Андрей Дышев - Час волка
Яскомкал письмо и кинул его в угол. Ненавижу подобный педерастическийстиль, полный скользких намеков, плохо скрытой поганой улыбочкии безразмерного словесного самолюбования. Написал бы коротко и ясно: «Гони бабки, сука, не то колпак окажется у следователя на столе!»
Я ходил по комнате от окна к столу и обратно. Когда попадаешь в неприятную ситуацию, сначала надо предположить самое худшее, самое тяжелое развитие событий, а потом из этой модели искать выход. Чем вся эта история может для меня обернуться? Вызовом к следователю. Какими фактами он будет располагать? Единственным: я был за рулем «шестерки» спустя несколько минут после наезда на Лебединскую, и я гнал машину из города.
Я остановился посреди кабинета, глядя на свое отражение в круглом зеркале, помещенном в середину корабельного штурвала. «В этом поступке криминала нет, – сказал я своему отражению, которое пыталось припереть меня к стене. – И то, что я был за рулем машины в районе автовокзала, вовсе не доказывает, что я сбил женщину».
«Допустим, не ты, а твоя ученица совершила наезд, – продолжало наступать отражение. – Но почему ты погнал машину за город и отдал ее в автосервис, чтобы уничтожить следы преступления?»
«Я не знал, что Инга совершила преступление. Она плакала и не могла ничего сказать вразумительно. Я подумал, что она врезалась в дерево или столб, и, чтобы успокоить ее, отдал машину в ремонт за свой счет».
«Но Инга утверждает, что рассказала тебе о наезде».
«Нас с Ингой ничто не связывает. Мы знакомы всего два дня. Она для меня, как и я для нее, – чужой человек, и у меня не было никаких причин заниматься укрывательством преступления. Я не пошел в милицию только потому, что не знал о наезде в Вишневом проезде».
«Ты видел, как она срывала оставшиеся колпаки с колес и кидала их в траву?»
«Я воспринял это как проявление банальной женской истерики».
«Автослесарь из «Rodeo-motors» рассказал, что ты был очень взволнован, а когда он намекнул тебе об истинном происхождении вмятины на раме радиатора, ты схватил его за горло и принялся душить, угрожая ему расправой».
«Никаких его намеков я не понял. А разозлился потому, что слесарь потребовал слишком большую цену за ремонт».
«Игнат Варданян утверждает, что ты интересовался сводкой происшествий. Зачем тебе это было нужно?»
«Меня взволновала гибель Кучера, с которым я был знаком, и хотелось узнать подробности».
У отражения исчерпались вопросы. Я подошел к нему, подышал на зеркало и протер рукавом. Теперь этот N пусть размахивает своим колпаком, как флагом на баррикаде.
Глава 12
Уже стемнело, когда пришел Виктор. Я не стал заводить его в дом и торопиться что-либо объяснять. Придвинул ему шезлонг, сам сел на стульчик, закинул ногу на ногу и приготовился слушать.
– Ну, ты даешь! – покачал головой Виктор. Мое молчание его разоружило. Похоже, что он заготовил лавину ругательств, под которой намеревался похоронить любую мою попытку оправдаться. Но я не оправдывался, и Виктор уже сам не знал, что ему делать со всем своим базарным лексиконом.
– Может, коньячку с кофе? – предложил я.
– Да какой тут коньячок! – махнул рукой Виктор. – У меня столько неприятностей, что не до этого сейчас.
Связи между моим предложением и его неприятностями не было никакой, но Виктор никак не мог по-другому перейти к больному вопросу.
– Инга к тебе не заходила? – спросил я.
– Заходила! – качнул головой Виктор. – Но лучше бы…
– Что она сказала? – перебил я.
– Сказала, что ты ее высадил у автошколы, а сам куда-то поехал.
– Ага, – кивнул я. – Значит, я ее высадил, а сам поехал… Ладно!
Я встал, сунул руку в карман, вытащил связку автомобильных ключей и подбросил ее на ладони.
– Поехали, – сказал я.
– Куда?
– За твоей машиной.
– А где она? – нахмурился Виктор.
– Сейчас все узнаешь.
Ну, дрянь! – думал я, едва сдерживая в себе злость, чтобы не начать крушить все на своем пути. Значит, она решила все свалить на меня!
– Меня отстранили от практических занятий на месяц, – сказал Виктор, когда мы сели в «Ниссан» и я выехал из гаража.
– За что?
– Мир не без добрых людей, – вздохнул он, рассматривая приборную панель, рычаг режимов работы коробки передач и педали у меня под ногами. – Кто-то настучал директору, что Куценко не работает, а сдает учебную машину напрокат.
– А ты что сказал директору?
