Сергей Соболев - Последний бой
— Ну вот, сам видишь, что мужик он непростой. Но к чему ты завел этот разговор? У нас что, сейчас нет других тем для беседы? Более важных и насущных? Или надумал «предъяву» сделать этому деятелю? Нашу долю, «лимонов» эдак с двадцать пять, на него повесить? А потом как-то с ним поквитаться? Так ты не суетись раньше времени... Этого субчика уже и без тебя в «черный список» внесли.
— А я и не дергаюсь, Петр. Пока не дергаюсь. А поднял я эту тему вот почему. Еще в Ханкале, накануне вылета, к нам приставили группу «особистов». Когда мы сели в Чкаловском, этого Михайлова, как я понял, уже ожидали.
— Кто именно?
— Как я понял, — повторил Иван Алексеевич, — ожидали там именно Михайлова. Кто? Кроме одного деятеля из «четверки», там были еще люди из Главной военной прокуратуры. С одним из них, кстати, я вчера беседовал в его служебном кабинете. А вот чем все закончилось для этого борзого мужика, точно сказать затрудняюсь: меня первым попросили из самолета «на выход».
* * *Двое мужчин пригубили еще по глотку виски.
— Я так понял, что по инциденту с Голубевым ты более или менее отмазался, — слегка прищурив правый глаз, спросил Лещенко. — Верно?
— Я думаю, что да, — прикуривая очередную «мальборину», сказал экс-гэбист. — Сам подумай, Петр, кто и что мне может на эту тему предъявить? Хоть в служебном плане, а хоть и в юридической плоскости? В нашем случае деятели из «четверки» изначально захотели все взять в свои руки еще на стадии подготовки. Я ведь в этом мероприятии, по существу, играл декоративную роль, а командовал всем Михайлов. Вот пусть теперь и отвечают по полной программе.
— Кроме дознавателя, с которым ты общался по поводу ЧП в Грозном и которого ты видел еще прежде в Чкаловском, кто-нибудь еще пытался порасспросить тебя на эту тему?
— А тебя, Петр? Ты ведь тоже... фактически присутствовал при случившемся?
Уколов своего собеседника острым, как спица, взглядом, Лещенко с легкими нотками досады в голосе сказал:
— Совершенно неправильный подход к теме. Это, во-первых. Во-вторых, давай-ка соблюдать очередность: сначала ты, Иван, выкладываешь всю информацию, а потом и я поделюсь с тобой своим видением ситуации... Ну так что? Я так понимаю, что к тебе уже подкатывался кто-то из «четверки»?
— Да, было дело, — нехотя сказал Иван Алексеевич. — Кроме дознавателя, когда мы беседовали по теме «грозненского инцидента», в кабинете присутствовал также и представитель «четверки». Он, как я понял, тоже из прокурорских, но прикомандирован — тебе известна эта практика — к одному из управлений Совбеза. Сорока примерно годков, сухощавый, совершенно серый такой из себя человек. Но довольно цепкий, надо сказать. Пытался запутать меня, но мне все эти уловки по хрену, потому что на его реплики я твердил одно и то же: ваши люди взялись обеспечить безопасность нашего визита, вот вы теперь и отвечайте!
— Обо мне что-нибудь спрашивал?
— Пару раз они пытались затронуть эту тему, — после паузы сказал экс-гэбист. — Этот «некто в сером» спрашивал, знакомы ли мы с тобой.
— А ты что ему ответил?
— Сказал, что с трудом вспоминаю человека с такой фамилией, — скупо усмехнувшись, заметил Иван Алексеевич. — Потом дознаватель поинтересовался, сколько времени прошло начиная с того момента, когда куда-то испарились пытавшиеся прихватить нас чечены до момента появления «прикрытия» и группы из грозненского подразделения ФСБ. Я ответил, что, по моему мнению, целая вечность. И еще сказал, что лично я не общался ни с чеченами, ни с армейскими, ни с товарищами из пришедшего к нам на выручку подразделения госбезопасности. Я заявил, что распоряжался там всем и вся Михайлов. Поэтому пусть теперь все вопросы адресуют ему и его непосредственному начальству.
* * *Лещенко сверился зачем-то с наручными часами, затем, задумчиво пожевав губами, спросил:
— Ну а в целом, если взять нынешнюю ситуацию вокруг вашей компании? Я так понимаю, что вам, руководителям службы безопасности, не удастся так легко отмазаться, как в случае с похищением Голубева? Тут уж «стрелки» не на кого переводить? Вы же не дети и не слепые. Понятно, что у бизнеров своя «варка», и они не обязаны посвящать вас, главных «эсбистов» компании, в свои производственные и финансовые дела. И все же, все же... Вы опытные люди, обладающие доступом к серьезной информации. И не могли не заметить, не заподозрить, что в один отнюдь не прекрасный для государства и верховных властей день вся компания «Ространснефть» — хоть и не вся, но какая-то ее часть — может рухнуть в тартарары. В ту самую «большую жопу», которую ты недавно поминал... Как ты понимаешь, Алексеич, я только что попытался вчерне обозначить логику следаков, которые сейчас пытаются дергать за ниточки, надеясь распутать весь клубок. Тебя в Генпрокуратуру уже дергали?
