Валерий Рощин - Ветеран особого подразделения
— Зачем это нам?
— Видишь ли… если бы не тот красный вросший в землю домишка и не работа в порту, то нашего Борьку впору записывать в бомжи. Стало быть, и общается в свободное от работы время с такими же.
— Так-так, продолжай, — начиная улавливать логику в рассуждения друга, поторопил Аркадий.
— Вот и надо прощупать почву — может, день-два назад кто из его дружков околел с перепою. Хоронить-то таких не шибко торопятся, стало быть, есть почва для работы мозга.
Серебров с сомнением покачал головой:
— Такое совпадение только по великой случайности происходит. Чтобы срочно понадобился труп, и нате вам — забирайте свеженького. Но мысль интересная…
Глава третья
Ростовская область
26–27 июля 2008 г
Куценко появился через полчаса. Взъерошенный и довольный он подбежал к машине и, плюхнувшись на заднее сиденье, выдал:
— Готово! Обрисовал бригадиру грустную историю со смертельным исходом.
— Отпустил? — обернулся Илья.
— Куда он денется?! Отпустил.
— А чего наврал-то?
— Сказал на похороны еду. Чем не уважительная причина?
— И кого будем провожать в последний путь? — улыбнулся Серебров.
Тот отмахнулся:
— Все дружки, слава богу, живы. Бригадир не спрашивал, кто помер — так поверил.
— Вообще-то, одним днем дело не обернется.
— Не обернется, так уволюсь — делов-то!..
«Десятка» медленно отъехала от проходной. Мужчины с минуту помолчали, потом слово взял Супрун.
— Борис, имеется еще одна формальность, которую необходимо выполнить до начала операции. Вот посмотри… — не отвлекаясь от дороги, протянул он бывшему морпеху свой новый паспорт.
Тот полистал документ и воскликнул:
— Х-хе, Балабанов Петр Валерьевич! Ни хрена себе!.. С каких это пор ты им стал?
— С того дня, когда заключенный Супрун Илья Алексеевич бежал из колонии и сгорел в автомобиле вместе со своим закадычным дружком — Серебровым Аркадием Сергеевичем.
В подтверждении этих слов Аркадий развернул перед Борисом свой паспорт. Он глянул на разворот с фотографией и нервно почесал затылок:
— Хотите сказать, что и я должен… типа того… крякнуть?
— Типа да. Таковы условия наших работодателей.
Куценко набычился и примолк. Но раздумывал недолго — стоило машине повернуть на знакомую улочку и остановиться неподалеку от скособоченного строения из рассыпавшегося красного кирпича, как он очнулся. Нахмурив брови, глянул на свою халупу, послал в окно смачный плевок и махнул ручищей-лопатой:
— Да и хрен с ним! Подумаешь, под чужими именем! Значит, и увольняться с порта не придется — верно?
— Видимо, так…
— Я и живу-то почти как бомж — кому мое имя нужно?! Помру, так соседи только через месяц узнают — по запаху. Записывайте! Согласный я…
* * *Совещание в салоне «десятки» длилось минут сорок. Каждый предложил по варианту, после недолгих обсуждений решили действовать по плану Бориса — он, как ни крути, был местным и знавал людей, способных помочь в непростом вопросе.
Сначала заехали в магазин, потом двинулись через центр в зеленый уютный райончик…
— Нет-нет, на следующем повороте… Нам нужна улица Ленина. Ага, вот здесь направо и два квартала прямо, — командовал он Илье, и тот послушно вращал руль в нужную сторону. — Так, приехали. Высаживайте меня здесь, а сами езжайте к тому серому трехэтажному зданию.
— Которое в глубине скверика?
— Точно. Я туда, понятное дело, идти не могу, да и вам обоим светиться не стоит — пусть кто-нибудь один спустится в подвал, и спросите Пашу. Он такой… черноусый, узкоглазый и вечно поддатый. Башкир или татарин, в общем.
— Уверен, что он на месте? — спросил Серебров.
— Сто процентов! Пашка и живет, и работает в подвале. Он там у них незаменимый: сторожит по ночам, зимой кочегарит, а сантехникой занимается круглый год. Больше ему и быть негде, — заверил Куценко.
«Десятка» свернула с дороги и тормознула на стоянке возле скверика.
— Я пошел, — подхватил Аркадий авоську с четырьмя бутылками водки.