– Что я мог сказать? Признался, что мой сосед Кирилл Вацура попросил меня пару раз покататься с актрисой, и я разрешил. Директор перестраховался и обо всем рассказал гаишникам.
Я кинул на Виктора быстрый взгляд.
– Каким гаишникам?
– Да у нас со вчерашнего дня ГАИ экзамены принимает по правилам и вождению. Целая толпа – пять или семь инспекторов! Ты же знаешь, какие они придирчивые! Ходят по школе и во все свой нос суют. Ну, директор, чтобы снять с себя ответственность, поторопился рассказать, что в учебную машину сел посторонний.
Я уже не видел, куда ехал.
– Когда это было?
– Сегодня. После обеда.
– Ты сам видел, как директор рассказывал обо мне инспекторам?
– Нет, секретарша мне проболталась… Ну, лишили меня квартальной премии, объявили выговор, сняли с практики. В общем, попал я на большие бабки. Жена в истерику впала, говорит, что мы и так две тысячи баксов должны, а тут ни премии, ни работы… Ладно, выкрутимся как-то. Я собирал деньги дочери на пальто, чтоб зимой в школу ходила и не мерзла, так можно отложить эту покупку. Ничего, походит эту зиму так, закаленнее будет…
Мне стало противно от его унижения и неприкрытого клянченья, и как только Виктор начал ныть про лекарства, которые хотел купить для больной матери, да теперь придется с этим повременить, я резко оборвал его:
– Все, закрой рот! Я все понял! Больше не надо ничего говорить. Будем считать, что ты мне ничего не должен.
Виктор удовлетворенно развел руки в стороны, пробормотал: «Ну-у, раз ты так хочешь…» – и уставился в боковое стекло. Над машиной повис багряный закат. Он быстро остывал, как уголь в камине, темнел, стекал за гору, уступая место глубинной синеве неба.
Я едва не проскочил табличку с претенциозным названием ржавого сарая и свернул на грунтовку.
– Обо всем, что случилось с машиной, тебе сейчас расскажет автослесарь, – предупредил я. – Слушай его внимательно и запоминай. Если что-то будет непонятно, я тебе объясню.
Виктор кивал, хлопал белесыми ресницами, шевелил мясистыми губами. Мне он был неприятен, потому что я вынужден был оправдываться перед ним, доказывать, что Инга сказала ему неправду. Всякое оправдание – унижение.
Я подъехал к воротам сарая почти вплотную, осветив закрытые створки фарами, и протяжно посигналил. Виктор нервно дергал ногой и смотрел на светящееся табло спидометра. Я посигналил еще раз.
– Наверное, никого нет, – произнес Виктор и искусственно зевнул. – Поздно уже.
– Он должен был меня ждать! – наполняясь гневом, процедил я и, раскрыв дверь, выпрыгнул наружу.
Несколько ударов ногой по двери не принесли никакого результата. Чувствуя, что я теряю над собой контроль, я замер, вздохнул полной грудью и сосчитал до тридцати. Но это не помогло.
– Прекрати, Кирилл! – позвал меня Виктор, опустив стекло и высунув голову наружу. – Поехали назад!
– Он должен был меня ждать! – рявкнул я и, подняв с земли коленвал, с оглушительным грохотом двинул им по воротам. Сарай застонал и заскрипел. – Я же его предупреждал, что после захода солнца приеду!
Ворота были заперты изнутри на засов, и при всем своем желании я не мог ни выбить двери, ни сорвать их с петель. Не долго думая, я подобрал с земли остов карбюратора и запустил им в маленькое слепое окошко, потом подпрыгнул, ухватился за край рамы и наполовину просунулся в оконный проем.
Знакомый запах бензина и смазки шибанул в нос. Внутри сарая было совершенно темно и тихо. Я не видел ничего, словно окунул голову в бочку с соляркой. Пошарив во тьме рукой, я нащупал над головой рельс, на котором, кажется, держалась автомобильная подвеска, и, перебирая по нему руками, втянул через проем ноги. Потом спрыгнул на липкий пол и, вытянув вперед руки, медленно пошел по цеху.
Мне преградил дорогу гладкий автомобильный бок, кажется, это была «шестерка» Виктора. Машина стояла вплотную к кронштейну подъемника и, не рискуя свалиться в смотровую яму, я обошел «шестерку» с другой стороны, сделал еще несколько шагов в темноту и наконец нащупал тумбу с телевизором и включатель настольной лампы.
Желтый свет обжег глаза. Я повернулся, оглядывая цех. Присел, чтобы заглянуть под днище иномарки, подошел к краю смотровой ямы, обошел все помещение вдоль стены и наконец остановился у машины, которая в потемках преградила мне путь.
Это была не «шестерка» Виктора, а кузов «Москвича». Красного учебного «жигуля» вообще не было в мастерской, как и следов его пребывания здесь.
