Фредерик Дар - Улица Жмуров
Все присутствующие неотрывно следят за его губами.
– Это марихуана, – говорит он. – Наркотик мексиканского происхождения. Огромное количество. Эти сигареты для тех, кому нужны большие дозы.
– Не может быть!
– Тем не менее это так.
– Наконец-то настоящее преступление, – говорю я. – По крайней мере, это надежно, а не какая-нибудь баранья голова... Что нужно делать, док?
– Ничего, – отвечает он. – Действие начинает проходить. Я сделаю вам укол, чтобы успокоить нервные спазмы, вызванные этой сигаретой.
Он делает то, что сказал. Патрульные, довольные этим объяснением, возвращают мне все свое уважение, к которому примешивается некоторое восхищение.
Пять минут спустя я снова стою на ногах; правда, они у меня немного дрожат.
– А теперь, – говорит доктор Андрэ, – возвращайтесь домой и ложитесь спать. Завтра не останется никаких следов!
Глава 13
– Ты вчера был не в своей тарелке! – заявляет Фелиси, когда я выхожу из моей комнаты.
Я даю ей единственное, способное успокоить ее объяснение:
– Мне нездоровилось. Я вчера пообедал в ресторане, где в еду кладут слишком много масла.
– А! – торжествует она. – Я так и знала... – Потом качает головой и шепчет: – Вот, сынок, я всегда говорила, что лучше купить кусок ветчины и съесть его на скамейке, чем ходить во второразрядные рестораны. Ты испортишь себе желудок!
– Ты права, ма...
Она выдает мне длинную речь о современной системе общественного питания, употребляя выражения, заимствованные из журнала «Здоровье», который она выписывает.
Я слушаю звук ее доброго голоса. Эта музыка стоит для меня всех симфоний. Вы скажете, что я впадаю в сентиментальность, но это правда – я люблю мою старуху.
– Тебя к телефону. Твой шеф, – говорит Фелиси, когда я сую в рот намазанный маслом кусок хлеба, широкий, как Елисейские Поля.
Я разом заглатываю его и бегу к аппарату.
– Доброе утро, босс.
– Ну что, вам уже лучше?
Этот старый лис знает обо всем. Вы не можете сходить пописать, чтобы он не спросил вас, есть ли у вас проблемы с простатой.
– Да, – отвечаю.
– А как ваше маленькое частное расследование? – осведомляется он.
– Я... Вы в курсе?
– Вы рассчитываете завершить его к сегодняшнему вечеру?
– Я... Не знаю, патрон... Вы не видите никаких препятствий тому, чтобы я им занимался?
– Никаких, при условии, что оно не нарушит наши планы.
В общем, Старик не требует себе эксклюзив на мое использование!
– Вы не забыли, что завтра улетаете? Если быть совершенно точным, этой ночью, в ноль часов тридцать минут.
– Хорошо, патрон.
– Вы успеете собрать чемодан?
– Да, патрон.
– Заезжайте ко мне в течение дня за вашими документами, валютой и инструкциями.
– Да, патрон.
– Надеюсь, вы будете в форме?
– Я и сейчас в форме, патрон.
– Прекрасно. Тогда до скорого. Он кладет трубку.
– Какие-нибудь неприятности? – робко спрашивает Фелиси.
– Нет, ничего... Слушай, ма, ты знаешь, что этой ночью я улетаю в Штаты...
– Господи! – хнычет она. – Кажется, в этой стране едят, как дикари! Будь осторожен, я уверена, что у тебя слабая печень.
Вспомнив, сколько спиртного выпил за время пребывания на этом свете, я не могу удержаться от улыбки.
– Ты мне не веришь?
– Не очень, ма.
– Ты неправ, я...
– Прости, что перебиваю тебя, ма, но я спешу...
– Как и всегда, – вздыхает она. – Я тебя совсем не вижу... Ты прибегаешь, убегаешь... Правда, ты мог бы быть женат, и тогда бы я тебя совсем не видела.
– Гони тоску, ма. Когда я вернусь из Чикаго, то возьму неделю отпуска и мы махнем с тобой на пару в Бретань. Согласна?
– Разве я когда-нибудь была с тобой не согласна? Я целую ее.
– Ладно, тогда слушай. Возможно, у меня не будет времени заехать сюда до отъезда. Приготовь мой чемодан: рубашки и так далее... Мой однотонный синий костюм и еще второй, твидовый, помнишь, да? Если в одиннадцать меня здесь не будет, вызови такси и езжай с чемоданом на аэровокзал «Энвалид».
– Хорошо.
– До свидания.
– До свидания!
Я в...надцатый раз перебираю элементы этой мрачной истории и все время натыкаюсь на те же самые тайны: почему Парьо написал: «На помощь»? Почему кто-то приезжал предпоследней ночью сжечь барана в топке дома в Гуссанвиле?
Странная вещь, эти два пункта интригуют меня больше, чем два трупа. Трупы – это цифры в операции, а два пункта – факторы...
Погода хорошая, я веду машину на маленькой скорости.