Тихо прикрыв дверцу, он проследовал по аллее до крыльца с вывеской «МУЗ 2-я Городская клиническая больница Таганрог Ростовская область», затем повернул направо — к узкой кишке меж клиникой и соседним зданием. Оказавшись во дворе, без труда отыскав служебный вход, натянул на лицо деловую маску и прошмыгнул за скрипучую дверь…
Тусклая лампочка едва освещала стандартный совковый декор: грубо вымазанные синей масляной краской стены маленького холла и лестничных пролетов; насквозь пропитанная влагой и почерневшая старая побелка; местами торчащая из обломанных ступеней ржавая арматура; бессмысленные переплетения каких-то труб, кабелей, щитков. И въевшийся буквально во все запах хлорки.
Майор спустился в подвал, где слезоточивая вонь сменилась «ароматами» формалина и плесени. Такой же крохотный и плохо освещенный холл, что и сверху; коридор вправо, коридор влево. Скорее всего, подвальные помещения в точности повторяли лабиринты других этажей клинической больницы.
Он остановился, не зная, куда повернуть; прислушался…
Из закутков левого крыла доносились обрывки слов — разговаривали двое или трое мужчин.
Стараясь бесшумно ступать по цементному полу, спецназовец направился туда…
Речь становилась отчетливее и громче. Кажется, подвальные «интеллектуалы», самую малость разбавляя мат профессиональным сленгом, рядились каким способом сподручнее отремонтировать лопнувшую трубу: «отхерачить прогнивший кусок ножовкой, захерачить резьбу и нахерачить муфту» или «найти заплатку и просто прихерачить ее сваркой».
Подойдя к помещению, где решался судьбоносный вопрос, Серебров увидел двух пропитых типов неопределенного возраста и непотребного вида — в черных перепачканных спецовках и резиновых сапогах. Оба сидели у дальней стены на корточках, над головами тянулся десяток разнокалиберных труб.
— Привет, мужики, — изобразил пришелец крайнюю занятость и нетерпение. — Мне срочно нужен Павел. По очень важному делу.
Не тут-то было. Тот, что явно не соответствовал озвученному Борькой словесному портрету, одарил непрошенного гостя мимолетным взглядом и снова занялся прогнившей трубой. Второй, весьма похожий на башкира или татарина, проворчал:
— Всем нужен Павел. Чуть шо — Павел. Только Павел один и клонов не имеет.
«Алкаш, взращенный медицинской наукой», — подумал Аркадий и тряхнул авоськой. Бутылки значительно звякнули, выражение лица башкира переменилось.
— Я Павел. Какая у тебя проблема? — поднялся он и отряхнул безнадежно грязные колени.
— На пару слов, — кивнул майор в сторону коридора. А, оказавшись с ним наедине, что-то шепнул на ухо.
— Шо? Не понял… — уставился тот на странного визитера раскосыми глазами.
— Нет, ты не ослышался и все понял правильно, — подтвердил Серебров и для верности показал несколько тысячных купюр. — Плюс два литра водки.
Увидев деньги, Паша стал соображать быстрее:
— А когда он тебе нужен?
— Сегодня. Поздно вечером или ночью.
— Любой?
— Любой. Но мужского пола. И чтоб не хватилось твое начальство.
— Это понятно… Мне и самому начальство аппендикс без наркоза вырежет, если узнает. Ладно, что-нибудь придумаю. Подъезжай часам к одиннадцати вечера. И ты это… пару бутылок не можешь, так сказать… в виде аванса, а?
— Держи, — протянул Аркадий полулитровую бутыль. — Одной хватит в качестве предоплаты. И чтоб никому ни слова.
— Да ты шо! Я молчу как братская могила!..
* * *Борька остался дожидаться в скверике — ему не следовало попадаться на глаза башкиру. Аркадий с Ильей заехали в узкую кишку и свинтили номера с машины. А за три минуты до назначенного времени Серебров исчез за скрипучей дверью служебного входа…
Его не было около получаса. Супрун уже начинал дергаться и пару раз подходил к дверному проему — прислушивался… Но друг просил ждать у машины, и эту просьбу надлежало исполнять как приказ. Таковы были правила.
Но вот, наконец, внутри раздался неровный топот и приглушенный незнакомый голос. Дверь шумно отварилась, и под пыльным желтым плафоном появился большой целлофановый сверток, что тащил на себе какой-то тип. Сзади ему помогал Аркадий.
— Багажник! Открывай багажник, — подсказал он.
Нелегкую ношу упаковали в кормовом отделении, спешно рассчитались с запыхавшимся башкиром, и «десятка» исчезла в кишке…
— Твои соседи спят крепко?
— А чего им полуночничать? Одни старики вокруг, — осматривал диспозицию Куценко.
Основная часть задумки была выполнена, оставалось дотащить «ценное приобретение» до кособокой лачуги, на которую приятели пялились с расстояния семидесяти шагов.