Джек Хиггинс - Темная сторона острова
Миновав коридор, они попали в темную круглую комнату со стеклянными стенами. Ван Хорн отодвинул раздвижную дверь, и они вышли наружу.
У Ломакса перехватило дыхание. Терраса выдавалась далеко вперед, и первым ощущением было, будто они плывут в воздухе. Огромный амфитеатр ночи, наполненный запахами цветов и расцвеченный вверху звездами, распростерся над морем.
В сотне футов внизу волны лениво бились о скалы, взбивая белую полоску пены.
– Я никогда не видел ничего подобного, – с замиранием сердца сказал Ломакс. – Как может человек в такой обстановке не писать?
– Вот и я так думал, – возразил Ван Хорн. – А потом пришла война. Не стало старого доктора Дупласа, и я вспомнил, что во время юношеских исканий учился на врача. С тех пор у меня совсем нет времени.
– Может быть, когда кончится война...
– Кто знает? – Ван Хорн покачал головой. – Когда я стою здесь и думаю о человеческой глупости, то сомневаюсь, буду ли я когда-нибудь снова писать о людях. В такие часы, чтобы убедить себя, что жизнь прекрасна и стоит жить, я должен полюбоваться на свою коллекцию.
– Ваша коллекция? – переспросил Ломакс.
Ван Хорн кивнул:
– Я покажу вам, если хотите.
С этими словами он, войдя внутрь, задвинул за собой дверь и пересек комнату.
Раздался щелчок выключателя, и Ломакс оказался совершенно не подготовленным к тому, что увидел. Из темноты со всех сторон выступили освещенные изнутри стеклянные шкафы.
Но не они сами, а их содержимое вызвало у него невольный вздох восхищения. Это была самая совершенная коллекция греческой керамики, которую он когда-либо видел.
Ван Хорн шел рядом с ним, и его лицо казалось совсем бестелесным в свете витрины.
– По коммерческим стандартам здесь больше, чем на сто тысяч фунтов стерлингов. Но на самом деле тут есть вещи, которым нет цены.
В его голосе было много теплоты, и Ломакс шел от шкафа к шкафу, с интересом рассматривая их содержимое. Наконец он остановился у изумительной греческой винной амфоры высотой в три фута, черная и красная краски орнамента казались совершенно свежими, хотя ей было две тысячи лет.
– Она едва ли подлинная, да к тому же и не разбитая.
– Ее нашли в гробнице под храмом Аполлона на Родосе. Греческое правительство вело там раскопки как раз перед войной. – Ван Хорн усмехнулся. – По праву это должно находиться в Афинах, но я сумел договориться с одним, скорее всего, малооплачиваемым правительственным чиновником, который нашел ее.
– Это одна из наиболее красивых вещей, которые я когда-либо видел, – признался Ломакс.
– Дела рук человеческих, вот что все еще придает мне надежду. Я никогда не знал, что делать с мазней, которой занимались в двадцатые и тридцатые годы и которую они называют искусством.
– А с другой стороны, некоторые из них не очень-то представительны. – Ломакс указывал на шкаф с ранними грубыми критскими фигурками, которые главным образом изображали мать-Землю.
Ван Хорн причмокнул:
– А вы понимаете в них толк.
Он выключил свет, и они по коридору прошли в холл. Когда они поднимались по лестнице, Хорн сказал:
– Я знаю, что у нас не так много времени, но если повезет, то утром поговорим подольше. А теперь вам надо поспать.
Он пожелал спокойной ночи, и Ломакс прошел в свою комнату, лег и под легкое дыхание спящего Бойда стал перебирать в памяти события этой ночи.
Его мысли то и дело возвращались к Катине Павло, он вспоминал, как она была бледна и какой выглядела уставшей, когда он в последний раз видел ее. Последнее, что запечатлелось в его сознании, так это светящееся в темноте ее лицо, и, что странно, она ему улыбнулась.
Глава 8
«Кораблик»
На следующий день сразу после полудня Катина въехала на своей двуколке на главную площадь Кироса, где на высоком флагштоке болтался нацистский флаг.
Рядом с ней сидел Ломакс, опираясь спиной на охапку дров, одну ногу он поставил на оглоблю, а другая свободно свисала.
В старой робе, стоптанных сапогах и потертой твидовой кепке он походил на типичного крестьянина с одной из горных ферм.
У Катины на голове был платок, повязанный по-крестьянски, а из-за одетого на ней полинявшего ситцевого платья без рукавов ее руки казались очень тонкими. Почти весь путь от виллы Ван Хорна она молчала, но ее глаза были ясны, а лицо свежо, что говорило о том, что она хорошо спала эту ночь.
Ей пришлось, натянув поводья, остановить лошадь, потому что дорогу пересек строй немецких солдат в серой полевой форме, и Ломакс рассматривал их с профессиональным интересом.
