Михаил Серегин - Вторжение
Из города выехали в полном молчании. Возможно, всех стесняло присутствие незнакомого человека в милицейской форме, да и журналист Гессер с Кузовковым держались несколько обособленно, как члены закрытого клуба уфологов. Но, может быть, всем просто хотелось поскорее от разговоров перейти к делу.
Макс тоже помалкивал. Он заметно огорчился, поняв, что Елены Тимофеевны с ними не будет, но принял этот удар судьбы хладнокровно. О своем разговоре с Косициным он сообщил только то, что Косицин «дал добро».
Где искать лесника, Конюхов не знал, поэтому сначала заехали в деревню Сосновку, где произвели небольшой переполох, а заодно, к своему удивлению, узнали, что за последние десять дней они уже третья организованная группа, отправляющаяся в Черную Топь. Для удобства сельчане всех называли «учеными».
Насчет первой группы вопросов у Грачева не было, а вот сообщение о второй удивило его и даже вызвало некоторые сомнения, хотя эту информацию Грачев тоже принял к сведению. По слухам, один из деревенских повстречал на дороге своего старого однокашника, ныне горожанина, который вел в лес каких-то чужаков. Однокашник в детстве носил прозвище Тушканчик. С того дня прошла уже неделя, но ни Тушканчика, ни его спутников в деревне никто не видел. Как, собственно, и Хамлясова, которого в деревне хорошо помнили, потому что машина, на которой он приехал, стояла во дворе у семьи Чибиревых. Кстати, эти люди подтвердили, что Тарасов явился за машиной накануне вечером, один, на вопросы отвечал невнятно и вскоре уехал.
Федору Конюхову очень хотелось задержаться, чтобы допросить местных жителей более подробно, но дело шло к вечеру, и Грачев предложил двигаться дальше. Как доехать до кордона лесника, они уже выяснили, а все остальное его пока мало интересовало.
Грачева больше всего волновало, удастся ли уговорить лесника показать им путь в Черную Топь. На крайний случай, конечно, сгодился бы и Кузовков, но Грачев предпочел бы иметь дело с профессионалом. Однако профессионалы, как правило, – люди с гонором, и этот факт нельзя было игнорировать.
Но, когда они по лесной дороге подъехали к рубленому дому лесника, выяснилось, что уговаривать, собственно, некого. Спасателей встретила худощавая, жилистая женщина в джинсах и мужской рубашке с закатанными по локоть рукавами. Выслушав Грачева, она сожалеюще развела руками и сказала:
– Да ведь Петра Игнатьевича нету! Вчера как с утра в лес ушел, так пока не появлялся. Тут днями он вроде слышал, что в лесу кто-то стреляет. А какая сейчас стрельба – охота запрещена! Вот он и пошел выяснить, кто это ружьем балуется.
– А не опасно в одиночку? – поинтересовался Грачев, которому очень не понравилось такое неожиданное известие.
– Мой Петр Игнатьевич не из боязливых, – со сдержанной гордостью усмехнулась женщина. – Да и не один он – Пиночет с ним.
– Кто с ним? – удивился Грачев.
– Он кобеля так назвал. Жуткая псина. Сама ее боюсь. За Петра Игнатьевича загрызет любого. А что долго он – так, наверное, далеко ушел. Если вы в Черную Топь собрались, так, может, по дороге встретитесь.
– Машину можно тут у вас поставить? Не помешает?
– А чего ей мешать? Она есть не просит. А еще лучше бы вам здесь Петра Игнатьевича дождаться. Без особой надобности в Черную Топь ходить не советую.
– А у нас как раз особая, – гордо сказал Кузовков.
Глава 6
Прошло около часа после того, как Шпагатов покинул своих подозрительных спутников. Погони за ним, кажется, не было, и Шпагатов немного успокоился. Правда, его сильно смущала травмированная нога – передвигался он со скоростью черепахи, – но теперь он мог чувствовать себя в безопасности, и к тому же где-то совсем близко были люди. Шпагатов очень надеялся, что это те самые ученые, о которых рассказывал его бывший одноклассник. Ученые – народ культурный, к тому же их много, и за ними он будет чувствовать себя как за каменной стеной.
Правда, он никак не мог нагнать их. Люди, чье кострище он недавно обнаружил, судя по всему, двигались в сторону Черной Топи, и двигались довольно быстро. Он находил их следы – совсем свежие: надломленные ветки, примятую траву, разорванную паутину. Люди были рядом, но ускользали от Шпагатова, точно призраки. Ничего мистического Шпагатов в этом сейчас не усматривал – во всем была виновата проклятая нога. Можно было попробовать покричать, но таким образом можно было приманить бандитов, а этого Шпагатов боялся больше всего на свете.
