Александр Жиров - Амулет смерти
Ты можешь представить себе: белые люди четыре года убивали друг друга ради полудиких черномазых!
— Прими мои соболезнования, Джон, — прочувствованно сказал советский резидент. — Вот ты и привел аргумент. Если нужно нагадить в миску Советам, отдайте им черных. Больше черных — больше головной боли. Так, мон шер?
— Ладно, — усмехнулся генерал Джон. — Черт с ней, с Дагомеей. Можете начинать.
Через пять минут антенны, торчащие из пляжных кустов, запустили судьбоносное решение в атмосферу. Радиоволны помчались. Одни — на восток, в Вашингтон.
Другие — на северо-запад. В Москву. Дан приказ ему на запад, ей — в другую сторону.
Примчавшись, радиоволны еще какоето время метались над офисами различных ведомств. Бюрократия требовала дополнительных согласований. Всем хочется быть причастными к историческим событиям.
Всем хочется приложить руку. Наложить резолюцию.
Дальнейшее уже мало волновало резидентов. Решение принято. Все предопределено. В Африке есть дела и поважнее. Посложнее. Давно пора определиться, скажем, с Гвинеей. Которая поделена между Францией, Великобританией, Испанией, Португалией и даже Бельгией. Гвинея Испанская, Гвинея Французская, Гвинея Португальская и так далее. Ну куда это годится? Гвинеи должно быть две. Американская. И Советская.
Тем временем с неприметной лужайки в окрестностях Порто-Ново поднялся в воздух темно-зеленый, без опознавательных знаков, вертолет. Бешено вращая винтами, он растворился в свинцовом небе зимней Дагомеи.
Вертолет как вертолет. Лишь человек искушенный мог распознать в нем штурмовой вариант мирного гражданского «Ми-8».
С соседней неприметной лужайки за полетом внимательно наблюдали двое.
Один — красивый широкоплечий негр, непохожий на местных жителей из племен йоруба, фон или бариба. Другой был коренастым невысоким белым. Скорее даже рыжим, чем белым: огненные кудри плюс множество веснушек по всему телу. У глаз он держал огромный бинокль.
— Они укладываются в график, — сказал рыжий, передавая бинокль товарищу.
Тот проводил вертолет взглядом. Дождался, когда стихнет клекот винтов, и с облегчением выдохнул:
— Слава Богу. Нас это больше не касается. Пойдем промочим глотку, а?
Рослый черный приобнял низенького рыжего и от радости загорланил «Желтую подводную лодку» — «Yellow Submarine».
Рыжий принялся подпевать.
На обоих была форма морской пехоты США. Говорили и пели они по-английски.
9
Неподалеку от деревни Губигу река катила свои мутные зеленые воды. На берегу между пальм стоял капитан Кондратьев и прижимал к себе хрупкую темную фигурку.
Поодаль слонялся сержант Агеев, увешанный всем необходимым для массовых убийств. Еще дальше располагалось транспортное средство — автомобиль «Урал» в тропическом исполнении. Даже с кондиционером воздуха.
За кустами соседнего хлопкового поля сидел главный колдун Каплу. Он с ненавистью наблюдал происходящее. Из глаз колдуна текли слезы.
Слезы смывали грязь, поэтому их следы были гораздо чернее остальной поверхности лица колдуна. Пальцами Каплу придерживал собственную нижнюю челюсть. Она торчала вбок и вверх, словно собиралась отвалиться.
Кондратьев одной рукой гладил нежную спину девушки. Другую руку капитана наполняла ее упругая грудка.
— Я скоро вернусь, моя милая, — нашептывал по-французски Василий Кондратьев. — Я тебя очень люблю. Я хочу быть с тобой. В комнате с белым потолком.
С правом на надежду.
— Я буду ждать тебя, — отвечала девушка.
Она смотрела на своего кумира глазами, полными слез. На бритой черной голове пульсировала венка.
— Жди меня, и я вернусь, — отвечал капитан Кондратьев. — Только очень жди.
Жди, когда наводят грусть тихие дожди…
Тебе уже, должно быть, холодно голышом ходить?
Зуби зябко повела плечами — точь-вточь как европейская женщина.
— Я тебя люблю, — вполне по-европейски ответила она. — С тобой мне всегда тепло.
«Ох уж эти горестные проводы! — вздохнул про себя капитан. — Запоздалые, унылые…»
— Все же пора, по-моему, надевать галабию, — сказал он, чтобы что-нибудь сказать. — Все-таки сезон дождей. Зима, понимаешь.
Девушка засмеялась. В тропиках не принято проявлять подобную заботу. Кондратьев растрогал свою Черную Венеру. Она заплакала. Сказала, всхлипывая:
— Мою лучшую галабию мыши.
