Михаил Март - Двуликое зеркало
– Думаете? В сумочке лежали фотографии, которые вы мне передали, а теперь ими любуются менты.
Трошин прищурил глаза Новость неожидан ная и очень неприятная.
– Весь компромат, который к нам поступает, я стараюсь изъять, а вы его раскидываете по всему свету. Непростительная ошибка с моей стороны. Зря я отдал вам фотографии.
– А кто мог предположить, что Виктора убьют? Я хотела его запугать. Мне же надо было подцепить его на крючок.
Трошин достал сигареты и закурил.
– Я подумаю, как вам выкрутиться. Мы еще вернемся к этому вопросу. Теперь по делу. Меня интересуют две фамилии: Тихомиров – адвокат и Сарафанов – банкир.
– Тихомирова Виктор терпеть не мог. Он называл его удавом или змеей, а о Сарафанове отзывался с почтением. Сейчас Сарафанов лежит на обследовании у профессора не то Зарецкого, не то Корецкого. Ему будут пересаживать почки.
– В какой клинике?
– Где-то за городом. Это частный особняк. Операции делаются нелегально. Профессор тот еще жук!
– В каком смысле?
– Связан с криминалом. Особых подробностей я не знаю, но один смешной случай мне Виктор рассказывал. Дело происходило года два назад. Авторитет какой-то крупной преступной группировки застал свою жену с любовником. Жене морду набил, а любовника взял за шкирку и повез к этому профессору. У авторитета член был совсем не авторитетный, а у любовника торчала оглобля, как у ишака. Так он заставил профессора поменять мужские достоинства местами. Тот выполнил работу. Говорят, очень успешно. Сам или под дулом пистолета, я не знаю. Но авторитет остался доволен результатом. Теперь любовник в бомжах ходит, а авторитет с подругами жены спит, а она им кофе в постель подает.
Трошин усмехнулся.
– Не зря он слывет авторитетом. Умеет мозгами работать, а не только членом. Сказки все это.
– Не думаю. У Виктора мозгов не хватает на такие фантазии. И врать он не умеет, и чувство юмора отсутствует.
– Вы живете у матери? – резко спросил Трошин.
– У подруги две ночи провела. Страшно мне вылезать на улицу.
– Придется идти к матери. Вас ищут люди, работавшие в одной упряжке с Докучаевым. Служба безопасности клана. Пусть они вас найдут… И ничего не бойтесь. Я буду рядом.
Женщина вспыхнула и тут же поникла.
– Они меня прикончат.
– Конечно, если заподозрят в убийстве. Ко мандует этой бандой Константин Вихров, бывший подполковник милиции. Мужик ушлый, опытный – с ним лучше не хитрить. Кто вы, они знают и убивать вас не рискнут. Да вы и не нужны им. Их интересует убийца. Вихрова не бойтесь, он вас отпустит. Скорее всего, они вас похитят и отвезут за город. У них неплохая дачка в Щербинке. Штаб-квартира.
Будут задавать вопросы – отвечайте как есть. Они все и так знают. Но одно вы должны запомнить точно: покойный Докучаев очень боялся своего босса. Зовут его Юрий Семенович Гнилов. От него он и ожидал получить удар. Мол, что-то они не поделили. О Тихомирове и Сарафанове отзывался хорошо, считал их приятелями. Это главная «деза», которую вы должны им преподнести.
– "Деза"?
– Дезинформация. После этого они вас оставят в покое, вы перестанете их интересовать. Ну а что касается милиции, то я попытаюсь с ними договориться.
Однако допрос неизбежен. Постараемся все уладить. А теперь идите к матери и не прячьтесь в квартире. Гуляйте свободно. Редкая погода стоит для наших мест в начале октября. Сухо, солнышко. Вы женщина смелая, Татьяна Михална. Я всегда буду рядом. Он достал из кармана красивую брошь с круглым камнем.
– Не снимайте ее с себя. Здесь микрофон. Я должен слышать вас. В случае опасности подстрахую. Удачи вам.
Татьяна немного успокоилась. В ней вновь проснулся азарт игрока. Трошин умел успокаивать людей.
***Пациенту не принято отказывать, и доктор Зарецкий разрешил Сарафанову курить в своей палате. Предварительный осмотр, анализы и исследования остались позади. Пришло время назначить срок операции. Но некоторые обстоятельства изменились, и врач с пациентом думали о другом. В воздухе повисло напряжение.
Разговор начал профессор.
