Вячеслав Денисов - Тюремный романс
– И вот это, – наконец-то найдя, по чему можно постучать, Александр побарабанил пальцем по диктофону, – ваше доказательство?
– Вы не узнаете свой голос?
– Знаете, Кормухин… – Саша снова закурил и обессиленно свесил руки между ног. – Недавно из мест лишения свободы освободился мой старый знакомый. Ему бы на эстраде работать – валюту греб бы лопатой. Если позволите, я через вас ему малявку передам. И уже спустя сорок минут в вашем распоряжении будет аудиокассета с разговором Дзержинского и Березовского. Или вашего с Челентано.
– Пермяков, вы же умный человек…
– Безусловно.
– …и прекрасно понимаете, что для суда гораздо важнее материальные доказательства, нежели ваши устные опровержения…
– Возьмите эти доказательства, размотайте и повесьтесь.
– Помимо пленки есть еще протоколы с показаниями…
– Разотрите и подотритесь.
Кормухин бросил на стол ручку. Пермяков размял в банке окурок. Оттолкнул от себя диктофон и почесал затылок.
– «Важняк», послушай меня. Только внимательно. Если верить этой пленке, то документы я должен был получить в кафешке на Молочаевской, а мне их втюхали в бумаги на столе. Во-вторых, в силу своего образования я ни за что не смог бы назвать Сочи Сочами. И, в-третьих, я не видел еще ни одного дважды судимого, который употреблял бы в своей речи такие юридические формы, как «категория дел». В том, что меня «разработали», у меня нет никаких сомнений. И пленка – лучшее подтверждение тому, что это – самая банальная «подстава», которая рассыплется в суде, как карточный домик. А сейчас вали отсюда, мне пора спать. Я думал, ко мне придет коллега, а передо мной появился бесталанный сочинитель обвинительных заключений. Конвой!..
Выходя из кабинета с руками за спиной, он обернулся к следователю, который был больше огорчен, чем оскорблен.
– Кормухин, а дом в Сочи, перед тем как его переписали на меня, на кого был оформлен?
– Рожина дом, понятно. В УБОП для подобных операций жилых объектов нет, как понимаете…
– Рожина дом? А скажи мне, Кормухин, дебилы из УБОП хотя бы догадываются, что сделали? Теперь стоит побороться за свободу, как думаешь?
Этими тремя вопросами арестованного и закончился первый допрос.
Глава 5
Оказавшись неделю назад на свободе совершенно непредсказуемым образом, Виталий Кусков слегка опешил и целый день пребывал в состоянии, в котором он оказался как-то раз в больнице сразу после того, как перестал действовать наркоз. Полное непонимание. В далеком восемьдесят восьмом следствию и суду для отправки его на зону в двухлетнюю командировку хватило обнаруженного милицейским патрулем охотничьего ножа за его поясом. А пятнадцать лет спустя его задерживают с «калашниковым» в багажнике, с автоматом, из которого за два часа до этого расстреляли Эфиопа, и отпускают. В том, что он, Витя, не стрелял в Эфиопа, он мог поклясться. В том, что не стрелял в ментов перед тем, как влететь в магазин, он поклясться не мог, но следствие и суд все-таки сумели ему доказать, что и тут он чист.
Остальные шесть дней недели его голова трещала, как телеграф. Мысли выползали лентой, но он тут же отрывал их у самого основания черепа, комкал и выбрасывал как несостоятельные.
Откуда в багажнике его «мерина» оказался «АКМ»? Тем более – такой «АКМ»?!
К воскресенью началось просветление. Вспомнился и хук с левой в челюсть Локомотиву, и импровизированный бойкот братвы, и склоки Эфиопа с Локо в последние месяцы. Яша Локомотив тянул игровой бизнес на себя, а Эфиоп, понятно, это одеяло стаскивать с себя не позволял. Понятно, что двоим им в этом городе стало тесновато. Виталий не знал физики, но ему уже не раз приходилось попадать на своих авто в ДТП. Иногда от его «Лексуса» отлетали «Жигули», бывало, что и он на «Вольво» отлетал от «КамАЗа». Все зависит от массы тела. Это потом уже оказывается, что виноваты «Жигули» и «КамАЗы» в любом случае. Это и не важно. Важно то, что кто-то обязательно должен отлететь. Эфиоп и Локо погрузнели в своих делах и авторитете уже настолько, что кто-то из этих двоих рано или поздно обязан был слететь с рельсов. Кажется, старый терновский «железнодорожник» в этом столкновении оказался покрепче.
Виталию Кускову было бы на эти перипетии наплевать, если бы он не был втянут в эту историю самым поганым образом. Это для судьи по фамилии Левенец он оказался правым и невинным. Проблема в том, что судебные доводы безразличны тем, кто сейчас начнет выяснять подробности по-своему. Грохнут в подъезде за беспредел – ключ в замок вставить не успеешь.
