Странный приятель.Тайна Врат - Чекрыгин Егор
Дальше последовал очередной удар по затылку, отправивший Ренки в темноту. Его отвязали от стула, сунули в рот кляп, снова связали руки, оттащили в стоявшую у дверей кабака карету и куда-то увезли.
Очнулся пленник от жуткой боли. Видимо, карета подпрыгнула на кочке, отчего Ренки сильно приложился об пол шишкой на многострадальном затылке. Голова страшно болела, подташнивало, а еще жутко хотелось опорожнить мочевой пузырь.
Возможно, именно последнее обстоятельство и заставило Ренки действовать особенно энергично — предстать перед своими врагами в обмоченных штанах для юного оу было горше смерти.
Увы, но в его ситуации возможностей и надежд было совсем немного. Вернее, только одна — приобретенный еще в столице узкий кинжал с заточенным как бритва лезвием, спрятанный в специально сделанном в сапоге кармашке.
Накануне, наводя красоту перед торжественным ужином у Одивии Ваксай, Ренки было подумал выложить его, но потом просто забыл сделать это, настолько незаметен и привычен стал для него этот клинок. Готор еще как-то смеялся, заметив привычку Ренки носить этот кинжал, что настоящему шпиону без ножа в каблуке и фальшивой бороды появляться на публике просто неприлично.
И пусть Ренки, как обычно, покоробило от слова «шпион», с полюбившимся оружием он не расстался. Может, виною тому упрямство, а может, воспоминания о каторге. Ощущение безоружности, постыдное и противоестественное для того, кому при рождении положили кинжал в колыбельку.
Как тот, кто однажды голодал, набивает карманы хлебными корками, так и Ренки со времен каторги немного помешался на оружии и всегда стремился иметь под рукой какой-нибудь кусок острозаточенной стали. А лучше — в сочетании с пистолетом или мушкетом.
И вот, подвигав ногами, пленник почувствовал, что клинок все еще находится в сапоге, а значит, не был обнаружен во время обысков. Потянувшись к сапогу, Ренки невольно застонал от боли в затекшем теле.
— Смотри-ка, очнулся! — раздался голос в темноте кареты. — Может, еще разок вдарить?
— На кой? — ответил второй голос. — Хозяин велел доставить живьем. Слышь, ты, там, — пнул он лежащее в ногах тело. — Если не хочешь схлопотать — веди себя тихо!
В кои-то веки Ренки последовал разумному совету и сначала потратил немного времени, чтобы, шевеля пальцами, хоть немного вернуть подвижность затекшим рукам, связанным за спиной, потом начал возиться на полу, пытаясь дотянуться до голенища сапога, для чего пришлось скрючиться и изогнуться до хруста в позвоночнике и помутнения в глазах от боли и вывернуть ногу под каким-то кошмарным углом. За эту возню он схлопотал еще пару пинков, но все же сумел нащупать рукоять вожделенного кинжала. Вытащил и в такт дорожной тряске стал перепиливать волокна веревки. Резать было жутко неудобно, но острый как бритва клинок медленно, по ниточке, справлялся с задачей. И наконец пленник почувствовал, что путы ослабли и он может освободить руки.
Бандитов в карете было двое. Один расположился на заднем сиденье, другой вольготно разлегся на переднем, а Ренки валялся между ними на полу. Еще немного повозившись и чуть-чуть развернувшись вдоль оси движения, Ренки на мгновение сжался подобно пружине и, распрямив обе ноги, ударил ими в пах одного из стражников, благо тот сидел в весьма удобной позе. Помогли уроки Готора. Стражник скрючился, издав стон, а пленник, освободив руку с зажатым в ней кинжалом, резко принял сидячее положение и ударил второго противника куда-то в бедро. Тот взревел разгневанным быком, но Ренки сумел изловчиться и вскочить на ноги, так что дальнейшее было уже делом техники. Кинжал вошел точно в горло, и рев сменился сипением и бульканьем.
Однако это было только начало. Первым делом — освободить рот от кляпа, чтобы не задохнуться в предстоящей драке. Затем, выхватив из ножен шпагу того, кто сидел на переднем сиденье, Ренки почти не глядя ткнул ею в окошко для переговоров с кучером и почувствовал знакомое сопротивление разрезаемых мышц и костей.
