Черные бабочки - Моди

Кстати, она начинает задавать вопросы, куда я ее везу.

— Куда мы едем?

— Увидишь. Сюрприз.

Я бы хотел увидеть ее глаза в зеркале заднего вида, но слишком темно, и она положила голову мне на плечо, потому что день был долгим, ветер начинает действовать на нервы и ей нравится плыть по течению неизвестной дороги.

Еще несколько виражей, и мы приезжаем на вершину холма, на маленькое плато, окруженное соснами, и с потрясающим видом на море. Это выглядит еще красивее ночью, под звездами, маленькая часовня в окружении природы, словно пастушья хижина. Я паркуюсь сзади, чтобы не портить вид, пока Соланж поднимает глаза к маленькому кресту над колокольней.

— Как красиво, правда?

— Да, красиво, но…

— Подожди. Это сюрприз, — говорю я ей с легкой улыбкой, потому что на ее месте я бы тоже задался вопросом, что мы здесь делаем в такое время ночи, особенно после всего, что только что произошло.

— Пойдем.

Я беру ее за руку и веду к краю с видом на море.

— Вот так, становись здесь, закрой глаза и оборачивайся только тогда, когда я скажу. Ладно?

— Ладно…

Как в детстве, она немного подглядывает через слегка приоткрытое веко, как только слышит мои шаги по гравию, но я слишком хорошо ее знаю, чтобы дать себя провести.

— Мы договорились: глаза закрыты!

Ее улыбка меня подбадривает.

Я оставляю ее стоять лицом к морю и возвращаюсь к скутеру, чтобы достать радио из пляжной сумки. Остальное находится в кармане моей куртки: зажигалка для свечей и кассета, которую я записал перед тем, как уехать. На всякий случай, если Соланж наткнется на нее, я наклеил этикетку «Концерт Джонни», такой жанр, который она никогда не послушает, даже если это будет последняя оставшаяся кассета на свете. Я мельком проверяю, что она по-прежнему смотрит на море, глубоко вдыхаю и готовлюсь войти в часовню.

Вот только она закрыта.

Черт побери!

Я пытаюсь повернуть ручку, не веря, что такое возможно, неужели каждый вечер кто-то приходит и закрывает эту чертову часовню, но, кажется, так и есть, сама себя она точно не могла закрыть. Я вспоминаю все, что приготовил внутри: аллею из свечей, ведущую к алтарю, нашу фотографию в маленькой рамке, два бокала, бутылку шампанского.

Ничего не поделать, эта чертова ручка сопротивляется.

— Что ты делаешь? — говорит Соланж, которая начинает терять терпение.

Я обыскиваю карманы, у меня осталось две свечи. Две из пятидесяти, что я разбросал повсюду внутри. Ничего не поделаешь, ставлю их по бокам от двери, это лучше, чем ничего, и с трудом зажигаю их, укрывая пламя от ветра.

— Подожди минутку! Не двигайся.

Она не двигается, но хохочет, услышав, как я копошусь за ее спиной.

— Надеюсь, что он того стоит, твой сюрприз.

Чем дальше, тем меньше он стоит, но теперь уже поздно отступать.

Я ставлю радио на камне, вставляю кассету и нажимаю Play, надеясь, что при ветре мы хоть что-то услышим. Затем быстро направляюсь к Соланж, считая секунды, как я делал вчера и сегодня утром, отмечая место, где она стоит, небольшой кучкой камней. Три. Четыре. Пять.

Это красивый роман, это красивая история.

Это романтика сегодняшнего дня.

Я касаюсь ее плеча, она оборачивается, и, естественно, все кажется менее волшебным, чем ожидалось. Две свечи перед закрытой дверью, одна из которых только что погасла, и еле слышное из-за ветра пение Мишель Фюган. Это далеко не освещенная сорока восьмью свечами часовня, созданная только для нас двоих, но все неважно, это всего лишь декорации.

Они встретились на краю дороги.

На автостраде отпуска.

Вероятно, это был день удачи.

Или нет. Но сейчас не время задаваться вопросами, поэтому я опускаюсь на одно колено и вынимаю из кармана кольцо в бархатном футляре. Не бриллиантовое, как мне хотелось, для этого пришлось бы продать почку, но все равно красивое, позолоченное, даже проба есть. Соланж смотрит на меня широко открытыми глазами, это сбивает меня с относительно подготовленной речи, и, так как сейчас не время доставать бумажку, я на лету импровизирую.

— Это не совсем так, как я планировал спросить, но, Соланж, ты выйдешь за меня замуж?

Мне кажется, она не поняла вопрос, или же я действительно как-то неловко все сделал.

Пять секунд молчания, самые долгие в моей жизни.

— Ты серьезно, Бебер?

— Ну… А ты думаешь?

Соланж, наконец, понимает, что если я на одном колене перед ней с кольцом, то не шучу, и тогда она тоже опускается на одно колено и прижимает свой лоб к моему.

— Ты такой милый…

— Это значит «да»?

Я задерживаю дыхание, хотя в глубине души уверен, что это будет «да».

— Нет.

— Нет? Ты не хочешь?

— Не в этом дело, но… Брак — это не для нас. Ты прекрасно знаешь, что это не для нас. Ты можешь представить нас вдвоем в мэрии в воскресной одежде перед клоуном в сине-бело-красной ленте? Нам не нужно это.

Стоя в этой позе, я начинаю ощущать боль в коленях, не считая нелепости, поэтому сажусь на ступеньки и смотрю на море, чтобы попытаться выглядеть безразличным.

— Ладно. Я думал, что это тебя порадует.

— Но мне очень приятно!

— Не похоже.

Она садится рядом, плечо к плечу, и я чувствую, что она улыбается.

— А знаешь что? Я хочу выйти за тебя замуж, мой Бебер. Но не перед господином мэром и не перед священником, только мы двое, здесь и сейчас.

У меня на глазах наворачиваются слезы, я понимаю, что это может показаться глупым, но ее слова мне кажутся прекраснее всего, что я когда-либо слышал в своей жизни. Я смотрю на нее. Отодвигаю пряди волос, падающие ей на глаза. И думаю, как же мне повезло. Последняя свеча погасла, следующая песня заиграла совершенно некстати, но я никогда не видел столько звезд.

Для флирта.

С тобой.

Я сделал бы все.

Для флирта.

Я выключаю эту штуковину, от которой уже болят уши, протягиваю ей руку, чтобы помочь встать, и, как в фильмах, обнимаю ее за талию, думаю, что следовало бы вспомнить заранее про жвачку, потому что от всех этих эмоций у меня дыхание, как у тюленя.

— Могу я поцеловать невесту?

Она делает вид, что отталкивает, я чувствую, как она игрива, и это мгновенно заводит меня, вызывая стремительную реакцию — адскую эрекцию, которую я пытаюсь скрыть, потому что, черт возьми, это же свадьба.

— Только после того, как ты наденешь мне кольцо.

Руки у нее холодные, кольцо немного великовато, но это не важно, мы только что поженились здесь, перед морем, с ветром, заставляющим забыть обо всем остальном, и теплотой ее тела под моими пальцами. Черт, это идеальный момент. Оставьте себе на здоровье свои церемонии, молитвы, горсти риса при выходе из церкви. Соланж целует меня в шею, мои руки проскальзывают под ее блузку, и я глупо улыбаюсь, потому что счастлив, потому что ничто не может испортить этот момент: ни закрытая часовня, ни погасшие свечи, ни вся эта кровь, высохшая на нашей одежде.

11

Существует два направления. С кубиками льда или без. Для меня это одно и то же, у пастиса^[17] вкус отпуска, и мне этого достаточно. Мы привыкаем к их аперитивам под зонтичными соснами, пусть мы и не привыкли зависать с людьми. Это просто, спокойно, дружелюбно. Каждый что-то приносит: бутылку, чипсы, коробку с «Ваш ки ри»^[18]. Кемпинг, так сказать. Мне нравятся эти моменты, когда мы собираемся, как семья, — по крайней мере, я так это себе представляю, — чтобы поговорить обо всем, возможно, изменить мир, поедая колбасу. Есть тренер по виндсерфингу, механик из Монбельяра, парижане с их четырьмя детьми. Собаки. И проезжающие люди, кочующие из кемпинга в кемпинг, пока не доберутся до итальянской границы. Тут никто не будет втирать мне о моде. Тут ездят на «Симке»^[19], носят майки и шлепанцы, курят «Житаны»^[20] и не пытаются научить тебя жизни. Кто-то вытащил карты для игры в белот. Немного отстранившись на складном стуле и погрузив пальцы ног в песок, я слушаю шум волн, думая, что мы правильно сделали, решив остаться. Собрать багаж и внезапно уехать посреди отпуска было бы лучшим способом вызвать подозрения. Так мы еще и заплатили наперед. Две недели в кемпинге в пик сезона обходятся в копеечку, хоть наш участок — номер 29 — и немного дешевле других, потому что он напротив туалета. В любом случае если нас ищут, то найдут, здесь или где-нибудь еще, так что лучше воспользоваться оставшимися одиннадцатью днями.