач будущему врачу.
– Нет, только как будущий муж будущей жене.
Насколько же настырен этот парень.
– Так нечестно, я все-таки тебя вытащила.
– Это удар ниже пояса, – Григорий покорно наклонил голову.
Ранка действительно была не очень большой. Было отчетливо видно, как острый край камня оставил отметину в районе темечка, ближе к правой стороне.
– Видишь, я бы выплыл, если бы не потерял сознание.
– Больше ты нырять не будешь.
– Хорошо, я согласен всю оставшуюся жизнь провести в твоих объятиях.
Они снова принялись целоваться.
* * *
К большому сожалению господина Никитина, он не мог изменить порядок вещей. Он знал о существовании правил игры, которым был обязан подчиняться. Вся банда, за исключением главаря, была уничтожена его людьми, за работу от освобожденного предпринимателя его организации было перечислено пятьдесят тысяч, а также поднята планка ежемесячных сборов. Но в то же время ему пришлось отдать сто тысяч за то, что у его людей отсутствуют мозги. Он, конечно, все компенсирует, но это же не дело – выискивать все эти компенсации. Нет, надо ужесточить дисциплину, иначе эти молокососы посходят с ума.
Он очень четко понимал, что никогда не залезет выше того уровня, на котором уже находится. Впрочем… Надо было быть порасторопнее в начале восьмидесятых. Все начиналось именно тогда. Вот когда хапали. Все боялись. Только дыхнешь на какого-нибудь цеховика или фарцовщика – он тут же несет тебе отступные. Теперь все поделено окончательно, и единственный способ хапнуть больше – убрать того, кто стоит над тобой. После того как он походил по дому и насмотрелся на трупы, у него проснулся вкус к крови. Опасная тяга. Можно расстаться с собственной жизнью.
Он отдал деньги Хорину и, сидя у него в лимузине, мечтал о том, чтобы все было наоборот. Чтобы Хорин платил ему, а не он Хорину. Единственно возможный вариант – пойти против правил. Он сам уничтожил тех, кто нарушил неписаный закон, и очень может быть, что с ним будет то же самое. Евгений Викторович четко осознал, что растравливает самого себя на очень неблаговидное дело. С другой стороны – кто смел, тот и поимел.
* * *
Серега напару с Саней пили по-черному уже третьи сутки, сидя в одном из четырехсот гаражей, понатыканных в районе конечной одиннадцатого трамвая. Место глухое, безлюдное, а вот сотовый очень даже хорошо берет, потому что местечко на горе и находится в зоне прямой видимости станции.
Пили не просто так, а со смыслом – с каждой бутылкой ненависть к шефу возрастала, и в тот момент, когда Никитин звонил им, ни Серега, ни Санек не желали вообще кого-либо слышать.
После пятнадцатой или двадцатой трели водила, повинуясь наклону головы старшего, поднял телефон и передал его старшему по положению.
– Да… Приедем, только не сегодня… Пьем… Дурно очень… Викторыч, ты не прав. Мы честно работаем… Сколько?.. Буду.
Серега часто заморгал, сидя на складном стульчике подле раздолбанного джипа, и вяло сообщил, что шеф ждет их завтра на работе. Обещает амнистию и неплохой куш.
Санек заулыбался. Он всегда был за хорошие отношения с Никитиным.
* * *
Мать пришла с работы как по расписанию и с порога продолжила промывание мозгов. Ее не остановил ни очередной подарок, ни деньги.
– Ты понимаешь, что никогда не выберешься из этого?! Нам квартиру продавать придется!
Дарья принципиально не разговаривала с матерью.
«Какая же она закрепощенная. Не может понять, что со мной ничего не будет. Он ведь дает мне деньги из-за того, что я ему нравлюсь. Он хочет видеть около себя молоденькую, а я молоденькая». К тому же она обещала себе, что объяснит Вячеславу Вениаминовичу ситуацию: у нее есть парень, или даже уже жених. И ей очень неудобно, что она как бы ведет двойную игру. Когда Вячеслав Вениаминович все поймет, мама успокоится.
Когда «Волга» подала голос, мать метнулась к двери.
– Ты никуда не пойдешь!
Дарья тихо опустилась на стул. Она могла предсказать, что произойдет дальше.
Подождав пару минут, Коля поднялся на пятый этаж.
– Кто там?! – с надрывом спросила Нина Ивановна.
– Дарья дома? – голос у Коли был весьма вежливым.
– Уходите, она никуда не пойдет! – решимость отстоять дочку была у Нины Ивановны фанатичной.
– В таком случае я должен забрать все подарки!
Это очень даже устраивало Нину Ивановну, и она, не думая о последствиях, открыла.