— Пока нет, — нахмурившись, сказал экс-гэбист. — Завтра придется ехать... Мне назначено на час пополудни.
— Что, вообще никто из прокурорских тебя пока не допрашивал?
— Почему же... Была уже одна беседа, но разговаривали в нашем офисе.
— С кем именно ты общался?
— Есть там такой у них «важняк» по фамилии Губанов.
— Ага, дальше!
— И еще при разговоре присутствовал молодой следак.
— Не Артемом случайно его кличут?
— Верно.
— О чем спрашивали?
Иван Алексеич пожал плечами.
— Ну а как ты сам, думаешь, Петр? Про Литвинова спрашивали. Ты, должно быть, в курсе, что он в бегах? Насколько я понял, их интересует практически весь наш высший менеджмент.
— Который неожиданно для кое-кого почти в полном составе оказался за рубежом?
— Речь идет о пяти, максимум шести личностях, — уточнил Иван Алексеевич. — Прокурорские изъяли наш сервер, всю нашу базу данных загребли, ни одного клочка бумаги на развод не оставили! Вот. Еще что? Такая вот неожиданная тема: Губанов поинтересовался, не было ли команды прослушивать федеральных чиновников? Он даже назвал одну фамилию — Серебрянский. Кстати, слышал, какую новость о нем запустили?
— Да, слышал.
— Смахивает на инсценировку?
— Да кто его знает, — уклончиво заметил Лещенко. — А вообще дела хреновые, Иван Алексеич, очень даже неважно все обстоит.
Он еще раз сверился с наручными часами: в аккурат в тот момент, когда секундная стрелка завершила свой последний оборот — они проговорили ровно час времени, — со стороны прихожей до их слуха донесся звук отпираемой снаружи двери.
— Что за ерунда?! — повернув голову на подозрительные звуки, доносящиеся в гостиную из прихожей, с невольной тревогой в голосе сказал экс-гэбист. — Тебе не кажется, Петр, что кто-то пытается вскрыть входную дверь? Или... ты что, дал кому-то ключи от «явки»?
Он медленно повернулся к Лещенко и увидел черный зрак пистолета, который смотрел ему прямо в переносицу.
— Сидеть! — процедил эфэсбэшник. — Руки на подлокотники! Учти, у меня был очень трудный день, так что не стоит испытывать мои нервы!
Иван Алексеевич посмотрел на него затравленным зверем, правая его рука незаметно — так ему, наверное, самому казалось — сползла с подлокотника... Но уже спустя мгновение человек, внезапно появившийся в гостиной, зашел к нему сзади и ловко — вперехлест — набросил ему на шею удавку.
Полковник, надо сказать, отчаянно пытался сопротивляться: толкнув ногой журнальный столик — в направлении коллеги, который, впрочем, к этому был готов, — он, пытаясь запустить пальцы под захлестнувшую горло удавку, одновременно отшатнулся всем телом назад. А когда эта затея не удалась, из последних сил, набычившись, опрокинул кресло вместе с самим собой набок, очутившись таким образом на полу...
Ну и что из того? Миронов все равно упорно делал свое дело: взгромоздившись на спину жертвы — полковник и сам не заметил, как тот оказался сверху, — еще чуток придушил ее для верности, а потом, когда «рыбина» перестала изо всех сил колотить хвостом, убрал удавку и пустил в ход наручники.
* * *— Ну и здоров, кабанище, — отдуваясь после короткой, но яростной схватки, сказал Миронов. — Центнер веса, наверное, в нем будет?
Эфэсбэшники поставили мебель обратно на свои места, после чего сообща усадили своего обеспамятствовавшего и закованного в браслеты старшего коллегу в одно из кресел.
Обыскали, выложив изъятые предметы на журнальный столик. Лещенко выковырял из пачки сигарету, закурил, после чего с подозрением посмотрел вначале на безвольно опустившего голову коллегу, затем на своего подручного.
— Ты, часом, Мирон, не задушил его с концами?
— Все путем, командир. Вон, у него веки подрагивают...
— Не знаю, что у него там «подрагивает», но давай-ка приведи его в чувство!
Миронов пнул свою жертву носком по лодыжке, потом — ради верности — дал еще легкую зуботычину.