Наконец, устав ковылять среди стволов, он сделал привал и из подручных средств соорудил некое подобие лангеты на поврежденную ногу. В качестве перевязочного материала Шпагатов использовал разорванную на полосы собственную майку. Стало немного полегче, но удобный прочный башмак пришлось привязать шнурками на шею, иначе его надо было бы просто выбросить. С помощью верного складного ножа Шпагатов вырезал себе удобную палку, на которую опирался при ходьбе. После этого дело пошло намного лучше, однако не настолько, чтобы решились все проблемы. Шпагатов все равно передвигался слишком медленно и быстро уставал. Оставалась единственная надежда – рано или поздно ученые должны были остановиться на новый привал, ведь день постепенно клонился к вечеру.
Поддерживаемый этой перспективой, Шпагатов упрямо ковылял вперед. Он был настоящим энтузиастом этих мест, много бродил по окрестным лесам в надежде своими глазами увидеть что-то необычное. Он слышал много рассказов о зависших над лесом летающих тарелках, о таинственном свечении в ночном небе, о замедляющемся времени, об исчезновении людей и появлении шаровых молний. Иногда ему даже казалось, что рядом с ним происходят эти необыкновенные вещи, но потом всегда оказывалось, что это просто был обман зрения. Возможно, все дело было в том, что совсем уж в глухую чащу, в район болот, он заходить пока не отваживался. Болот и ядовитых змей Шпагатов боялся смертельным первобытным страхом. Бродил же он всегда в одиночку. Почему-то никто не стремился составить ему компанию. Вообще-то большинство знакомых считали Шпагатова чудиком. Наверное, так оно и было. И все же Шпагатов не отчаивался, он был неисправимым оптимистом и просто ждал, когда придет его час.
Но теперь он напрочь забыл обо всех чудесах, которыми был полон этот удивительный лес. Сейчас он мечтал об одном – увидеть порядочных, культурных людей. И еще ему до слез было жалко своего великолепного рюкзака. Вместе с ним было потеряно множество замечательных вещей – компас, бинокль, фотоаппарат, отличная палатка, да мало ли… Даже карту пришлось бросить, а ведь она сейчас была бы так кстати! Нет, положительно сегодня был самый черный день в его жизни.
Постепенно солнце закатилось за верхушки деревьев, небо стало густо-синим, а по всему лесу расползлась тень. Потянуло прохладой. Окончательно выдохшийся, Шпагатов остановился и тоскливо огляделся. Темнеющий лес делался все более неуютным и даже страшноватым. Шпагатов впервые за все это время подумал о тех сюрпризах, которые могут скрываться здесь за деревьями, и сейчас эти сюрпризы вовсе не казались ему желанными. Он почувствовал себя маленьким и жалким. Нога распухла и при неловком движении отзывалась горячей пронзительной болью. Но болело также и все тело – ходьба с импровизированным костылем была слишком непривычной нагрузкой.
Шпагатову пришло в голову, что след, на который он напал в лесу, сбил его с толку, и нужно было с самого начала возвращаться в деревню. Но эта запоздалая мысль ничем уже помочь не могла. Разбитый и впавший в уныние Шпагатов присел на землю, привалился спиной к стволу старого дерева и забылся тяжелым глубоким сном.
Сколько он проспал, выяснять пришлось со спичками, потому что, когда Шпагатов открыл глаза, было уже темно. Оказалось, что спал он три часа. Сквозь кроны деревьев просвечивали крупные звезды. Далеко в гуще леса печально кричал филин. Шпагатов был довольно тепло одет, но понял, что быстро замерзнет, если не будет двигаться.
Но теперь встал вопрос – куда двигаться? Шпагатов вдруг понял, что своими непродуманными действиями загнал себя в ловушку. Пожалуй, он смог бы сориентироваться по звездам и выбрать правильное направление, но возвращаться в Сосновку было далеко и страшновато. С больной ногой он мог стать легкой добычей даже не могучих пришельцев, а самого обыкновенного серого волка. Правда, до сих пор в своих блужданиях Шпагатов ни разу не сталкивался с волками, но знал, что они здесь должны водиться. Волки могли прийти к нему и сами, поэтому лучшим выходом было бы взобраться на дерево и дождаться утра, но для такого трюка Шпагатову не хватало силенок. Оставалось одно – идти дальше в надежде, что ноги сами выведут его к лагерю ученых.
Он заковылял дальше, испытывая невыразимые муки и вздрагивая от каждого ночного шороха. В темноте пробираться через заросли было еще тяжелее, и занимало это гораздо больше времени, но все-таки с остановками и падениями Шпагатов сумел прошагать целый час. Этим результатом он был горд, точно выиграл олимпийскую медаль. Трудно было сказать, какое расстояние он одолел за это время, но, как оказалось, хватило и этого, чтобы в его судьбе появился просвет.
