Виталий Гладкий - Под личиной
В этот миг Андрей чувствовал себя столетним старцем. Что будет, то и будет, думал он с неизвестно откуда взявшимся стоицизмом.
В коридоре прозвенел звонок. В голове Андрея он прозвучал набатом.
Волкодав
Лестничные площадки в довоенных домах весьма далеки от примитивных стандартов позднего социализма.
Они имеют столько разных поворотов, тупичков и загогулин, что в образовавшихся то ли по замыслу архитектора, то ли благодаря изощренной фантазии строителей карманах вполне можно при необходимости спрятать как минимум отделение солдат.
А если учесть, что фонарь на моей лестничной площадке едва теплился, то в этих естественных (или противоестественных) тайниках в дневное время царил полумрак, а ночью – чернильная темень.
В моем доме лестничные площадки служили приютом воркующих подростков. Как ни странно, но и в таком престижном здании, где проживали в основном солидные респектабельные люди (я не в счет), водилась молодежь.
И она предпочитала изъясняться в любви не под хрустальной люстрой и за круглым столом из дорогого итальянского гарнитура, а в темноте крохотного пространства, ограниченного с трех сторон покрашенными стенами; для влюбленных этот закуток на самом деле казался огромной вселенной, обитателями которой были всего двое.
Я услышал их сразу, как только за мной закрылась дверь лифта. Вернее, не услышал, а почуял, словно дикий зверь скрывающуюся в кустах добычу. (Все-таки мои рефлексы пока были на должном уровне).
Почуял, но не придал этому факту должного значения. Я решил, что в тени за выступом спряталась очередная парочка. Ничего необычного…
Ключ в замке входной двери успел сделать всего один оборот, как сзади (мне так показалось) воздух неожиданно уплотнился и с большой скоростью, словно выпущенный из пушки снаряд, понесся на встречу с моей бестолковой башкой.
Наверное, меня спасло провидение. А может, в этот момент мне на голову присел передохнуть от трудов праведных мой ангел-хранитель, которому совсем не улыбалась перспектива получить монтировкой по ребрам.
Как бы там ни было, но в последнее мгновение я перенес тяжесть тела на левую ногу, и железный прут, едва не задев ухо, с большой силой врезался в правое плечо.
Придись место удара немного дальше, моя ключица сломалась бы словно тростинка. Но железяка попала в основание шеи, где бугрились, осмелюсь заметить, весьма внушительные и к тому же тренированные мышцы, автоматически сработавшие как резиновый амортизатор.
И тем не менее, мне мало не показалось – удар был очень силен. Инстинктивно стараясь удержаться на ногах, я попытался ухватиться за стену, но лишь сломал себе ноготь.
Падение уберегло меня от больших неприятностей – железный прут просвистел в нескольких сантиметрах над моей макушкой. А боль в плече возвратила мне прежние навыки.
Ни что-либо говорить, ни устраивать смотрины нападавшим (я насчитал троих) было недосуг. Серьезность их намерений не вызывала никаких сомнений, поэтому я не стал особо миндальничать.
Я покатился по площадке словно соломенный куль – принять вертикальное положение мне просто не дали бы. Но от моего внешне беспомощного положения бандитам легче не стало.
Я устроил им "жалящую колесницу" – есть такой жестокий прием в восточных боевых единоборствах, культивирующийся в буддистских храмах и считающийся особо секретным.
В соревнованиях он, естественно, не применяется, да и вообще не афишируется, так как взят на вооружение в основном военными некоторых стран; а если быть совершенно точным, то спецслужбами Китая и Северной Кореи. Прием в свое время показал мне Ерш – он был большим докой в таких вещах.
Я шустро катался и кувыркался по полу, круша ноги нападавших и подминая их под себя словно каток для укладки асфальта. Подмяв очередного "клиента", я добавлял ему ребром ладони или локтем, после чего моему противнику становилось очень больно.
Прием считался особенно эффективным в ограниченном для маневров пространстве – бандитам просто некуда было бежать.
Случись такая ситуация где-нибудь за бугром, не "холоде" – во время выполнения задания, я не стал бы особо миндальничать. Там или пан, или пропал.
Но дома – совсем другое дело. Конечно, я был зол, как сто чертей вместе, однако головы не терял. В моей нынешней ситуации только и не хватало одного-двух жмуриков.
Бойцы, которые взяли меня в оборот, были как слоны. Здоровые мужики. С железобетонными костями и тупыми чугунными бестолковками.
Одно меня утешало – все трое оказались безоружными. Наверное, решили, что для лоха по фамилии Богатырев будет достаточно и железного прута.