– Полагаю, Павел Матвеевич, что смогу обрадовать вас. Диагноз, поставленный вашими врачами, не соответствует действительности. У вас абсолютно здоровые почки, и никакой операции не потребуется. Вы проживете очень долго, если не погубите себя вредными привычками. Употребляйте поменьше алкоголя. Ваша печень не в лучшем виде. Советую бросить курить. В левом легком есть небольшое затемнение. В остальном ваш организм здоров. Сильное, крепкое сердце, никаких отклонений в пузырях, отличная кровь, но слабые мышцы. Теннис, бассейн, легкие пробежки, побольше движений. Это все, что я могу вам сказать. Аванс будет возвращен.
Сарафанов откинулся на спинку кресла.
– Аванс останется у вас, Борис Михайлович. Вы также получите двести тысяч за операцию и пятьдесят за донора.
– Но я уже сказал…
– Все знаю. От вас много не требуется. Вы должны назначить срок операции.
Скажем, через два месяца. Меня это устроит. Об этом должны знать все. Но только мы с вами будем в курсе, что операция не состоится. Два месяца большой срок, и нет смысла загадывать, что с нами произойдет за этот период времени. Вы хорошо знакомы с членами нашего клана, многие лечились у вас и бывали на консультациях. Можно сказать, вы наш семейный доктор. В стане клана творятся страшные вещи. За две недели погибли два очень влиятельных человека. Кто-то имеет на нас острый зуб. Я не хочу стать следующим. Если среди членов клана пройдет информация о назначении мне серьезной жизненно важной операции, то со мной не будут торопиться. Меня оставят на закуску. Мне необходимо иметь в запасе время, чтобы самому вычислить, от кого исходит опасность, и предотвратить ее. Если вы согласитесь на мое предложение, то продлите мне жизнь и получите взамен неплохие деньги. Сегодня гуманность врачей стоит денег.
Зарецкий взял со стола карандаш и долго вертел его в руках.
– Я не хочу вмешиваться в политику. Это не мое дело. Я врач, и не более того.
– Вы врач. Я предлагаю вам продлить мне жизнь. Жизнь, которая нужна здоровому, крепкому организму. За это вам предлагают деньги. Я в курсе цен на оборудование. Вам доставляли его из Японии, Германии, Америки. Этим занимались Докучаев и Пичугин. Но теперь их нет. Они были моими друзьями, и у нас общие связи. Жаль, если поставки прекратятся.
– Какие вы можете дать гарантии?
– Не сразу сказка сказывается, не сразу дело делается, но у руля остался я один. Больше вам надеяться не на кого.
– Такое сотрудничество меня бы устроило.
– Конечно, это же не политика. Это забота о ближнем и процветании науки.
Жизнь так коротка, а планы так велики, идеи безграничны. Как жаль тратить время на быт и бюрократию.
Зарецкий бросил карандаш на стол.
– Мне придется заказывать на вас донора. Иначе в операцию никто не поверит. Ваш юрист Тихомиров знает систему. В деле участвует и бывший подполковник Вихров.
– Пусть работают. Они получают проценты. А мы сохраним жизнь донору. Ведь не будете вы утверждать, что донор останется живым после того, как вы вынимаете у него сердце и вставляете его в чужое тело.
Зарецкий нахмурил брови.
– Примитивный взгляд. Я смотрю на вещи с других позиций. Сейчас решается будущее медицины. Мы идем на сотню шагов впереди и врываемся в те сферы, когда на пути появится горизонт бессмертия. Как можно думать о каких-то отдельных особях, когда речь идет о миллиардах жизней!
– Конечно. Гений может себе позволить искать горизонты вечности и не смотреть под ноги, когда топчит муравьев. Никто не спорит. Я готов помогать вам своими скромными возможностями, чтобы вас не заедал быт, бюрократия и глупые законы. Вы согласны на такой союз?
Зарецкий встал.
– Операция назначается на первое декабря.
Сарафанов приподнялся с кресла.
– Спасибо, профессор. Об этом будут знать все, а цыплят по осени посчитаем.
– Счастливого пути.
– Могу я проститься с Андреем? Мне очень понравился ваш сын.
Доктор коротко кивнул.
– Ван Ли проводит вас в его мастерскую.
Лицо отца помрачнело и стало серым.
Половина крыши была застеклена, и солнечный свет заливал огромное пространство чердачного помещения. Здесь не ставили перегородок, не вешали дверей. Деревянные опоры, паркет, обшитые вагонкой стены, уходящие под своды крыши. Простор, чистота и огромное количество картин. Яркие, малопонятные полотна, но в них чувствовалась какая-то притягательность и теплота.
Молодой человек сидел возле окна в дальнем углу зала. Перед ним стоял мольберт с холстом, палитра и огромное количество красок и кистей, разбросанных вокруг раскладного стула, под ногами лежал огромный пес. Завидев чужака, собака приподняла голову и зарычала, показывая огромные белые клыки.
Андрей оглянулся, узнал Сарафакова, взялся за ошейник и, подтащив упрямого зверя к окну, пристегнул к ошейнику цепь.
