Александр Щелоков - Нападение
– Как же нынче без спросу? – с притворной смиренностью сказал старичок и хитро посмотрел на пассажиров, сидевших на соседней скамье. – Вдруг эта скамейка целиком принадлежит суверенной свободной Армении, а я на нее своим русским задом…
Арам стиснул зубы. Инструкция не позволяла ему вступать в споры и тем более с кем-то ссориться.
– Вы же из Армении? – спросил старичок. – Я не ошибся?
– Нэт, не ошибся.
– Так я и думал – боевик!
Арам встал и пересел на свободное место подальше от надоедливого дедка.
– Ишь, не понравилось, – продолжал тот рассуждать вслух. – Обиделся даже. А на что? На правду. Захотелось свободы? Пожалуйста – гуляйте. Выход рядом. Только решайте свои трудности сами. Без России-матушки. Я сам из Москвы, – продолжал старичок. – Живу в Армянском переулке. Пятьдесят лет на одном месте. А теперь вот дрожу. Вдруг армяне заявят: наш это переулок! Арцахский надел Еревана в Москве.
Теперь весело грохнуло уже полвагона. А дедок погладил ладонью плешь и сокрушенно сказал:
– Вам смешно. А каково нам? Понаедут такие бородатые – мне где скрываться? В Азербайджан бежать?
Арам, слышавший весь этот неприятный разговор, раздраженно вскочил и ушел в другой вагон. Терпеть подобные разговорчики он не мог, а заводиться ему нельзя…
В Москве, следуя указаниям, полученным от Кесояна, Арам доехал на метро до станции «Савеловская». После довольно долгих поисков нашел нужную ему Астрадамскую улицу. Достал из кармана записку, где был записан адрес геолога Соломина.
Нужную квартиру он отыскал на третьем этаже мрачного, обшарпанного дома. В подъезде тошнотно смердело разлагавшимися в мусоропроводе отбросами. Поднимаясь по лестнице, Арам морщился от отвращения.
На его звонок дверь открыл желтолицый мужчина. Худой, высокий, в старом, неряшливом свитере, в вытертых до блеска габардиновых брюках и расползающихся матерчатых тапочках, он воплощал собой образ «счастливой» старости, «обласканной» юной демократией и свободным предпринимательством.
– Извините, – сказал Арам, – Соломин – вы?
– Я, – ответил мужчина и вопросительно кашлянул. – Чем могу служить?
– Мы к вам по дэлу, Аркадий Иванович, – сказал Арам, обозначив себя во множественном числе.
– Какие у меня теперь дела? – спросил Соломин. – Кефир, клистир, сортир…
– Зачем вы так?! – Арам развел руки в притворном возмущении. – Такой мужчина – вах-вах!
Они прошли в квартиру. К удивлению Арама, она оказалась чисто прибранной и ухоженной. На стеллаже рядом с окном лежали многочисленные образцы минералов – красивые камни разных цветов и размеров.
– Любите? – спросил Арам.
– Не просто люблю. Это – моя жизнь. Я же геолог…
Арам вытащил из чемоданчика бутылку, поставил ее на стол.
– Настоящий армянский. Ереванский разлив. Для знакомства.
Соломин растерянно взмахнул руками:
– Вы уж простите, но я дожил… И закусить нечем. Хлеб, молоко…
– Какой разговор! – воскликнул Арам вдохновенно. – Все есть, дорогой. Лимончик, колбаса… Зачем в гости идти, если ничего нэт?
Вскоре они сидели за столом. После первой рюмки щеки у хозяина зарделись, он оживился, стал подвижней.
– Так вы по какому поводу? – спросил геолог, с наслаждением посасывая лимонный кружок.
– Вот, приехал из Кизимова. За совэтом.
– Интересно! – удивился Соломин. – Чем же я могу помочь?
– Там, Аркадий Иванович, как вы знаете, военная база… Была…
– Почему была? Разве ее ликвидировали?
– Пока нэт, но жить ей осталось мало. Конверсия, как вы понимаете. И вот мы решили купить там, по случаю, складские сооружения.
– Извините, кто это «мы»? – спросил Соломин и потянулся за бутербродом.
Арам тем временем вновь наполнил рюмки..
– Мы, дорогой, это малое предприятие «Экомастер». Ваше здоровье, уважаемый!
Они осушили рюмки.
– И при чем тут я? – удивился Соломин.
– Нам необходимо знать, что покупаем. Часть хранилищ базы находится в скальном грунте. Говорят, что существует опасность обвала. Военные отрицают. Им лишь бы ненужное имущество сбыть с рук. Вы помните это место?
– Как не помнить? Целый год изысканий… Помню прекрасно.
– И что там?
