Сергей Соболев - Последний бой
— Командир? — вопросительно произнес он, глядя при этом не на Шувалова, а именно на Бушмина.
— Выполняйте последний приказ, — поняв причину заминки, сказал Бушмин.
Через пару минут Бушмина попросили проследовать в закрытый фургон, предварительно изъяв у него «АКСУ», кобуру с «АПС», портативный «Кенвуд», сотовый с дополнительным встроенным микрочипом, «укладку» и дорожную сумку.
Андрея доставили в одно из служебных зданий аэропорта, где его дополнительно подвергли очень тщательной процедуре личного обыска.
По окончании этой довольно-таки неприятной процедуры, которой Кондор, хотя и у него случались «залеты» и «перегибы», учитывая свой высокий статус и многочисленные заслуги, при прежних расследованиях ни разу не подвергался, старший «инквизитор» в присутствии смурного Шувалова сообщил наконец главное: по прямому указанию руководства особым отделом «четверки» в отношении подполковника Бушмина заведено «особое делопроизводство»...
Таким образом, включился в работу некий скрытый механизм, являющийся частью существующей государственной машины. Механизм, об устройстве и принципах работы которого ни многочисленные эксперты, ни ретивые журналисты, ни, тем более рядовые обыватели почти ничего доподлинно не знают.
Глава 7
Недобрые намерения
Об этой конспиративной квартире на северо-западе столицы, расположенной на втором этаже обычного двенадцатиэтажного крупнопанельного дома, знали лишь двое людей: заместитель главы службы безопасности компании «Ространснефть» и один из старших сотрудников созданного примерно четыре года назад Отдела специальных программ.
Да, вот так и договорились изначально: ни перед кем, даже перед своими, эту «явку» не светить и никому о ней, а также о содержании ведущихся здесь с периодичностью раз или два в неделю бесед, никогда и ничего не рассказывать.
Лещенко прибыл на «стрелку» ровно в десять вечера. Он открыл двойную металлическую дверь собственными ключами, снял в прихожей куртку и шапку. После этого прошел в гостиную, где его дожидался мужчина лет сорока трех, одетый почти по-домашнему, в теплую клетчатую кофту с наглухо застегнутой «молнией» и синие джинсы.
— Здравствуй, Иван. — Лещенко пожал руку старшему по возрасту и званию товарищу, которого, впрочем, в последнее время он уже несколько превзошел в плане реальных возможностей. — Еще вчера, в четверг, хотел с тобой встретиться и кое-что обкашлять, но навалилась уйма разных забот.
— Я так и подумал, Петр. Добрый вечер.
— Да какой там, к черту, «добрый»?! — подал реплику Лещенко. — С самого утра день как-то не заладился.
Иван Алексеевич, у которого был довольно утомленный вид, опустился в кресло подле журнального столика, придвинул к себе пепельницу, закурил.
— Я бы даже по-другому сказал, — пыхнув «мальбориной», заметил он. — С понедельника как-то пошло все шиворот-навыворот... Ты, значит, в среду вернулся из Грозного?
— Да. Начальство вот решило отозвать. В связи с известными тебе событиями.
— Через Моздок добирался, как мы?
— Нет, через Минводы. А что?
— Да нет, ничего. Я так и думал, что ты быстро вернешься в Москву.
— Что поделаешь. Одни портачат, а другим вот приходится все исправлять.
Лещенко подошел к бару с напитками и, обернувшись к своему бывшему коллеге, с которым, впрочем, ему довелось близко познакомиться лишь после того, как тот ушел из конторы в частный бизнес, поинтересовался:
— Алексеич, тебе вискаря плеснуть?
— Гм... Пожалуй, не откажусь.
— Чистого налить? Или разбавить чем-нибудь?
— Делай, как себе. Послушай, Петр, а ты разве не за рулем?
— Намек понял, — усмехнувшись, сказал Лещенко. — За рулем, конечно. Да ты ведь сам в окно наблюдал, как я подъехал на джипешнике.
— Поэтому и спрашиваю.
— Думаю, пятьдесят граммов не повредят. А то лично у меня уже мозги начинают пробуксовывать.
Лещенко передал своему бывшему коллеге, хотя «бывших» в их конторе не бывает по определению, стакан, примерно на четверть наполненный «скотчем». Распустил узел галстука, бросив его на спинку свободного кресла. Туда же определил пиджак, из бокового кармана которого он предварительно выложил на столик початую пачку «Кэмела» и зажигалку «Зиппо». Неспешно закатал рукава, обнажив почти до локтя крепкие, налитые силой руки, поросшие коротким рыжеватым пушком (Лещенко при росте в сто восемьдесят пять в свои тридцать три был мужиком в самом соку; к тому же неплохие природные данные он даже сумел приумножить, занимаясь с малолетства активными видами спорта). Поправил амуницию, поддерживающую коричневатую замшевую кобуру с «ПСМ» под левой подмышкой, после чего опустился в кресло, расположенное по другую сторону журнального столика, в аккурат напротив его старшего по возрасту коллеги.