Как и всякий потенциальный преступник, Виталька сначала встретил объявление судьи с диким восторгом. Потом, оказавшись дома, поскучнел и пришел к тому, что за решеткой было бы как-то спокойнее. Отсидеться в «одиночке» месяц-другой, пока братва прикончит настоящего убийцу, потом и выйти можно будет.
Следом посетили мысли о том, что на свободе его еще поискать нужно, а в тюрьме он, как в парилке. Войдут – куда бежать?
К концу недели он дошел до того, что позабыл о своей тревоге, решил выходить из подполья и даже выбрался на улицу. Там все немного изменилось: Тернов стал желтеть, солнце уже не пекло. И не было так душно, как в восьмиместной камере с пятнадцатью арестантами. Находясь под влиянием этих цветовых и тепловых воздействий, Витя окончательно понял то, что нужно было постичь сразу после выхода из ворот тюрьмы. Если он в кратчайшие сроки не найдет того, кто убил, то найдут его, чтобы не искать долго.
Поскольку воспоминания Штуки о том вечере начинались с прихода в ресторан, потом обрывались и снова возникали уже в камере СИЗО, он решил руководствоваться лишь тем, что услышал на суде. Говорят, сильно пил. Говорят, потом к какой-то Даше Каршиковой поехал. Там… Даша эта говорит, что до двенадцати пили коньяк и играли на компьютере в стрелялки. Хм…
Потом он якобы уехал.
Менты – какие-то Зелинский и Гонов, – которых Виталька впервые в жизни увидел лишь на суде, нагло врали и говорили, что он стал первым в них стрелять, а потом, когда они его подстрелили, влетел в универмаг «Центральный». Сколько наглости нужно, чтобы придумать такую дикую, безумную вещь? Он влетел в универмаг! Зачем ему влетать в универмаг? Сообщение о том, что он отстреливался от милиционеров, его взволновало меньше. Впрочем, к концу заседания выяснилось, что не стрелял. Обижаться не стоит – менты, они и есть… менты. И взять с них, как с козла молока, нечего. В общем, если послушать, чем занимался он, Виталька, в ночь с пятого на шестое июня, то получается, что находился он в милитаристическом угаре. С бабой из стриптиза – и с той – в «стрелялки». М-да-а-а…
Зелинский и Гонов. «Он… около пяти выстрелов… первым разбил боковое стекло… пуля в двух сантиметрах от виска… петлял по городу… бах-бах-бах… общественная безопасность…» Говорят неплохо. Хуже пишут. «…Управляя автомобилем мерцедес отказался повиноваться… стал стрилять по окнам целясь в голову… вынуждены применить оружие на паражение по колесам…»
Одним словом, попотеть парням пришлось основательно. Не столько на дороге той ночью, сколько тем утром в суде.
А сегодня у этого героического экипажа выходной. Как выяснилось на суде, оба не женаты, живут рядом с отделом вневедомственной охраны. По всей видимости, когда после армии выбирали работу, решили выбрать ту, которая ближе к дому. Ближе всех к дому – вагонное депо и ОВО. В депо особо не пофантазируешь, да и удостоверение со «стволом» там не дадут…
Давясь собственными мыслями и начинающей просыпаться злостью, Штука подъехал к дому Зелинского. Старшего, если верить базарам в суде.
Еще раз через тонировку стекла сверил адрес с тем, что был на бумажке, заглушил двигатель и стал ждать.
Зелинский вышел через сорок минут, около двенадцати дня. Вышел, выбросил сигарету, которую закурил, судя по всему, еще дома, и направился в сторону капитальных гаражей.
Кусков на этот раз был на «Ауди», взятом в аренду у вице-президента банка «Форт», поэтому беспокоиться о том, что его кто-то узнает по марке машины или через до дури тонированное стекло, не стоило.
Ехать пришлось долго. Гараж Зелинский имел гораздо дальше, чем работу. Кусков крался за ним, как леопард за медлительной мартышкой. Бесшумно и мягко. Три или четыре раза хотелось отпустить «Лучшего милиционера июня 2003 года» метров на сто, дать по коробке, разогнаться и… Но Виталька всякий раз гнал эти мысли из салона, как ос.
Его гараж был под номером 1285. Распахнув створки ворот, старший экипажа ОВО вошел внутрь и сел за руль. Любой двигатель требует прогрева.
Вот тут-то Виталька и подъехал. Со скоростью пятьсот метров в час он подкрался к гаражу так, словно собирался в него заезжать. Так же медленно, собирая широким бампером обе створки, прижался к строению под номером 1285 и закрыл ворота. Поставил АКПП в положение «Р», вышел и направился в калитку, в которой тут же показалась голова Зелинского. Хотя, может, и Гонова – Штука так толком и не понял, кто из них кто. Барабанили за трибуной одно и то же, одинаково чесались и оба бубнили, как говорящие мягкие игрушки: «В составе экипажа 29… отказался повиноваться… общественная безопасность…»
