Г. Матвеев - Мир приключений 1959. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов
— Папа, что это такое? — прервал Сережа размышления отца и, подойдя к нему, протянул руку, на которой лежал продолговатый предмет.
Камышин мельком взглянул, схватил предмет и, сильно побледнев, с ужасом спросил:
— Где ты взял?
— Здесь. Нашел около камина.
— Не лги, негодный мальчишка! Сейчас же сознайся, — где ты взял?
— Папа, я же говорю правду! Ты ушел в прихожую с Иваном Ивановичем, а я пошел сюда и увидел… у камина лежит эта штучка. Это буквы, папа? Они печатают, да?
Георгий Сергеевич растерялся. Сын без тени смущения, смело смотрел в глаза. Он говорил правду. «Но как могла попасть эта связка типографского шрифта в его кабинет? Да тут что-то набрано?»
ДАЛОЙ
ЦАРЯ.
Холодный пот выступил на лбу инженера, когда он разобрал слова.
— Сережа… мальчик мой! Знаешь ли ты, что за это могут сделать со мной? Меня могут повесить, как повесили Зотова… Что ты делаешь?! Что ты делаешь! Разве это игрушки?.. Боже мой! — простонал он, и на лице его изобразилось такое страдание, словно заболели зубы.
— Папа, я же не знал, — со слезами пробормотал Сережа. — Я не нарочно нашел….. Она тут лежала… Может быть, полицейские потеряли?..
При этих словах Георгий Сергеевич вскочил, как будто его шилом укололи.
— Да, да… Это он подбросил! — заговорил Камышин, бегая по кабинету. — От него можно ждать все, что угодно! Да, да… Это он! Это провокация!.. Но тогда он должен вернуться с обыском… Что делать?
В этот момент раздался звонок в прихожей. Отец и сын, оба бледные, со страхом смотрели друг на друга, готовые бежать, прятаться. Страх, панический страх, от которого подкашиваются ноги, путаются мысли и теряется воля, охватил инженера. «Что делать? Куда скрыться?» В голове мелькнула мысль научить сына сказать, что он нашел эту связку где-нибудь вне дома. «Нет, Сережа мал, запутается и сделает еще хуже».
— Подожди… Сейчас… Нет… Нет… Сейчас…
Камышин заметался по кабинету в поисках места, куда бы можно было спрятать эту страшную находку. Наконец сообразил, что в доме ее оставить нельзя.
— Вот что… Слушай меня внимательно… Пойди на кухню, открой форточку и выбрось… Впрочем, я сам… Никому… Слышишь, никому об этом не говори…
Снова раздался звонок. Георгий Сергеевич вытолкнул в столовую сына, а следом за ним выскочил и сам.
— Сейчас же спать!.. Притворись, что спишь… — прошептал он и дрогнувшим голосом крикнул: — Няня, откройте дверь!
Пока задремавшая старуха ворча надевала туфли, он прошмыгнул в темную кухню, крадучись подошел к двери черного хода, прислушался и с бьющимся сердцем снял крюк. На дворе было тихо. Размахнувшись, швырнул тяжелую связочку за забор и захлопнул дверь. «Упала в снег и глубоко утонула» — подумал он, и на душе сразу стало легче.
— Барин, там двое рабочих пришли, — сообщила нянька, встретив хозяина.
— Зачем?
— Кто их знает! Авария, может, на копях. Один-то шахтер с копей, Денисов, а другого впервые вижу.
Страх исчез, и вместо него появилось чувство жгучего стыда. Камышин прошел в спальню, нагнулся к лежавшему уже в кровати сыну, погладил его по голове и виновато сказал:
— Ничего, ничего, Сереженька… Теперь все будет хорошо. Не думай об этом. Постарайся забыть. Там пришли рабочие…
В кабинет он вернулся спокойный, причесанный, без малейшего признака пережитых волнений.
С рабочими он держал себя всегда просто, непринужденно, но никакого панибратства не допускал, стараясь быть требовательным и справедливым. Несколько снисходительно-барский тон давал понять им разницу в положении. Он был убежденным демократом, но высшее образование делало его на много голов выше, и это должно чувствоваться. Камышин любил быть учителем-наставником и, когда это было можно и удобно, — разъяснял, поучал. Рабочие, как ему казалось, ценили и уважали его.
Увидев Денисова, он с достоинством пожал ему руку, а незнакомцу приветливо кивнул головой. Острый, изучающий и чуть насмешливый взгляд мужчины, взгляд, проникающий в самую душу, какой бывает у волевых людей, не понравился инженеру. «Что ему надо от меня?» — подумал он и сделал широкий жест рукой.
— Садитесь, пожалуйста.
— Нам некогда, господин инженер, — сказал Денисов и, понизив тон, неожиданно спросил. — Никто нас не услышит?