– Старики и мальчишки, – подвел он итог, когда они снова тронулись с места. – В последние месяцы они забрали из Греции и с островов все свои лучшие войска. Уже одно это говорит, кто выигрывает войну.
Когда они свернули на набережную, он наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть гавань. Ярко раскрашенные рыбачьи лодки были вытащены на песчаный пляж, а сами рыбаки, сидя в тени каменных стен, чинили сети.
В море выходил, военный катер, оставляя за собой белый пенистый след и поднимая волну в гавани.
Несколько других стояли на причале у пирса, на их палубах работали матросы, под жарким солнцем раздетые по пояс.
– Всегда так много военных катеров в гавани? – спросил Ломакс.
Катина кивнула.
– И еще столько же в море на патрулировании.
Она повернула лошадь в узкую боковую улочку, к бару «Кораблик», и Ломакс, спрыгнув на землю, открыл двойные ворота, которые вели во двор позади здания.
Он вытащил из-под дров небольшой армейский мешок, и они, войдя в дом, прошли по побеленному коридору. Он слышал гул голосов, звяканье стаканов, а кто-то начал наигрывать веселую мелодию на бузуки. Коридор заканчивался лестницей наверх и занавесом из бусинок, и Катина, сделав ему знак подождать, сама прошла за него.
Он заглянул сквозь занавес в бар. Это была приятная прохладная комната с побеленными стенами и сводчатым потолком, как в винных погребках. Она оказалась заполненной рыбаками. Немецкими солдатами здесь и не пахло.
Занавес раздвинулся, и появилась Катина, а за ней миловидная круглолицая женщина с яркими голубыми глазами. Ей было за тридцать.
– Это тетя Сара, – представила она. – Остальные уже здесь и ждут в комнате моего дяди. Мистер Ван Хорн прибыл минут десять назад.
Миссис Павло улыбнулась и прошла наверх, они последовали за ней.
– Похоже, что она воспринимает все на редкость спокойно, – шепнул Ломакс.
Катина улыбнулась.
– Она замужем за моим дядей двадцать лет. Всегда говорит, что все может случиться, и так и бывает. Она очень его любит.
Поднявшись по лестнице, Сара Павло открыла дверь, и они вошли в очень накуренную комнату. Алексиас полулежал на большой кровати с трубкой в зубах. В комнате было еще несколько мужчин, но Ломакс знал только одного – Ван Хорна, который сидел у кровати и курил сигарету в серебряном мундштуке.
– А, Ломакс, мой добрый друг! А мы ждем тебя, – приветливо улыбнулся Алексиас. – Так вот он, смотрите все. Сам Ночной Пришелец во плоти.
Сразу же воцарилась тишина, все с любопытством уставились на Ломакса, а он быстро обошел всех, и Алексиас представлял каждого.
Первым был священник, отец Иоанн Микали, достойный пожилой человек с седой бородой в строгих черных одеждах. Он не проявил никаких эмоций, и Ломакс почувствовал некоторую холодность в его манерах.
Следующим был высокий бородатый мужчина по имени Джон Парос. Он выглядел как капитан рыбачьей лодки, а оказался местным электриком. Рядом с ним в углу сидел Николи Алеко, шурин Алексиаса. Маленький и жилистый мужчина, он помогал своей сестре работать в «Кораблике».
Последними были представлены Георге Самос и Янни Демос. Им было лет по двадцать, загорелые, кудрявые, они могли бы сойти за братьев. Они пожали ему руку, не скрывая своего восхищения.
– Ты принес то, что я просил? – требовательно спросил Алексиас.
Ломакс опустил маленький армейский мешок на край кровати.
– Все здесь.
– Отлично, теперь мы можем перейти к делу.
– Один момент, Алексиас, – перебил его отец Иоанн. – Есть вопрос, который я должен задать капитану Ломаксу, прежде чем мы начнем разговор.
Немедленно возникла какая-то напряженность, и Ломакс почувствовал, что этот вопрос уже обсуждался до его появления.
– Ваша миссия, капитан Ломакс, – спросил он. – Насколько она важна?
Ломакс знал, что Ван Хорн не отрываясь смотрит на него, но это его не смутило.
– Очень важна, – спокойно ответил он.
– Но почему? – холодно возразил отец Иоанн. – Немцы проигрывают войну, всему миру известно, что теперь это только вопрос времени. Может ли разрушение радарной станции или чего-то там еще на таком маленьком острове в Эгейском море оказать реальное влияние на исход войны?
– Если этот аргумент довести до логического конца на всех театрах войны, то это может повлиять на ее окончание, – парировал Ломакс. – А могу я спросить, почему вы поднимаете этот вопрос?
