Уоррен Мерфи - Опаленная земля
В докладе содержались сведения об инциденте, имевшем место в те времена, когда Станкевич был всего лишь неприметным капитаном КГБ. Тогда до него доходили лишь смутные слухи. Что-то о советской ракетной батарее, уничтоженной никому не известной организацией. Все это хранилось в строжайшей тайне, и слухи появились лишь позднее.
Теперь он держал в руках служебную записку о том давнишнем инциденте.
Американское сверхмощное оружие, способное концентрировать и выделять чудовищную энергию, вывело из строя электронные системы наведения советских ракет. Инцидент сопровождался многочисленными жертвами в результате направленного потока радиации неизвестного происхождения.
Мир тогда оказался на грани третьей мировой войны. Только совместными усилиями США и СССР – при виде этих знакомых четырех букв сердце у Станкевича защемило от ностальгии – удалось избежать глобальной катастрофы.
Записка заканчивалась следующей директивой:
«В случае повторного применения подобного оружия против Советского Союза должен быть незамедлительно и без всяких консультаций нанесен удар возмездия».
От этих слов повеяло давно забытым смертельным ужасом.
По действующим инструкциям генерал должен был доложить о записке в Кремль.
Однако генерал опасался, что, сообщи он об этом в Кремль, какой-нибудь болван может истолковать это как руководство к действию и издать приказ о нанесении ответного удара – или ответного удара на ответный удар? – по территории США. При подобном развитии событий обескровленная, лишившаяся значительной части своей территории Россия едва ли долго протянет.
Генерал-майор Станкевич тяжело вздохнул и задумался о том, что же им больше движет: долг перед родиной или желание спокойно прожить отпущенный ему срок.
В конце концов чувство самосохранения взяло верх. В директиве ясно оговаривалось, что удар должен быть нанесен в случае применения этого оружия против СССР. В данном случае имело место обратное. Оружие оказалось направлено против США. Вот и вся разница, мрачно усмехнулся генерал Станкевич. Поменяй местами два сокращения, и веселый зеленый шарик превратится в обугленный кусок дерьма.
«А что, если американцы задумали вслед за этим испытать это оружие на нас?» – промелькнуло у него в голове.
Через пять минут ответ был готов.
В директиве четко говорилось – СССР. СССР больше не существовало. Только СНГ. Генерал-майору начинало нравиться это неуклюжее сочетание.
– Я гражданин СНГ, – сказал он вслух. – Мне нравится быть гражданином СНГ. Американцы никогда не нападут на СНГ. Для чего им это? У нас больше ничего нет.
Он повторил эти слова несколько раз, словно заклинание. Наконец, почувствовав, что магические слова подействовали и что кровь уже не так сильно стучит в висках, он поднял заветную желтую трубку и нажал кнопку, отмеченную буквой К.
– Докладывайте, – произнес сухой голос на другом конце.
– Мы ничего не нашли.
– Неудачно.
– Наверное, – осторожно ответил Станкевич.
– Может, интересующие нас дела КГБ были проданы тому, кто больше предложил в ходе перетряски?
– Не думаю, – сказал генерал Станкевич, тыльной стороной ладони вытирая капли холодного пота со лба. Он лично продал некоторые дела. Тем же самым занимались и многие из его подчиненных. Впрочем, это были всего лишь фотокопии. В его возрасте ему вовсе не улыбалась перспектива быть расстрелянным в качестве изменника родины.
– Чтобы об этом ни гугу – сказал голос из Кремля.
– Да, – сказал генерал и положил трубку.
С чувством облегчения он сложил бумаги обратно в папку и уже принялся завязывать на ней красные тесемочки, как вдруг обратил внимание на те их части, которые от времени потускнели сильнее других. Ленточка выцвела в том месте, где ее развязывали до него. Развязывали и завязывали.
Кто-то имел доступ к папке с грифом «космическая секретность» и – более того – открывал ее до него, хотя предполагалось, что она должна храниться в неприкосновенности. Можно было предположить, что с документов этой папки в свое время некто сделал копию – и этим некто был не генерал Станкевич. Он всегда специально проверял, что содержится в документе, с которого он делал копию, – потому что одному Богу было известно, кого представляли темные личности, скупавшие документацию КГБ.
С тревожным чувством старый аппаратчик генерал-майор Станкевич нажал кнопку интеркома, чтобы поручить тупице секретарше вернуть папку на место – в старые архивы КГБ.
В голове его шевелилась неприятная мысль – кто мог иметь копию документа? А если имел, грозило ли это чем-нибудь лично ему, генералу Станкевичу, и его ведомству?