Двое мужчин, одновременно подняв стаканы, сделали по глотку качественного шотландского напитка; теплая волна уже спустя несколько секунд разлилась не только в области диафрагмы, но и прихлынула к голове, подействовав, как легкий допинг.
Иван Алексеевич, взглянув на своего визави из-под чуть припухших и покрасневших век, сказал:
— Что-то я не помню, Петр, чтобы ты приносил с собой ствол на эту «явку».
— Да? — Лещенко чуть удивленно приподнял брови. — Гм... Время сейчас такое, Иван, смутное. Тебе ли объяснять это, старому матерому волку? Опять же, договорились ведь, что не следует никого в этот адрес таскать. Даже своих «отбойщиков». Вот и приходится самому себя, единственного, охранять. Тебе хорошо, Иван. Живешь всего в квартале от «явки».
— Ты ведь сам предложил найти подходящий адрес поблизости от моей московской квартиры, — напомнил экс-гэбист.
— А мне вот придется потом на другой конец города пилить.
Лещенко выковырял сигарету из пачки, щелкнул «Зиппо», прикурил, затем, окутавшись облачком сигаретного дыма, задумчиво уставился на сидящего напротив человека, чьи виски за последние несколько суток стали сплошь седыми, словно их подморозило, прихватило инеем.
— Вижу, досталось тебе, дружище?
— А ты как думаешь? — Полковник натужно усмехнулся. — Надо изыскать время и сходить в церковь. Поставлю там самую большую свечу... За то, что вернулся из Грозного живым. Кстати, Петр.
— Что?
— Вот тот черт из «четверки», что спутал весь расклад. Который, когда нохчипопытались выдернуть Жоржа из машины, за малым не отправил нас всех досрочно на небеса...
— Ты о Михайлове говоришь?
— Ну да. Но я не думаю, что это его настоящая фамилия.
— В «четверке» многие пользуются псевдонимами, — пустив еще одно облачко сигаретного дыма, заметил Лещенко. — Случается, что работают под чужим «флагом», организовывая для своих нужд комплекты служебных документов и целиком легенду через кадровые управления соответствующих ведомств и служб. Ты не хуже меня знаешь, что уже примерно лет пять при Совбезе действует параллельный спецслужбистский центр, который замыкается непосредственно на Самого. Или же, учитывая егонынешнюю занятость, на одного-двух самых преданных емулюдей из числа тех, кто прежде носил погоны.
— Да, я тоже кое-что слышал о таких вот вещах, — кивнул Иван Алексеевич. — Но все это на уровне слухов. Мне показалось, Петр, что ты знаком с этим... Михайловым. Не подскажешь, кстати, как его настоящая фамилия? Он из армейских, так? Или тоже не знаешь?
— Знаю. Хотя... Вокруг него много всякого накручено, — уклончиво сказал Лещенко. — Ведь «четверка» — это, по сути, «матрешка». Одно вложено в другое, другое завернуто в третье. По-моему, так и с этим Михайловым — где его настоящая ипостась, так сразу хрен разберешься. А ты что, Иван, встречал его уже прежде?
— Да, однажды, год с небольшим назад, — наморщив лоб, сказал Иван Алексеевич. — В ресторане «Пушкинъ» собрался тусняк, человек в двести примерно. «Союз предпринимателей» праздновал какой-то свой юбилей. Это было еще до того, как на горизонте замаячила Большая Жопа.
— Дело «ЮКОСа»?
— Нуда... кому, как не тебе, знать? Но я не о том... Туда наши менеджеры ездили, ну и я, значит, с ними. На этом мероприятии было всякой твари по паре. Среди прочих неожиданно нарисовались несколько мужиков из «головки» фирмы «Рособоронэкспорт». Там есть и наши кадры, из конторы.
— Да, я знаю.
— Ну вот. Среди них и этот Михайлов присутствовал: во фраке, как и все остальные, все чин-чинарем. Когда нас свели с ним денька за три до отъезда в Чечню — мне пришлось подъехать к ним на Старую площадь, — я ему напомнил, что мы прежде вроде бы как тусовались в одной компании, но он эту мою реплику, надо сказать, пропустил мимо ушей.
— Ну вот, сам видишь, что мужик он непростой. Но к чему ты завел этот разговор? У нас что, сейчас нет других тем для беседы? Более важных и насущных? Или надумал «предъяву» сделать этому деятелю? Нашу долю, «лимонов» эдак с двадцать пять, на него повесить? А потом как-то с ним поквитаться? Так ты не суетись раньше времени... Этого субчика уже и без тебя в «черный список» внесли.