— Что мыши? — уточнил капитан и переложил руку со спины пониже.
Девушка тотчас произвела крестцом вращательное движение. От этого у капитана екнуло где-то под печенью.
— Мыши, — повторила Зуби. — Я не помню слово. Но лучшей галабии уже нет.
— Ах, мыши съели твою лучшую галабию! — воскликнул капитан.
— Да-да, съели, съели! — обрадовалась дочь вождя.
— Ну так носи другую одежду.
— Она… грязная, — девушка, кажется, засмущалась. — А зимой не принято стирать.
— Понятно, — кивнул Кондратьев, мучительно переваривая сообщение.
Черт их разберет, этих африканцев; вроде на одной планете живем, а такие все разные. Наверное, зимой не стирают, потому что дожди не дают высохнуть.
От грязной галабии, видимо, так воняет, что девчонка догадалась: белый человек от этого запаха сразу умрет. Поэтому дочь вождя ходит голышом. Очень гуманно с ее стороны.
В мрачном небе послышался непривычный для здешних мест звук.
— Что это? — испуганно воскликнула Зуби и еще теснее прижалась к капитану.
Этот звук он узнал бы в тысяче других.
Любимый вертолет спецназа.
— Это железная птица, — сказал капитан, и одна рука его скользнула еще ниже. — Она прилетела за мной.
Он ощутил, как маленькая черная ладонь пробирается к его телу.
— Я люблю тебя, — прошептала дочь вождя.
— Сержант Агеев! — крикнул Кондратьев.
— Я!
— В машину марш! Выезд через пять минут.
— Есть, товарищ капитан! — крикнул Агеев и в тот же миг очутился в высокой кабине «Урала».
Капитан увлек девушку ближе к воде.
Скоро их укрыл от наблюдателей берег. То, что позволено Юпитеру, не позволено быку.
Колдун заливался слезами, катаясь по набухшей от дождей почве. Руки его судорожно терзали хлопковый цветок — местный символ любви.
Через пять минут могучий грузовик, дико взревев, помчался в сторону деревни.
На краю деревни стояла стенка для сушки коровьего помета.
Она была сложена из необработанных камней и покрыта коровьими плюхами.
Точь-в-точь как дерево на центральной площади Губигу. Для сушки помета годилась любая вертикальная поверхность.
— Тормозни у околицы, — приказал капитан Агееву.
«Урал» остановился. Огромные колеса пропахали в сырой земле две жирные борозды.
Из кабины грациозно выпорхнула акробатка Зуби с заплаканным лицом.
— Я буду ждать тебя! — воскликнула она на своем чудовищном французском. — Я люблю тебя!
Прямо в расположении десантной роты приземлялся темно-зеленый вертолет без опознавательных знаков. Его клекот стал таким громким, что слова едва доносились.
— Я люблю тебя! — заорал в ответ капитан из кабины. — Жди меня, и эта железная птица принесет меня обратно!
10
Из окон здания Национального банка вырывались языки огня. Тысячи граждан наблюдали зрелище. Они громко обменивались впечатлениями и каждый выплеск пламени приветствовали воплями и аплодисментами.
Кое-где над толпой реяли красные флаги. Первые появились здесь в полдень, когда пожар заметили. С этого часа их количество прибывало вместе с публикой.
Пожарных машин в дагомейской столице имелось ровно две штуки. Они были некогда сделаны на заводах «Рено» и сохранились с колониальных времен. Поэтому чернокожие пожарные не пытались бороться с огнем. Их работа заключалась в другом. Едва из какого-то окна раздавался крик о помощи, пожарные подбегали с длиннющей лестницей.
Вместе с зеваками они с нескрываемым интересом следили за тем, как очередной служащий неуклюже переползает подоконник и опасливо нащупывает ногой верхнюю перекладину. Банковские служащие во всех странах имеют неспортивное сложение и избыточный вес.
Пока пожарная команда бегала с лестницами вокруг четырехэтажного массивного здания, по радио выступил Президент республики Дагомея. Он заявил, что поджог осуществлен террористами, нанятыми Социалистической партией.
Так около сорока лет назад в другой стране в поджоге здания парламента обвинили коммунистов во главе с Георгием Димитровым.
Далее Президент запретил деятельность Соцпартии и отдал полиции приказ арестовать ее членов. В первую очередь Хериса Ногму, председателя партии.
После этого на улицах стало гораздо многолюднее. Всюду скалились довольные черные лица. Дело шло к большому веселью. Для разминки были перевернуты несколько припаркованных у тротуаров автомобилей.
Тут и там шныряли агитаторы Соцпартии. Они раздавали листовки и красные флажки. В листовках содержался призыв к немедленному вооруженному восстанию против ненавистного режима.