Тревога не оставляла его до конца рабочего дня, до тех пор, пока он не вернулся в свою квартиру – в доме, расположенном прямо за Лубянской тюрьмой, – набитую импортной, производившейся в Германии, водкой «Горбачев». Водка эта выгодно отличалась от продававшегося повсеместно в столице загнивающей империи отвратительного пойла. Оказавшись у себя дома, генерал утопил свою тревогу в спиртном.
Глава 7
Они обнаружили Амоса Буллу сидящим на корточках в красно-бурой пыли. Он отчаянно тер ладонями глаза и что-то невнятно бормотал.
Римо схватил его за шиворот, поднял на ноги и энергично встряхнул.
Булла продолжал причитать дурным голосом. Тогда Чиун наступил ему на ногу – сделал он это с такой силой, что Булла высунул язык и едва не откусил его. Мастер Синанджу убрал ногу. Только тут Булла замолчал.
– Что с тобой произошло, шумный наш? – спросил Чиун.
– Я ослеп! Ослеп! – визгливо пожаловался Булла.
– А что произошло? – поинтересовался Римо.
– Я ничего не вижу, идиот!
– А до этого?
– Это все пришелец! – верещал Булла. – Он выжег мне глаза.
– Твои глаза на месте.
– Но я ничего не вижу!
– Успокойся, – приказал ему Римо и наступил ему на другую ступню – да так, что послышался хруп костей. – Что ты видел?
– Он выглядел как марсианин, – едва не задохнувшись от боли, пролепетал Булла. – Стоял ко мне спиной. Я подошел, и тут он повернулся. В руке у него было что-то вроде жезла. И из этой проклятой штуковины полыхнуло пламя. Словно тысячи иголок вонзились мне в глаза. Я даже пальцев своих не вижу. – Словно в подтверждение своих слов Булла поднес ладони к глазам. Белки глаз были такие красные, что на их фоне синие зрачки казались лиловыми.
Римо и эксперт-геолог Том Палс многозначительно переглянулись.
Палс беспомощно развел руками:
– Что я могу сказать? Мы только сегодня с ним познакомились.
Римо заглянул в невидящие глаза Буллы и сказал:
– Попробуй их закрыть.
– Они и так закрыты, – пробормотал тот, хотя факты свидетельствовали об обратном.
– Тогда открой и снова закрой.
Булла послушно заморгал. Римо показалось, что белки глаз покраснели еще больше – если только это было возможно.
– Чувствуешь какие-нибудь перемены?
– Нет. Ни черта не вижу – ни с закрытыми, ни с открытыми.
– Тогда не открывай совсем. И постарайся расслабиться. Мы все выясним.
Булла принялся бесцельно кружиться на одном месте. При этом он стонал и все время что-то бормотал.
Римо усадил его на землю и сам опустился на колени рядом.
– Ты сказал – марсианин? – спросил он.
– Да. Это был марсианин.
– А с чего ты взял, что это марсианин?
– Да потому, что он был похож на марсианина.
– А ты знаешь, как выглядят марсиане?
– Нет, конечно. Но по форме он напоминал человека. В стеганом космическом скафандре. На шлеме черный квадратный иллюминатор. В перчатках и сапогах. Он так озирался вокруг, как – помните? – астронавты «Аполлона» на Луне. Так настороженно и неуклюже.
– Из этого еще не следует, что он марсианин, – заявил Римо.
Римо выпрямился и обратился к мастеру Синанджу:
– Папочка, давай-ка сходим на разведку.
– Мы выясним, кто этот грязный злодей, – тонким голосом воскликнул Чиун.
– Последи за ним, – сказал Римо Тому Палсу.
– Разумеется, – ответил тот.
Отойдя чуть поодаль, Римо шепнул Чиуну:
– Может, он все это выдумал?
– Для чего?
– Чтобы вывести из-под удара проект.
Мастер Синанджу покосился на еще дымящиеся под аризонским солнцем руины «Биобаббла»:
– Если это так, то, по-моему, он уже опоздал.
– Да я имею в виду удар другого рода, – пояснил Римо. – Ты заметил всю эту свору журналистов?
– Да. Хорошо, что мы предпочли держаться в стороне от этой буйной толпы. В противном случае они наверняка проявили бы варварскую неразборчивость и взяли бы интервью у тебя, а не у куда более достойной особы.
– Не верю я в пришельцев с Марса, – сказал Римо, ступавший с такой осторожностью, что его итальянские мокасины не оставляли следов на красноватом аризонском песке. Не оставалось следов и от сандалий Чиуна.
– Разве Марс не похож на эту землю?
