Горец. Оружейный барон - Старицкий Дмитрий

После всех патологоанатомических процедур отнесли трупы погибших в ледник. Для прокурора уже. Только он мог дать команду на погребение.

Когда фельдшер ушел, на орудийном дворике поставили часового с винтовкой, чтобы гонял оттуда всех любопытных невзирая на чины.

И только потом Многан облегченно присел за стол и собственноручно обстоятельно составил донесение.

Попутно собрав все наши частные записки, отправил с этими бумагами посыльного верхами в город. С заводной лошадью. Чтобы начальство видело, что старательный начальник полигона стремился как можно быстрее до него донести плохие вести. У нас же не восток, где за плохую весть рубят голову, а за хорошую пришивают вторую.

Оставалось только дожидаться прокуратуру и высокое начальство от армейского штаба с большой торбой люлей на всех. Как же без этого? Виноват — не виноват, а наказан быть обязан. Начальству также отчитываться перед своим начальством, которое первым делом спросит о принятых мерах. Тут и пригодится генералу список уже наказанных им. А дважды за один и тот же проступок карать по уставу не положено.

И все это время несчастный лейтенант Щолич тягал к себе поодиночке свидетелей трагедии и допрашивал их под протокол, который вел начфин полигона перемазанными в чернилах пальцами. Накурили в кабинете субалтернов так, что войти туда было страшно.

Не обошла эта процедура и меня. Но что я мог сказать… услышал взрыв за спиной, увидел пролетавшее рядом колесо и упал, повалив на землю инженера… Все. И все мои меры запоздалые, пролети это колесо на метр левее… Был бы восьмым кандидатом на склейку ласт.

К ужину стопка отчетных бумаг превысила объем трех толстых папок. Вот теперь для прокуратуры имеется масса развлечений — они же полезные занятия, тонко направленные на выявление производства бракованных снарядов на патронном заводе. Это если не сказать большего… Думаю, контрики за это дело охотно ухватятся и трясти патронный завод будут как грушу, с энтузиазмом, достойным лучшего применения. Благо для всех нас, представителя этого завода на полигоне не было, и возразить по существу дела по горячим следам он ничего не может.

Ах да… К обвалованной площадке, куда сволокли эти новомодные унитарные гранаты, снаряженные экразитом, также поставили часового, чтобы тот никого к этим ящикам не подпускал. С приказом стрелять в каждого, кто подойдет без представителя военной прокуратуры. Рулил внештатными постами взводный унтер — подчиненный Щолича, исполнявший в тот день должность начальника караула.

И все, делать больше было нечего, разве что занять чему-либо личный состав, чтобы не болтался без дела по полигону. Но на это у них непосредственные командиры есть.

Ну а мы в домике складского фельдфебеля водочкой сели оттягиваться, иначе вообще с ума сойти можно. Мы — это я, конструктор Шпрок и Эллпе как принимающая сторона.

Совсем забыл. Перед пьянкой еще одно мероприятие образовалось с моим участием. Заводские перцы не успокоились, лукаво учтя, что прямого запрета на продолжение испытаний не было объявлено (но вроде как всеми такое понималось по умолчанию), после обеда шестеркой стирхов погнали от складов на вторую артиллерийскую позицию передельную полковую пушку.

Оставшийся полигонный расчет вез орудие с великой неохотой. Как на казнь. И мне стало жалко солдатиков. С таким настроением без ЧП обычно не обходится. А оно нам надо?

Я на плацу заступил им дорогу и, качнув аксельбантом, поднял правую руку.

— Расчет, стой!

— В чем дело, фельдфебель? — наехал на меня инженер с завода, слезая с передка.

— Сколько весит эта пушка? — спросил я его.

— Тысяча двести килограмм без зарядного ящика. Вы это к чему?

Его вопрос я пропустил мимо ушей. Вместо ответа, мило улыбаясь, приказал:

— Даю вводную. Враг нанес шрапнельный удар. Убит весь расчет и все животные. Задачу поддержать войска в наступлении огнем и колесами никто не отменял. Запасной расчет, составленный из представителей завода, должен выкатить орудие на позицию вручную. Приступать!

