Андрей Воронин - Инкассатор: До седьмого колена
Впрочем, смотреть было особенно не на что. Карьер напоминал огромную пустую чашу с плоским дном и неровными краями, над которой раскинулось бездонное синее небо. Справа от дороги, увязнув в песке по катки гусениц, тихо ржавел древний экскаватор. Его стрела бессильно уткнулась в откос, ковш почти целиком зарылся в песок, в кабине не было ни одного целого стекла, правая гусеница отсутствовала. Впереди, на исчерченном следами колес песке, нос к носу застыли джипы Кастета и Косолапого. Далеко в стороне от них Шполянский увидел две темные человеческие фигурки, которые неподвижно стояли в метре друг от друга и, кажется, смотрели в его сторону. У него возникло инстинктивное желание, съехав в карьер, сразу же развернуть машину на сто восемьдесят градусов и укатить подальше от этого места и, главное, от этих людей. Находиться в их компании сейчас было крайне вредно для здоровья. Впрочем, Шполянский хорошо понимал, что это теперь не имеет ровным счетом никакого значения: его уже включили в круг избранных, и вырваться из этого круга было не так-то просто.
Ведя машину по плоскому дну карьера, он снова попытался просчитать возможные варианты. На самом деле уйти из-под удара ничего не стоило, нужно было только купить билет на ближайший рейс и улететь из Москвы куда-нибудь подальше – желательно за границу, куда Туча, не имевший теперь не только паспорта, но даже и справки об освобождении, наверняка не сумеет дотянуться своими костлявыми лапами. Но тогда пришлось бы слишком многое бросить, пустить на самотек, оставить на произвол судьбы. Бросать дело, которое создавалось долгие восемь лет практически на пустом месте, Анатолию Шполянскому было жаль. И еще одно соображение не давало ему просто махнуть на все рукой и пуститься наутек: Туча изменился, и никто из них не знал, насколько велики были произошедшие с ним изменения. За восемь лет, проведенных в колонии особого режима, в компании отпетых воров и убийц, он мог обзавестись навыками и знакомствами, о которых все они, и даже многоопытный по части криминала Кастет, имели лишь самое смутное представление. Как знать, не обеспечили ли его новые знакомые целым чемоданом поддельных документов? Как знать, не помогает ли ему какая-нибудь крупная группировка из тех, о которых Кастет обыкновенно рассказывает вполголоса, все время оглядываясь при этом через плечо? Так что сбежать за границу еще не означало спастись...
«Какая чепуха, – с тоской подумал Шполянский, подгоняя свой джип к тем двум, что стояли посреди карьера. – Что стало с моими мозгами, о чем я думаю? Туча... Да плевать на него! Если я брошу банк и сбегу за бугор вот эти двое, что стоят сейчас в сторонке и смотрят то на меня, то на часы, сами меня разыщут и закопают в лучшем виде. Не имею я права бежать, вот в чем беда! Я не имею, и они тоже не имеют... А как было бы славно – просто улететь и ни о чем не думать!»
Он выключил двигатель, бросил на сиденье мобильный телефон и вылез из машины. Песок мягко подался под его обутыми в сверкающие черные туфли ногами. От него вверх поднимался сухой пыльный жар, и Шполянский подумал, что карьер больше похож на сковородку, чем на чашу. Еще ему подумалось, что на закате, когда небо окрашивается в багровые тона, это уютное местечко должно напоминать уголок ада – там, наверное, такие же бесплодные, безрадостные ландшафты, и дела среди этих ландшафтов творятся ничуть не более веселые, чем то, ради которого они здесь собрались.
– Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, – вторя его мыслям, мрачно продекламировал Кастет, когда Шполянский подошел к ним и обменялся с ними рукопожатиями.
– Ты можешь не паясничать? – негромко спросил Косолапый. Он выглядел бледным и осунувшимся, широкие плечи непривычно сутулились, сигарета в руке мелко дрожала. – Нашел время дурака валять!
– Ну, другого времени у нас может просто не быть, – заметил Кастет. – Наш приятель не шутит. Если не веришь мне, спроси у Далласа.
– Прекрати, Константин, – сказал Шполянский. – Ей-богу, без тебя тошно. Слушайте, братцы, я вот тут по дороге подумал... А не рвануть ли нам в самом деле в разные стороны? Черт с ними, с делами, своя шкура дороже!
– Я тебя не узнаю, – мрачно сказал Медведев, характерным жестом потирая подбородок. – Признаться, я рассчитывал, что ты со своими хвалеными мозгами предложишь что-нибудь более конструктивное.
– Совсем ополоумел с перепугу, – поддержал его Кастет. – Что ты, Толя, что ты, родной? Куда мы побежим? Куда ты побежишь, чудак? Ты что, забыл, чьи бабки в твоем банке крутятся, как в стиральной машине? Если мы разбежимся, все остановится, бабки накроются медным тазом, и знаешь, что тогда с нами сделают? От этих людей, Толя, не спрячешься, они нас и на том свете достанут.
