Александр Тамоников - Солдаты вечности
— Я понял вас и при встрече с Бензани доведу до него ваши слова.
— Ну и третье, господин Шотбари. Вашему расчету после пуска ракет оставаться в Иране и вправду нельзя, невозможно уходить ни в Ирак, ни в Афганистан. Посему, как ни прискорбно, господин Шотбари, но ваших людей придется уничтожить. Это тоже сделают бойцы «Ягуара».
Махради и Шотбари переглянулись.
— Но это же подло! — проговорил бывший подполковник — Я, да что там я, сам Бензани обещал людям, привлекаемым к операции, достойное вознаграждение и возможность покинуть на время страну, чтобы обеспечить полную безопасность их семей!
— Сожалею! Однако ликвидация расчета необходима. Это решение Вашингтона. Придется господину Бензани подчиниться, иначе никакой операции проведено не будет.
— Почему принято решение об уничтожении нашего расчета? — спросил Махради.
— А вы сами не догадываетесь? Представьте себе, что случится, если хоть один человек попадет в руки стражей революции? Я отвечу: произойдет катастрофа. Россия и Китай поднимут такой шум, что господину Бензани, да и другим членам оппозиции придется бежать из страны и навсегда забыть путь домой. Если, естественно, это им вообще удастся.
Шотбари воскликнул:
— Но ваши-то люди уйдут из Ирана?
— Нет, господин Шотбари. К сожалению, и моих подчиненных ждет участь ваших ракетчиков.
— Как так?
— Вот так! Иногда без жертв не обойтись. Впрочем, Хусейн, ни вас, ни господина Махради, которому предстоит возглавить расчет, это не касается. Вам будет подготовлена возможность свободно уйти в Эберкен, в резиденцию Меджеда Бензани и в последующем сделать блестящую карьеру. Скажу и о себе. Я тоже выйду из игры и уйду на покой весьма обеспеченным человеком. Еще вопросы ко мне есть?
— Нет, — тихо произнес бывший подполковник Хусейн Шотбари.
— Вот и прекрасно. Возвращайтесь в Кудешт, ждите уточнения задачи, прибытия отряда «Ягуар» и, естественно, приказа.
— Да, господин генерал.
— Расчет должен находиться в двухчасовой готовности к убытию в заданный район.
— Да, — вновь повторил бывший подполковник. — В ночь я уйду в Иран.
Коулман поднялся, прошелся по кабинету.
— Больше оптимизма, господа. Мне не впервой проводить подобные акции, так что все будет о’кей. — Он повернулся к Махради. — Явад! Отдай приказ отвезти меня в Эль-Джубайр.
— Машина готова, генерал.
— Эта та, что осталась в роще?
— Она вас чем-то не устраивает?
— Меня не устраивает другое, то, что придется идти в рощу.
— Это в целях вашей же безопасности. Вас проводят, господин генерал.
— Хорошо. Связь держим по мере необходимости, Явад! Продолжайте активно контролировать начальника пограничной заставы. Неприятные сюрпризы в самом начале операции мне не нужны.
— Наши люди встретятся с ним.
Водитель, охранник и Коулман ушли через сад к роще.
Проводив их взглядом из окна, Махради повернулся к Шотбари и спросил:
— Что скажешь, Хусейн?
— Насчет чего, Явад?
— Насчет плана американцев?
— Мне не понравился этот генерал. Он явно чего-то недоговаривает. Мне не понравился замысел Коулмана в части, касающейся ликвидации моего расчета. Мне не понравилось то, что он запретил раскрыть план господину Бензани.
— Но генерал и не представил нам план как таковой.
— Да, при этом заранее предупредил, чтобы о нашей работе меньше знали в Эберкене. Но даже не это главное. Я не верю, что люди Коулмана уничтожат штатный расчет комплекса, а после пуска ракет — и наших бойцов, но нас оставят в живых. Для чего Коулману требуется ваше непосредственное участие в операции? Почему он предложил лично вам, господин Махради, возглавить мою группу?
Явад внимательно посмотрел на бывшего подполковника иранской армии и осведомился:
— Ты считаешь, что Коулман планирует уничтожение всех иранцев, которые будут задействованы в операции?
— А зачем ему оставлять ненужных свидетелей?
— Может, ты думаешь, что своих «ягуаров» он не тронет?
— Я не думаю, а уверен в этом. Спецназовцы Коулмана сделают свое дело и уберутся обратно в Ирак, а вот мы останемся рядом с позициями комплекса.
Махради задумался, спустя полчаса снял трубку внутреннего телефона и спросил:
— Джавад, где Марзия?
— На кухне.
— Пусть приготовит хороший чай и принесет в кабинет. Мне и моему гостю.
— Слушаюсь, господин.