– Неудобное место. Мощный надвиг. Под доломитом пластические глины. Еще ниже – водонасыщенные слои. Это огромный каменный бутерброд на масляной подстилке. Статическое равновесие здесь хранится до первого катаклизма.
– Что вы имеете в виду?
– Сейсмику, – уклончиво ответил Соломин.
– Разве район сейсмичен? – удивленно спросил Арам. – Это же не Армения.
– Любой военный объект должен учитывать сейсмику, – сказал Соломин и усмехнулся. – На случай ядерного удара.
– Понятно. И что может породить встряска?
– Если произойдет нарушение связей, огромная масса скал со скоростью курьерского поезда пойдет по наклонной в сторону озера.
– Но там казармы, сооружения…
– Значит, все же построили? – растерянно спросил Соломин. – Надо же! Ведь мы строго предупреждали! Безобразие!
– Выходит, покупать хранилища опасно?
– Да. Это как дамоклов меч – над головой на нитке. Можно сто лет под ним стоять – и повезет. А может через час оборваться.
– Вы считаете, тратить деньги не стоит?
– Может, и стоит, но опасно. Если хотите, я посоветуюсь с Ковалевым. Мы вместе проводили изыскания…
– Мне достаточно вашего мнения, дорогой Аркадий Иванович. Вполне! Решение уже принято. Давайте еще по рюмочке. Прекрасный коньяк, верно?
…Два дня спустя после визита Арама в Москву в вечерней газете на последней странице появилось скромное сообщение в траурной рамке о скоропостижной смерти ветерана труда, старейшего работника Гипроспецсора – Государственного института специальных сооружений – Аркадия Ивановича Соломина, которая последовала из-за сердечной недостаточности.
6. Райцентр Кизимов
У Клыкова гудели. Стол ломился от напитков и разносолов. В центре застолья, на почетном месте, сидел прапорщик Лыткин – новый знакомый хозяина.
Слева от прапорщика устроился Топорок. Еще левее – Веруньша, разбитная бабенка с вокзальной площади, волею Клыкова изъятая на время из бизнеса «нижнего этажа».
Прапорщик «долбанул» два полных фужера «Столичной», раскраснелся, повеселел. Вилка ему явно мешала. Он бросил ее и, подвинув к себе миску с соленой капустой, цеплял добрые порции пальцами, отправлял их в рот, запрокидывая голову, и при этом блаженно жмурился.
– Я думал, твой Лыткин гнилой интеллигент, – сказал Клыков Елизарову негромко, но так, чтобы его услышал и прапорщик. – А он, оказывается, свой парень!
Прапорщик перестал жевать, повернулся к Елизарову:
– Это ты меня интеллигентом выставил?
– Что вы, товарищ прапорщик…
– Зови меня Лёней, – прервал его Лыткин. – Мы на «ты»…
Клыков опустил на его погон широкую ладонь:
– Это по-нашенски! – Подмигнул Верочке. – Ты что, Веруньша, в одиночестве маешься? Обратила бы внимание на Лёню. Или не нравится?
– Я их стесняюсь, – произнесла Веруньша кокетливо. – Они такие строгие…
– Откуда такое мнение? – взбодрился Лыткин. – Я в хорошей компании без закидонов…
– Вова, – попросил Клыков Топорка, – пересядь. Пусть Лёня за девушкой поухаживает. Ты не против, Веруньша?
Пока они менялись местами, Елизаров поднялся, вознес вверх фужер.
– Предлагаю выпить за гостеприимного хозяина, – торжественно провозгласил он. – За Тимофея Васильевича. За его добрую и широкую натуру, умение сплотить вокруг себя хороших людей.
После того как выпили и закусили, Веруньша придвинулась вплотную к прапорщику и капризным тоном спросила:
– Что делают мужчины без закидонов, когда женщине зябко?
Лыткин левой рукой обнял ее и притянул к себе. Она весело засмеялась, потом встала и увела прапорщика в другую комнату. Клыков проводил их глазами, хищно прищурившись. Когда дверь закрылась, он запрокинул голову, плеснул в глотку полный фужер водки. Закусывать не стал: налил в фужер боржоми и с удовольствием запил большими, булькающими глотками. Он был доволен: пьеса шла по его сценарию.
Когда прапорщик и Веруньша вернулись, мужчины играли в карты «на интерес», а он, судя по куче мятых купюр, был достаточно крупным.
– Может, рискнешь? – спросила Веруньша. Она подвела кавалера к играющим, крепко держа его под руку.
Лыткин попросил сдать и ему. Банкомет – им был Топорок – выложил две карты.
– Очко! – возвестил Лыткин торжествующим голосом и швырнул на стол червового туза и трефовую десятку.
Топорок кинул карты себе и перебрал. Крякнул расстроенно, пододвинул выигрыш Лыткину. Сказал Веруньше с завистью:
– Везунчик твой прапор.