— Как это? — оторопел инженер, проглядывая маршрут через плац на артпозиции полигона. Где-то метров восемьсот туда тащить пушку как минимум.

— Каком кверху! — ответил я. — Это война! Не поддержите сейчас пехоту — она вся поляжет, охреневая в атаке, и виноват в этом будет артиллерийский командир, не подавивший вовремя пулеметные гнезда. В данном случае это вы, не выполнивший боевой приказ. А что бывает на фронте с теми, кто не выполнил приказа? Знаете? Их расстреливают перед строем.

Довольные канониры, пока инженер со мной препирался, успели в рекордный срок выпрячь стирхов и погнали их в сторону конюшни.

Инженер обернулся.

Солдат нет.

Тягловых животных нет.

Одни заводские переминаются около у пушки.

— Выполнять! — приказал я. — Или я составлю рапорт о том, что вы сорвали важнейший элемент испытаний новой техники на ее годность работать на переднем крае.

И щелкнул крышкой подаренных мне Вахрумкой золотых часов, засекая время.

Глядя, как заводские рабочие с натугой корячатся, пытаясь сдвинуть пушку с места, я только покрикивал на них:

— Что? Лямки не предусмотрены? И даже креплений для лямок нет? Тогда ручками, ручками… Пробуйте, каков на вкус солдатский хлеб. И не жалуйтесь, потому как сами такое угрёбище сделали, что не можете с ним выполнить примитивного боевого задания… Вчетвером лафет приподнимите, а остальным колеса крутить… Господин инженер, а вам особое приглашение требуется? Впрягайтесь! Это же ваше детище! И не лапайте его, как любимую женщину, а толкайте…

Вышедший на шум из штабной избы майор Многан, выяснив, в чем дело, сказал только две фразы:

— Продолжайте, флигель-адъютант. Правильное начинание.

И подмигнул мне озорно, но так, чтобы не увидел инженер.

А у меня в голове щелкнуло, как в старом арифмометре со звоночком, и поплыли перед глазами формуляры технического задания для полковой пушки.

Так как миномет по мнимому треугольнику сделать совсем несложно, но практически невозможно при нынешних технологиях изготовить для него сами мины, то полковушка должна иметь короткий ствол и большой угол возвышения, чтобы стрелять и как пушка, и как мортира, что очень важно именно в состоянии позиционного тупика. Главная ее цель не борьба с батареями противника, а уничтожение укрытий живой силы, ДОТов, ДЗОТов, наблюдательных пунктов, блиндажей и пулеметных гнезд. Так что трех-четырех километров дальности выстрела за глаза. И на таких дистанциях вполне можно оставить старый механический прицел как более стойкий к внешним воздействиям агрессивной среды фронта. А то вообще винтовочный предусмотреть для прямой наводки.

При этом, как уже сделано было на опытовой четырехдюймовой гаубице, учесть возможность как стрельбы унитарными патронами, так и раздельно-гильзовое заряжание. Унитарами, совместимыми со снарядами дивизионной трехдюймовки, стрелять по-пушечному, а раздельным зарядом — по-мортирному манеру.

А вот вес пушки не должен превышать возможности расчета катать ее руками по лунному пейзажу переднего края. Как выражаются сами артиллеристы, «пешим по конному». При массе грубо в полтонны уже все равно, что привычный однобрусовый будет лафет, что революционный раздвижной. Тем более что танков у противника не предвидится даже в проекте, так что отсутствие быстрого наведения на большой горизонтальный градус не фатально.

Заводские перцы все же докатили на морально-волевых усилиях пушку до артиллерийского дворика и упали на бруствер перекурить.

— Так… — сказал я ехидно, щелкнув крышкой часов. — Непорядок… Очень и очень медленно. Враг вас ждать не будет, господа. Почто расселись?

Непонимающие глаза впились в меня с неодобрением. Под мышками ткань спецовок потемнела, из-под их мокрых шевелюр по вискам тек пот.

— Чем стрелять будете?

— Так… это… зарядный ящик есть… — промямлили мне в ответ.

— Где есть? Не вижу, — демонстративно оглядел я артиллерийский дворик.