Камышин насторожился. Такое начало ничего приятного не сулило, а нервы его и так были растрепаны.
— А что случилось? Говорите, пожалуйста; дома только дети и прислуга. Все они спят.
— Меня вы знаете, господин инженер, а это товарищ приехал из Перми с поручением. Дело к вам есть. Секретное.
— Я слушаю… Что за дело? — сухо спросил Камышин.
Бородатый мужчина подошел к двери в соседнюю комнату, приоткрыл ее и заглянул. Успокоившись, он вернулся назад и, пристально глядя в глаза Камышина, твердо сказал:
— Вы храните революционную тайну!
Теперь вся кровь бросилась в лицо инженера. В первый момент он даже не нашелся, что ответить.
— Что такое? Не понимаю…
— Вы храните революционную тайну, — повторил тот.
— Вы с ума сошли! Я-а? Тайну? Какую тайну? — возмутился вдруг Камышин, но, вместо того, чтобы забегать по кабинету, как это он делал в минуты сильного волнения, беспомощно сел в кресло.
— Господин инженер, не опасайтесь, — успокоил его шахтер. — Это надежный человек, проверенный. Сами понимаете… Я не привел бы к вам, если б не надеялся…
— Вы знаете, где спрятана наборная касса типографии и станок. Сегодня же ночью шрифт… Главным образом шрифт надо вывезти отсюда. Мне поручили доставку, — спокойно и четко сказал Непомнящий и, подумав, прибавил: — Типография здесь не нужна сейчас. Очень хорошо, что вы ее сохранили!
Камышин сидел в кресле и закрыл лицо руками, словно плакал.
— Нет, нет… Я ничего не знаю… Мне некогда… Да что же это такое?.. Скоро придет жена… — жалобно заговорил он, поднимаясь.
Денисов загородил ему дорогу.
— Господин инженер, революция вам приказывает! Какие могут быть разговоры! — сурово проговорил он.
— Революция? Какая революция? — словно очнувшись, спросил инженер.
— Некогда нам! — уже совсем сердито сказал шахтер.
— Послушайте, — устало заговорил Камышин, обращаясь к Денисову. — Вот вы говорите, революция… Какая революция? Все в прошлом. Теперь все погибло! Ведь я говорил вам… Я предупреждал вас… Не беритесь за оружие. Это безумие. Ничего бы этого не было… Вы меня не послушались…
— Ладно. Мы все знаем и ничего не забудем! О чем сейчас говорить? — остановил его Денисов. — Из пустого в порожнее переливать.
— Нам нужен шрифт, — подхватил Непомнящий. — Или вы полиции успели передать?
Такого оскорбления инженер не ожидал и в первый момент растерялся.
— Я попрошу меня не оскорблять! Я вас вижу в первый раз… — сухо и несколько брезгливо сказал он. — Хорошо! Я передам вам типографию и после этого прошу забыть обо мне. Мне с вами не по пути.
— Эх вы… пингвин! — вырвалось у Непомнящего.
Камышин удивленно поднял брови и боком повернул голову, словно не расслышал.
— Пингвин? Почему пингвин?
— Где типография? — вместо ответа строго спросил Непомнящий.
— Я покажу. Она спрятана в старой, заброшенной шахте…
— За Доменным угором? — спросил Денисов.
— Да.
— Я так и думал. Только шахта там не одна…
— Ее называют «Кузнецовская», — пояснил Камышин.
— Вот что!.. Лошадь придется кружным путем подводить. На руках такую тяжесть не вынесем, — деловито сказал шахтер и, подумав, продолжал: — Я пойду подготовлю людей и все такое… а вы через полчаса выходите. Мы встретим вас на Доменном угоре!
Денисов надел шапку и направился к двери, но, сделав несколько шагов, повернулся и угрюмо предупредил:
— Вот что, господин инженер… Если нас накроют, вы тоже с нами сядете. Я так… на всякий случай.
— Нет, нет… — запротестовал инженер. — Я не отвечаю! Делайте, что хотите! Сдам типографию — и всё… Я в подполье уходить не собираюсь.
— Да вас и не приглашают, — также хмуро сказал шахтер. — Когда увезем, — считайте конец! А пока типография в Ки-зеле, — не отвертитесь!
Денисов ушел. Камышин закрыл за ним дверь и с каким-то смешанным чувством, в котором он и сам не мог разобраться, вернулся в кабинет. С одной стороны на душе стало легко. Наконец-то он разделается с проклятой типографией, которая не давала спокойно спать! С другой стороны, было досадно передавать ее в руки большевиков. А в том, что приехавший с таким поручением был большевик, в этом он не сомневался. Через час — полтора ему предстояло пережить еще последние страхи, но он был не один, и это его успокаивало. На народе Камышин вообще чувствовал себя по-другому.
— Закусить хотите? — предложил он Непомнящему, который рассматривал висевшую на стене картину.