Ударом ноги распахнул дверцу, в которую уже ломился тот из подельников Ваара, что стоял на запятках кареты. Прыжок наружу вышел не слишком удачный — ноги обо что-то запнулись. Перекат, выход в боевую стойку и быстрое падение обратно. Над головой пронеслась пуля, и Ренки фактически с четверенек прыгнул вперед, на стрелка. Тот успел отскочить и выхватить свою шпагу. Это ему не сильно помогло. Буквально на первой же серии ударов он получил сначала укол в плечо, а потом уже и в сердце.
Не веря самому себе, Ренки понял, что получилось. Внезапно в теле возникла какая-то слабость, голова закружилась, и победителя вырвало, чего с ним не случалось со времен его первой битвы. То ли так подействовало чудовищное напряжение последних часов, то ли удары по голове.
Он еще стоял, склонившись над обочиной, когда приобретенный рефлекс заставил его дернуться в сторону. Характерный скрежет пистолетного колеса о пирит предупредил о выстреле. Но, увы, несколько поздновато. Пуля задела левую руку в районе плеча. Словно хлыстом ударили.
Преждевременно обрадовавшись победе, Ренки забыл про того охранника, которого он атаковал первым, ударом в пах. И теперь тот попытался отомстить. Преодолевая боль, наш герой бросился к карете и едва увернулся от летящего ему в лоб пистолета.
— Я сдаюсь! — раздалось оттуда. — Сударь, умоляю, только не убивайте!
— Медленно выходи, спиной вперед, — приказал Ренки, чувствуя, как накатываются волны слабости. И когда из кареты показалась фигура охранника, со всей силы ударил его по затылку эфесом шпаги.
Потом пришлось сдирать с себе окончательно испоганенный мундир и, вспоминая уроки Готора и лекаря оу Мавиинга, осматривать рану, останавливать кровь и бинтовать руку разорванной сорочкой. К счастью, пуля лишь содрала кожу и слегка задела мышцу. Это было несмертельно, но болело просто кошмарно. Потом Ренки неловко связал своего все еще не пришедшего в сознание пленника его же собственным ремнем.
«Что-то забыл! — Мысль билась в голове у Ренки, словно бабочка о стекло. — Я что-то забыл! Ну да, конечно же отлить!»
Глава 3
— И все-таки ты редкостная вредина, Готор! — заявил Ренки, с удовольствием разваливаясь на тюфяке в палатке своего приятеля и обводя глазами «помещение» в поисках штопора, чтобы открыть бутылку фааркоонского вина, которую держал в руке. — Отправил меня за тридевять земель, а сам развлекался. И не возражай: я тут уже наслушался рассказов!
— Да всего-то и делов — отбили четыре вылазки, — отмахнулся Готор, доставая из сундучка штопор и кружки. — Кредонцев положили немало, а сами потеряли всего десяток. Но ведь для того окопы и роются, чтобы иметь возможность относительно безнаказанно расстреливать атакующего неприятеля. Просто тут такая тактика еще непривычна, вот и кажется народу чудом, что у нас соотношение потерь даже круче, чем один к двадцати. А если еще учитывать чуть ли не сотню пленных… На фоне нашей общей скуки это и правда представляется большой победой. А в остальном… Если копать землю под палящими лучами солнца или на ощупь в темноте ты считаешь развлечением, то да, я тут вовсю развлекался. Наливай!
— Извольте! — тоном кабацкого служки ответил Ренки и наполнил кружки. — Я прихватил дюжину ящиков такого! — продолжил он, чокнувшись с Готором и сделав глубокий глоток. — Еще взял дюжину ящиков похуже качеством и шесть бочек для солдат. Ты доволен?
— А то, — радостно кивнул Готор. — Есть что раздавать в качестве подарков. Тут вино ценится повыше денег. Армейские интенданты, как обычно, закупили такую мерзость и кислятину, что впору в ней гвозди растворять. Кажется, это политика армии, чтобы солдаты на войне не слишком напивались. Только все равно напиваются, а потом дохнут от болезней желудка. Но, я слышал, ты отличился не только на закупках вина. Риишлее прислал письмо, где расхваливает тебя в самых восторженных выражениях. Да еще и тонко намекает, что подробностями ты поделишься со мной при встрече. И кстати, я не льщу, ты и правда молодец. Об экипажах и специальных тележках я и не подумал. Решил, что тут, в прибрежных краях, кто-нибудь да найдется.
