Андрей Дышев - Война закончена. Но не для меня
– Нет, командир, ты нам еще пригодишься. Давайте лучше я.
– После тебя, как после коня, там пить уже нечего будет, – отозвался Смола и облизнул пересохшие губы.
– Тогда я, – решил Удалой, и против его кандидатуры никто возражать не стал.
Мальчик шел не спеша, но без опаски, глядя себе под ноги, чтобы не оступиться. Не дойдя до нас метров пять, он остановился, покачал кувшин, чтобы в нем булькнула вода, и, протянув ладонь, потребовал:
– Нукуд!
Мы переглянулись.
– По-моему, – неуверенно произнес Смола, – он денег хочет.
– Правильно делает, что хочет, – согласился Остап. – У него тут, может быть, бизнес поставлен.
– Лейса нукуд, – ответил Смола и для пущей убедительности похлопал себя по карманам, набитым патронами и гранатами. – Ноу мани!
Мальчик отступил на шаг, отрицательно покачал головой и повторил:
– Нукуд!
Я снял с руки старенькие японские часы «Касио шок» и протянул мальчику. Тот взял, без интереса рассмотрел и, отрицательно качая головой, вернул. Затем пробежал по мне цепким взглядом и коснулся рукой вставленного в винтовку магазина:
– Раса-аса, – сказал он.
– Чего? – не понял я.
– Он патронов хочет, командир, – объяснил Смола, расстегивая карман на груди. – А ты ему какую-то детскую игрушку предлагаешь. Он же пуштун. Пуштун без патронов – никак.
И насыпал в грязную детскую ладонь десяток патронов.
Мальчик делово затолкал их в свой карман и только после этого протянул кувшин Смоле. Смола, как и было оговорено, передал его Удалому.
Пока Удалой жадно, со стоном пил, проливая воду на подбородок и шею, мы смотрели на него и глотали слюну.
Мальчик кривил губы, улыбался, рассматривал нас. Потом склонил голову набок и, потирая ладонью лицо, заговорил. Я расслышал только пару слов, вроде «мушкела» и «амрики джунди». Удалому сейчас было наплевать на мальчика, и он не стал отвлекаться, а мы вопросительно посмотрели на Смолу, чтобы тот перевел. Смола поморщил нос, будто собирался чихнуть, схватил мальчика за плечо и притянул к себе.
– Амрики джунди?! – переспросил он.
Мальчик кивнул, что-то еще добавил, показывая куда-то в пустыню.
– Что?! – в один голос спросили мы с Остапом.
– Он спрашивает, – медленно произнес Смола, – почему у всех военных сегодня проблемы с водой. Утром здесь проходил американский солдат и тоже просил пить. Только у него ничего не было. Ни денег, ни часов, ни патронов, ни оружия. А лицо – все в крови…
ГЛАВА 13
Мы добрались до второй координатной точки, которая находилась посреди пустыни и не была привязана к какому-либо ориентиру. Телефон молчал, медленно добирая остатки энергии из аккумулятора. Я дождался его естественной смерти и заменил новым.
Ночь наступила быстро, без предупреждения. Мы следили за солнцем до тех пор, пока оно не погрузилось в пылевое марево и не растворилось в нем. Сумерки длились несколько часов, а затем сразу наступил мрак.
Мы едва успели подыскать подходящий для ночлега овраг да собрать немного верблюжьей колючки для костра.
С темнотой пришла прохлада, и мы надеялись провести ночь в относительном комфорте. Пока мы со Смолой разжигали костер, высекая искры на кучку растертой в порошок соломы, Остап и Удалой бродили неподалеку, собирая хворост и выискивая каких-нибудь ползучих гадов, которых можно было бы поджарить и съесть.
Я подготовил себе походное ложе: выкопал небольшое углубление и соорудил из камней бруствер. Получилось что-то среднее между окопом и могилой. Велел бойцам соорудить подобные фортификации, расположив их прямоугольником. Таким образом у нас получилась небольшая крепость, защищенная с четырех сторон каменными кладками, из-за которых мы могли вести прицельный огонь и которые надежно защитили бы нас в случае стрельбы извне.
Первым дежурить вызвался Остап. Он все равно не мог уснуть голодным и был занят поджариванием скорпионов, которых наловил под лежащими плоскими камнями. Мы дружно отказались от его предложения разделить его трапезу, чем, по-моему, сделали нашего богатыря немного счастливее.
Засыпая, я слышал, как Остап аппетитно хрустит поджаренным скорпионом, и почему-то вспомнил лето на нашей даче, свежий березовый лес, мангал у пруда, ароматный дым, струящийся от углей и шипящих на решетке ребрышек. И сердце вдруг дрогнуло от острой, невесть откуда пришедшей тревоги…
… – Командир!
Я открыл глаза и сразу сел. Кромешная тьма, гигантское звездное небо и тень Смолы рядом. Он тихо тряс меня за плечо.
– Командир, у нас соседи… Я хочу проверить, кто они…
Я поднялся, прихватив с собой винтовку. Перешагнул через давно потухшее и холодное кострище, обошел беззвучно спящего Остапа и его сложенный из камней бастион. Смола тихо шел куда-то во мрак, непонятно как ориентируясь в невидимом пространстве. Метров через сто он остановился и лег грудью на песчаный гребень, приглашая и меня последовать его примеру.
Я сразу увидел где-то вдали мерцающий огонек костра. Приник к прицелу, остановил дыхание, чтобы пламя не дрожало в темном круге оптики… Костер. Рядом три темных силуэта в чалмах, напоминающих надетые на головы чугунки… Сидят неподвижно лицом друг к другу… Нет, один шевельнулся, протянул руку, поднес ее к лицу. Похоже, пьет чай… Вдруг что-то массивное, темное, что я сначала принял за большой валун, двинулось, стало расплываться, меняться в очертаниях, и на красном фоне костра я отчетливо увидел губастый профиль верблюжьей головы.
– Караван, – сказал я, отрываясь от прицела. – Может, кочевники?
Смола отрицательно покачал головой.
– Клянусь своим стволом, кочевники давно уже пасут стада в предгорьях Гиндукуша. Кроме того, кочевники гонят с собой стадо и всегда ночуют со своими семьями в шатрах. А там – только два верблюда и три человека… Разреши мне сходить туда…
– Значит, эти три афганца просто отстали от основного каравана, – сказал я и притворно зевнул. Я нарочно изображал равнодушие и упрощал ситуацию, заставляя Смолу спорить и искать веские аргументы. Так я его воспитывал уже несколько лет, приучая гасить в себе слепые эмоции и развивать логическое и стратегическое мышление. Без этих качества войну не выиграешь.
– При любом раскладе один из них не афганец, командир, – твердо и с заметной озабоченностью сказал Смола.
– Почему так решил?
– Я видел, как он отходил от костра поссать. Он не садился на корточки, командир. Он делал свое дело стоя.
Вот это уже серьезная улика! Смола, как и я, прекрасно знал афганские обычаи, в том числе и то, что афганские мужчины «ходят по-маленькому» сидя на корточках, закрывая бедра длинной рубахой.
Я снова приник к окуляру, но на таком большом расстоянии и при слабом освещении увидеть еще что-либо было невозможно. Трое в чалмах продолжали сидеть у костра совершенно неподвижно, возможно, они задремали. Один из них, как мне показалось, был низкорослый, почти карлик.
Я давно не верю в случайности. Просто так ничего не случается. Американец с окровавленным лицом, оказавшийся на окраине кишлака за несколько часов до нас, – это не случайно. Навьюченные верблюды и странные «кочевники» в километре от нас – и это не случайность. Фролов с маячками. Наше слепое движение по маршруту, проложенному через кишлаки. Убийство Кондратьева… Вся эта череда событий лишь на первый взгляд никак не связана между собой. На самом деле все это ходы, сделанные с умыслом и значением. Мы должны понять, к чему эти ходы в конечном итоге приведут.
Нельзя отпускать Смолу. Он не сдержит себя, завалит двух, третьего приведет сюда. Мы его допросим. Это в лучшем случае. В худшем – Смола завалит всех или же допрос никакой новой информации нам не даст. Мы перебьем чью-то игру и раскроем себя.
– Никуда ты не пойдешь, – сказал я. – Наблюдай за ними через прицел.
У нас давно так было принято: никто не имеет права уговаривать меня отказаться от своего решения. Мое решение было всегда окончательным и бесповоротным. Не могу сказать, что я никогда не ошибался и всегда принимал безупречные решения. Никогда не ошибаются лишь мертвецы. Тем не менее мое слово имело силу абсолютной истины, которая всегда оставалась вне сомнений. Такое правило делало нашу команду крепкой, как кулак, поддерживало в нас веру в победу и, в конечном итоге, сохраняло нам жизнь.
Я вернулся на свое могильное ложе, расправил на песке куртку, которая служила мне подстилкой, лег на спину, лицом к огромному звездному небу, и тотчас почувствовал, как мне под лопатку впилось что-то твердое и острое.
Я привстал, ощупал куртку. В ней лежал какой-то плоский предмет, ребро которого и причинило мне дискомфорт. Что это? В карманах вроде бы ничего подобного у меня не было. Маячок я, словно орден, носил на груди. Зажигалку хранил в кармане брюк.
Я проверил все карманы куртки. Ничего. Предмет, оказывается, лежал не в кармане, а был вшит внутри подкладки. По размеру он был раза в два больше крупной монеты и очень напоминал…