Отдав приказ и положив трубку, Махради взглянул на Шотбари и неожиданно поинтересовался:
— Что предлагаешь ты, Хусейн?
— Надо связаться с господином Бензани и в подробностях передать ему разговор с Коулманом.
— То есть нарушить приказ генерала, которому господин Бензани сам нас и подчинил?
— Уверен, Бензани не в курсе даже насчет предварительного плана американского генерала.
— Не знаю, правильно ли это. А если Коулман согласовал с Бензани вопрос по нашему уничтожению? Понятно, в разговоре он и не подаст вида, что подписал нам смертный приговор…
Шотбари прервал его:
— Это исключено.
— Почему?
— Меджед Бензани не пойдет на такой шаг. Я имею в виду ликвидацию вас и меня. Сомневаюсь, что и в отношении личного состава группы лидер оппозиции господин Бензани мог принять столь жестокое решение.
Махради взял в руки четки и заявил:
— Обстоятельства, Хусейн, иногда заставляют принимать и не такие решения. Без американцев Меджед Бензани, сколько ни старайся, не только к власти не придет, а и носа не высунет из Эберкена. Если вообще не окажется за решеткой или в расстрельной камере. Ему помощь янки нужна как воздух. Американцам необходим послушный правитель, марионеточный режим. Так что господин Бензани, при всем моем уважении к нему, может принять любые условия Вашингтона.
— И все же я считаю, что нам следует доложить лидеру оппозиции о намерениях генерала Коулмана.
Махради вздохнул.
— Ну что ж, запретить тебе что-либо я не могу. Спутниковая станция в соседней комнате.
В кабинет вошла женщина, укутанная во все черное. Даже бесформенные одеяния не могли скрыть ее изящной фигуры.
— Ваш чай, господин! — Она поклонилась и поставила на стол чайник, две пиалы, чашку со сладостями.
— Ты сделала хороший чай, Марзия?
— Как и было приказано. Он взбодрит вас.
— Посмотрим.
— Я могу идти?
— Да. В полночь быть у меня в комнате.
— Слушаюсь, господин.
— Иди, женщина. Уберешь поднос, когда мы покинем кабинет.
— Слушаюсь!
Женщина вновь поклонилась и, пятясь назад, бесшумно вышла в коридор.
Шотбари покачал головой.
— Видно, эта Марзия доставляет вам истинное наслаждение. Даже в этих непростых условиях вы не забываете о ее ласках.
— Эх, Хусейн! Что бы ни было, но живем мы на этой грешной земле один раз. Всевышний простит мне эту слабость. Давай выпьем чаю. Легкий наркотик прояснит разум, снимет усталость, напряжение, а после этого ты поговоришь с господином Бензани.
— Хорошо, господин Махради.
Выпив чаю, который действительно взбодрил его, бывший подполковник прошел в соседнюю комнату, где находилась современная японская спутниковая станция. Вернулся он через десять минут.
Махради взглянул на Шотбари и спросил:
— Ты уже поговорил с господином Бензани?
— Да!
— По твоему виду можно сделать вывод, что разговор не удался.
— Я получил строжайший приказ беспрекословно подчиняться генералу Коулману. Это касается и вас. В общем, что бы ни планировал Коулман, мы должны в точности исполнять его приказы.
— А как отреагировал Бензани на запрет Коулмана докладывать лидеру оппозиции о подготовке операции «Персидская ночь»?
— Спокойно. Он сказал, что подробности операции его не интересуют. В Эберкене ждут результатов пуска ракет с территории Ирана по целям, которые определит генерал Коулман.
— Ты разочарован?
— Я в бешенстве!
— Успокойся. Хочешь еще чаю или приказать принести кальян?
— Не надо ничего.
— Может, развлечешься с Марзией?
— Не до нее. Пойду отдохну. Ночь предстоит бессонная.
— Ну, как хочешь. А то я уступлю тебе до вечера рабыню. Ничего с ней не станется.
— Нет, Явад! Не до рабыни мне.
— Хоп! Джавад проводит тебя в подготовленную комнату.
— Пусть он обеспечит отдых и моему водителю.
— Конечно!
Вечером того же дня на базе отряда «Ягуар» в Эрдузе
Шон Фостер сидел на топчане, чудом сохранившемся в углу дальней комнаты. Рядом стояла наполовину опустошенная фляга с виски, остатки закуски из комплекта сухого пайка.
Полковник вспоминал жену. Что ни говори, он любил Лику, а она изменяла ему. И с кем! Да что теперь!.. Наверняка у нее был не только лейтенант Хендерсон. Анжелика была красива, стройна, сексапильна. Фостер, прямо как в замедленном фильме, увидел Лику, извивающуюся на Хендерсоне. Ей было хорошо. Гораздо лучше, чем с ним.