Все трое были как ваньки-встаньки. Я прикладывался к ним от души, но мои удары они сносили безропотно и терпеливо, и даже пытались отвечать взаимностью. Так что я тоже получил свою порцию пинков, каждый из которых мог бы свалить быка.
К счастью, их никто не обучил по-настоящему. Иначе от меня осталось бы мокрое место.
В конце концов, я здорово разозлился и, на время забыв о мужской солидарности, вогнал одному из них каблук в промежность – снизу, под углом в сорок пять градусов, резко выпрямив правую ногу, и в тот самый момент, когда здоровила бросился на меня как алкоголик на буфет.
Эффект соприкосновения моего башмака с братцами-близнецами Не-Разлей-Вода оказался потрясающим.
Мне даже послышался хруст.
Откатившись на свободное место, чтобы освободить место для бедолаги, я сначала услышал: "У-у-у… бляа-а…", процеженное сквозь зубы, а затем дикий звериный рев, разбудивший не только подъезд, но и, наверное, весь дом.
Сделав кульбит, я наконец встал на ровные ноги. Мне никто не мешал; двое остальных громил растерянно смотрели на третьего, который исполнял на полу жалкое подобие моего номера, – скрючившись, катался колобком – бережно сжимая в руках то, что у него осталось от мужского достоинства.
– Слушайте, вы, козлы безрогие, – сказал я, не желая продолжения схватки, которая запросто могла закончиться смертоубийством. – Валите отсюда, да побыстрее. Пока я добрый. Иначе я убью вас. Всех.
Это было сказано тихо, с леденящим спокойствием. Но эти зловещие слова продолбили даже чугунные оболочки, в которые были заключены их мозги; или то, что у таких отмороженных считается мозгами.
Тихо матерясь сквозь зубы и бросая в мою сторону злобные взгляды, они подхватили горемычного дружка под микитки, и потопали по лестнице вниз, Я сразу сник и привалился к стене. Вдруг заболело все тело, а сердце, несмотря на состояние покоя, готово было взорвать грудную клетку.
Уф-ф… Все-таки годы берут свое. Где мои… а, что там вспоминать! Припрыгал, соколик. Пора лапти плести.
На верхней площадке щелкнул замок и послышался тихий скрип отворяемой двери. Я поторопился зайти в квартиру – мне вовсе не улыбалась перспектива давать незапланированное интервью кому бы то ни было.
Надо мною жил директор какого-то фонда, считавший себя крутым мужиком. Я знал, что у него есть помповое ружье, которое ему не терпелось пустить в ход. Еще пальнет сдуру…
Я окончательно пришел в себя только после стакана коньяка, который выпил одним махом – как за себя кинул. Задернув на кухне плотные шторы, я облокотился о стол, и задумался.
Кто и почему? То, что ждали именно меня, это и ежу понятно. Кому я перешел дорогу? Вопрос повис в воздухе.
Я практически не имел серьезных конкурентов. С теми фирмами, у которых был похожий бизнес, я обычно договаривался на дружеских началах. Договаривался в главном – о ценах на товар.
В остальном каждый коллега-директор плыл своим руслом: кто совсем узким, с мелями и тихими заводями, кто по стремнине, изобилующей подводными камнями, а кто и посреди широкой полноводной реки; последние обычно имели мощную "крышу" и левые деньги.
До сих пор нашим товарам на рынке не было чересчур тесно, и мы относились друг к другу достаточно индифферентно, не как противники, а как спортсмены-марафонцы: сошел с дистанции – посочувствовали для вида и забыли, добежал до финиша – ну и ладушки.
Иногда все же случались стычки (скорее, недоразумения), но обычно они не заканчивались отстрелом конкурентов. В бизнесе отделочных материалов деньги крутились немалые, однако не настолько, чтобы устраивать кровавые разборки.
Кто и почему, черт побери!? Я сжал голову руками и застонал от злобы и бессилия. Как узнать, кому я должен нанести ответный "визит"!?
А в том, что я это сделаю, у меня не было ни малейшего сомнения. Я не привык прощать обиды, подставляя, когда меня ударят по левой щеке, еще и правую. Ну нет у меня библейского смирения – и все тут.
Меня хотели убить. И представить убийство как злостное хулиганство с отягчающими обстоятельствами.
Вывод напрашивался сам по себе.
Таких "случайностей" у нас хватает. То ученого, стоящего на пороге эпохального открытия, нечаянно замочат какие-то неизвестные в подъезде собственного дома, то одинокая бабуля, божий одуванчик, выпадет из окна своей квартиры, расположенной в центре города, то директор намеченного к приватизации перспективного предприятия совсем некстати сыграет в ящик от неизвестной медицине болезни, будучи в расцвете сил.