Кто курил марихуану? Джо или Изабель?
Изабель! Это имя из сказок начинает действовать мне на нервы. Чувствую, что если я не отыщу ее сегодня до отлета, то заработаю от досады крапивную лихорадку еще до того, как прибуду в страну доллара. Кто курил марихуану? Джо или Изабель? Я отгоняю эту мысль, но она упрямо возвращается. Джо отказался от предложенной мною сигареты... Узнал пачку? Я готов поспорить, что нет.
То же самое с зажигалкой... Она ему не принадлежит! Принимая во внимание, что он охотно признает, что провел много дней у Изабель, у него нет никаких причин притворяться, что не узнает зажигалку...
Я останавливаюсь перед по-прежнему закрытым магазином Бальмена.
Первый, кого я вижу, – прячущийся за газетой толстяк Шардон, пожирающий свой любимый арахис.
Я достаю из кармана зажигалку и поджигаю его газету; он быстро бросает ее и издает ругательство. Потом, увидев, что это я, кисло улыбается. По всей видимости, он злится на меня за выволочку, устроенную мной Мюлле.
Вокруг него лежит ковер из арахисовой скорлупы.
– Ты что, выписываешь их прямо из Африки? – спрашиваю. – Целыми пароходами? Он улыбается.
– Что вы хотите, я люблю их.
– Есть о чем сообщить?
– Ничего... Птичка сидит в гнезде...
– Кто дежурил ночью?
– Бюртен.
– Отлично! Бюртен суперчемпион по слежке. Он способен проследить за собственной тенью так, что она этого не заметит!
Я вхожу в дом.
Четвертый этаж. Звонок. Тишина...
Херувимчик нежится в постельке...
Новый звонок условным сигналом. И новая тишина в квартире. Впрочем, французское радио передает голое месье Луиса Мариано, лучшего французского певца из ворот налево!
Что это случилось с Джо? Играет в Спящую Красавицу? Или прячется? Или он...
Ах ты, черт подери!
Отмычку... Я лихорадочно сую ее в замочную скважину.
Только бы не кокнули и его! Наконец открываю дверь.
Никакого запаха газа... В квартире вообще ничем не пахнет. Да, пуста! Пуста, как передовая статья в «Фигаро»!
Я вихрем пролетаю по всем комнатам. Никого! Все в порядке...
В комнате Джо нахожу фиолетовые брюки и желтый платок... Попробуйте узнать, в каком он теперь прикиде!
Я роюсь в ящиках, не в надежде найти там Джо, конечно, а пытаясь отыскать какой-нибудь след... Хренушки! Все, что я сумел найти, – пустая пачка от турецких сигарет, воняющая марихуаной... Выходит, Джо все-таки плавал по плану!
Слабая улика... Улика, от которой я теряю остатки мозгов.
Я как сумасшедший бросаюсь на лестницу и подлетаю к Шардону, который как раз собирается засунуть в рот горсть орехов. Я вышибаю арахис у него из руки и хватаю его за клифт.
– Дерьмо! Бездарь! Идиотина!
– Что...
– Птичка улетела, тупица! Он роняет газету.
– Но, господин комиссар, я клянусь вам...
– Да пошел ты со своими клятвами... Этот тип проскользнул у тебя под носом, а ты даже не почесался. Может, он даже попросил у тебя огоньку... Таких говенных полицейских, как ты, гнать надо!
Я так зол, что, если бы не сдерживался, расшиб бы ему морду... Прохожие оглядываются на нас.
Я в двух шагах от инсульта. У меня оставались всего два живых персонажа: Джо и доктор Бужон. И вот Джо сделал ноги...
На него нагнал страху мой вчерашний визит. Должно быть, я сказал что-то такое, от чего у него затряслись поджилки, и он предпочел смыться. Возможно, у этого гражданина совесть нечиста.
Мой портативный чертенок отчитывает меня.
«Ну, Сан-Антонио, – шепчет он из глубины моего котелка, – возьми себя в руки – Ты мечешься туда-сюда, как молодая собачонка. Будь сдержаннее!»
Моя злость опадает, как вскипевшее молоко.
– Подними всех на ноги! – приказываю я. – Я хочу, чтобы этого типа взяли. Мне все равно как!
– Хорошо, комиссар...
Шардон бледнеет все сильнее. Хочется влепить ему пару оплеух, чтобы заставить его морду порозоветь.
– Сделай мне удовольствие, – продолжаю я, – смени объект наблюдения. Теперь будешь следить за доктором Бужоном, живущим на площади Терн... Если ты упустишь и его, можешь сразу пустить себе пулю в башку, потому что потеряешь право жить...
– Хорошо, господин комиссар.
Вот он ушел. Для очистки совести я спрашиваю у толстой консьержки, видела ли она, как уходил пидер. Разумеется, она ничего не видела.
– А ведь глаза всегда при мне, – заверяет она. Я мысленно говорю, что они у нее слишком часто залиты.
Тоненький голос чертика возвращается:
