Андрей Воронин - Слепой в шаге от смерти
– Козел! – сплюнул длинноволосый в сердцах и, схватив своего приятеля за руку, резко вывернул ее.
Хрустнул сустав. Избегая смотреть друг другу в глаза, они гуськом двинулись по коридору. Сдержанные стоны перемежались с руганью.
Сиверов вошел в свое купе. Командировочный сидел все в той же позе, в которой его оставили, и тупо смотрел на разбросанные по столу карты. Даже стук двери не привел его в чувство. – – Эй!
– …
Глеб сел напротив и постучал ладонью по столику. Командировочный встрепенулся, посмотрел на Сиверова ничего не понимающими глазами, несколько раз моргнул, затем взгляд его стал более осмысленным и наполнился безмерной ненавистью. Пока Глеб разбирался с шулерами, горе-картежник успел о многом подумать, он проклял не только тот день, когда впервые взял в руки карты, но и самого себя, а главным образом того, кто унес его деньги.
– Что, хреново? – грубовато спросил Сиверов.
– Хреново, – покачал головой командировочный. – И зачем я только сел играть? – он приподнялся, будто собрался уходить, а затем безвольно опустился на полку.
– Резонный вопрос.
– Водки нет? Забыться хочется. Напился бы до чертиков, чтобы ничего не помнить. А приеду в Питер, как-нибудь выживу. Хотя… Я ведь никого не знаю.
Сиверов достал бумажник, вынул из него деньги и принялся сортировать купюры. Это было несложно сделать: рубли и гривны ставил только командировочный, тогда как Глеб и шулеры играли исключительно на доллары. Каждую купюру командировочный провожал тоскливым взглядом, глаза его бегали, но прикоснуться к деньгам он не пытался. Сиверов спрятал доллары в портмоне и протянул командировочному пачку рублей.
– На, держи.
– Что? – тот замер, не решаясь поверить.
– Держи, говорю, свои деньги.
– Да… Что?
– Или ты хочешь, чтобы я пошел и отдал их шулерам?
– Вы.., мне.., их.., возвращаете? – с трудом выговаривал слова командировочный, он был настолько подавлен, что не мог произнести все предложение на одном дыхании, цельно, и каждое слово звучало как бы само по себе.
– Больше никогда не садись играть на деньги с теми, кого не знаешь.
– Да-да…
Рука командировочного слегка дрогнула, затем потянулась вперед. Именно потянулась, он не мог заставить себя двинуть всей рукой, действовали лишь пальцы. Перебирая ими по столу, он постепенно приближался к деньгам, опасаясь, что над ним продолжают издеваться, и стоит ему коснуться денег, как пачку вырвут. Наконец его ладонь легла на рубли.
– Не бойся, забирай.
– А почему.., вы это.., делаете, а? – теперь командировочному удалось произнести по два слова за раз, и фраза приобрела хоть какое-то подобие смысла, но глаза его по-прежнему были стеклянными.
– Нравится мне так делать, – недружелюбно усмехнулся Глеб.
Он не любил людей, подверженных азарту, тех, что пытаются нажиться на других. Ведь командировочный рассчитывал поживиться за счет шулеров и, окажись он в выигрыше, без зазрения совести сгреб бы все деньги, ни с кем не поделившись.
«Вроде бы мужик еще способен кое-чему научиться, пусть берет», – подумал Сиверов.
– Я.., я.., с вами сейчас рассчитаюсь, – слова вновь мешались, путались.
Командировочный принялся лихорадочно отсчитывать деньги, подвинул тонкую стопочку к Сиверову.
– Я бы все равно их проиграл, берите. Спасибо вам большое, – и он опасливо покосился на дверь, боясь увидеть там вернувшихся шулеров.
– Не бойся, они не вернутся. Деньги спрячь и больше не доставай, пока в Питер не приедешь.
– Да, но это же неудобно.., перед вами.
– Неудобно было садиться в карты играть. У меня свои есть, – Глеб забросил бумажник во внутренний карман куртки и принялся рассматривать порез на рукаве.
Бритва разрезала не только куртку, но и подкладку, прошлась даже по свитеру, связанному Ириной.
– Они вам одежду попортили?!
– Вижу, – кивнул Глеб. Он, казалось, потерял всякий интерес к командировочному, который, похоже, только сейчас сообразил, что сидит в чужом купе.
– Я, если можно, к вам переберусь, это будет удобно?
– Честно говоря, я рассчитывал ехать один, ну да все равно спать ложиться. Вы, надеюсь, не храпите? – Глеб снова перешел на «вы».
– Нет-нет, что вы! Да и уснуть я, пожалуй, не смогу – нервы, разволновался.
Деньги никак не хотели прятаться в карман, купюры почему-то непременно вставали поперек.
– Я даже за вещами заходить не буду, – глаза командировочного бегали, он все еще боялся встречи с шулерами. – Ничего с ними не станется, в купе приличные люди едут.
– Что вы им сказали?
– Сказал, что, возможно, вернусь только утром.
– Ясно.
– Деньги тут, документы тоже. Спасибо вам.
– Вы уже благодарили.
Глеб, чтобы его меньше доставал попутчик, забрался на верхнюю полку и попросил:
– Погасите, пожалуйста, свет.
Скажи он сейчас «прыгай в огонь», командировочный сделал бы и это. Сиверов разделся, накрылся простыней.
Поезд мчался в ночи. Пассажиры в соседних купе угомонились, спать оставалось не так уж много. Тщательно закрыв дверь на задвижку, командировочный устроился на нижней полке. Дышал он неровно, взволнованно, но старался поменьше шуметь, и чем больше старался, тем хуже получалось.
«Спать! – приказал себе Сиверов. – Спать!»
Даже если бы сейчас поблизости грохотали пушки, специальный агент ФСБ по кличке Слепой заснул бы легко и спокойно.
"Вот же человек, – думал командировочный, – впервые такого встречаю. Выиграл деньги и отдал.
Интересно, кто он такой?"
Но сколько ни думал, так и не смог подобрать подходящей профессии для Глеба Сиверова. Ему показалось, что Глеб не спит, слишком уже тихо лежал, но беспокоить не решился. Вскоре уснул и сам, нервное истощение дало о себе знать, и, конечно же, вопреки обещаниям, захрапел.
Глава 5
Проходя или проезжая в вечернее время мимо Белого дома, трудно удержаться от соблазна взглянуть на освещенные окна величественного по своим размерам здания. Яркий ровный свет галогенных ламп, льющийся из окон дома правительства, вселяет надежду: значит, все в порядке. Значит – министры, заместители, клерки держат в руках бразды правления страной, думают, как бы вовремя заплатить зарплату шахтерам, учителям, военным. И даже у самого закоренелого пессимиста в душе пробуждается гордость, словно, скользнув коротким взглядом по этим окнам, он приобщился к великому.
Мало кому придет в голову, что свет в окнах порой бывает обманчив, и люди, сидящие в правительственных кабинетах, занимаются далеко не теми делами, которыми призваны заниматься. Хорошо еще, если они просто разгадывают кроссворды или играют с компьютерами. Как часто во время интервью агентствам телевизионных новостей на заднем плане маячат мониторы этих компьютеров.
Говорит хозяин кабинета, в общем-то, правильные и умные вещи, а за его спиной по экрану ползает, подмигивает электронная заставка, напоминающая, что важного человека оторвали от дел. Мол, уберутся тележурналисты восвояси со своими бестолковыми вопросами, он повернется, тронет клавишу, и засветится на потухшем было экране схема очередного плана спасения страны или выхода из кризиса.
Окно кабинета Валерия Павловича Коровина выходило на Москва-реку. Не раз и это освещенное окно притягивало взгляды проходящих или проезжающих людей, и они проникались мыслями о величии своей страны. Валерий Павлович Коровин ничем конкретным в доме правительства не занимался. Должность его звучала расплывчато – консультант. В Белый дом он пришел сразу после окончания философского отделения исторического факультета и пережил здесь многих хозяев.
Последних – Верховный совет – уже в этом кабинете с видом на Москва-реку.
Обладая сильно развитым чувством самосохранения, Валерий Павлович никогда не пытался подняться выше той должности, которую занимал. На более высоких постах правительственные чиновники становились уязвимыми. А консультанты и референты нужны всем – и коммунистам, и демократам, и даже самым обыкновенным взяточникам без убеждений.
Но за последние три года с Коровиным произошли разительные перемены. Если раньше он спокойно воспринимал чужие успехи, всегда был корректен с коллегами, то теперь его словно подменили. Он вел себя с сослуживцами как человек, которому прочат, по меньшей мере, кресло министра, хотя никаких оснований для этого, вроде бы, не было.
– Что с ним случилось? Пообещали должность?
Но кто? И какую? – недоумевали коллеги и подчиненные.
В любое время Коровин спокойно входил в кабинет к министру, подолгу оставался там, а возвращаясь к себе, тут же принимался за работу. И если раньше любое поручение, требующее хотя бы минимального труда, он передоверял своему немногочисленному аппарату, состоящему из трех человек, то теперь работал исключительно сам. И стоило кому-нибудь войти в его кабинет, как он тут же разворачивал монитор компьютера.