– Да знаю я, – с огромной досадой процедил Шполянский, – можешь не напоминать. Черт, знал ведь я, что нельзя с тобой связываться!
– Почему со мной? – удивился Кастет. – С нами! Каждый из нас, Толик, имеет с этой схемы свой кусок хлеба с маслом. Если бы ты со мной когда-то не связался, тебя бы сожрали в самом начале твоего славного трудового пути. И косточек бы не выплюнули, поверь. Рука руку моет, Толик, и не плюй в колодец, а паче того – не мочись против ветра. Соскакивать нам нельзя, ехать надо, пока везет. И потом, от кого ты бегать собрался? Тоже мне, всадник без головы... Было бы кого бояться!
– Ты это и раньше говорил, – напомнил Шполянский. – Кричал, что закопаешь Тучу раньше, чем он приблизится к кому-нибудь из нас на пушечный выстрел. Вот иди теперь, расскажи об этом Далласу, ему должно понравиться.
Кастет зашипел сквозь зубы, как от сильной боли, и трясущимися от злости руками полез в пачку за сигаретой.
– Кончайте, – брезгливо кривя лицо, сказал Косолапый. – Срамно вас слушать, ей-богу. Расскажи лучше, что ты узнал, – обратился он к Кастету.
Кастет несколько раз глубоко вдохнул и резко выдохнул, успокаиваясь, закурил и покачал головой.
– Ничего нового, – сказал он. – О том, что его убили, второй день кричат и по телевизору, и по радио. Убили зверски, вместе с женой... Вы все это знаете.
– Ты обещал узнать подробности, – напомнил Косолапый.
– Подробности... – Кастет нехорошо усмехнулся. – А ты уверен, что хочешь их знать? Впрочем, как прикажешь.
– Так вот, подробности. – Он говорил, глядя исподлобья прямо в глаза Косолапому. Некоторое время тот крепился, а потом не выдержал и отвел взгляд. – Подробности, – повторил Кастет, будто собираясь с духом. – Изволь. Его забили монтировкой – лупили, пока голова не превратилась в фарш. Потом взялись за жену. Ее сначала изнасиловали, а потом тоже забили. И еще... Еще, Косолапый, она была беременна. На третьем месяце, понял?
– Что?!
– То, что слышал, – беременна. Изнасилована и забита насмерть грязной железякой посреди того вонючего проселка, что ведет к Далласу на его дурацкое ранчо. Прямо на переднем сиденье этого его корыта с рогами... Этот подонок оставил нам письмо. Похоже, макал палец в ее кровь и писал прямо на ветровом стекле. Знаешь, Косолапый, что там написано? «До седьмого колена».
Шполянский с трудом оторвал взгляд от Кастета и перевел его на иссиня-бледное лицо Косолапого. Казалось, Косолапый вот-вот грянется в обморок.
– Кто? – одними губами спросил он.
– Вопрос риторический, но я отвечу, – болезненно морщась, сказал Кастет. – Есть версия, что это сделал пьяный тракторист. Нажрался, понимаешь, паленой водки, застрял со своим трактором посреди дороги, а тут Даллас. Ну, поссорились, этот тракторист озверел и их обоих оприходовал. А потом опомнился, пошел в ближайший овражек и повесился. Там его и нашли.
– Бред какой-то, – сказал Шполянский.
– Еще бы не бред! Висеть-то он висел в самом лучшем виде, и даже бутылка водочная у ног валялась – дескать, дернул напоследок, на посошок... И водки этой у него в крови больше, чем самой крови, это медицинский факт. Да только есть мнение, что повесился он уже мертвым. На шее у него, чуть пониже странгуляционной борозды, чьи-то пальчики остались – синие такие, отчетливые...
– Какой борозды? – сдавленным голосом переспросил Косолапый.
– Странгуляционной, – повторил Кастет. – Той, что на шее удавленника после веревки остается, понял? И еще... Из машины пропала кое-какая мелочь. Например, -бумажник Далласа с деньгами и документами, сумочка его жены... Так вот, у тракториста ничего этого не нашли.
– Кто-нибудь шел мимо и забрал, – предположил Косолапый.
– Да? Это, брат, не Москва, это деревня. Там столько крови, небось, с сорок второго года не видали. И потом, все уже нашлось.
– Вот как? – удивился Косолапый. – Что, настоящего убийцу взяли?
– Менты считают, что да. То есть делают вид, что считают. Сцапали на улице какого-то алкаша – подрался он с кем-то, что ли, вот его и замели. Ни хрена не помнит – где был, что делал, откуда у него пакет с вещами Далласа и Ленки... Очухался на нарах и думал, что в вытрезвителе сидит. Ну, ментам только того и надо. Подозреваемый есть, улики есть, никаким алиби даже не пахнет, объяснить он ничего не может... Денег на адвоката у него, как я понял, тоже нет. Так что сидеть ему до второго пришествия. Менты, конечно, понимают, что взяли случайного лоха, да только кому охота отчетность портить? Преступление раскрыто по горячим следам, преступник в камере – все довольны, все смеются... Жаль только, что нам от этого не легче.
