Виталий Гладкий - Наперегонки со смертью
Загадка казалась неразрешимой. Вернее, мне очень хотелось считать ее именно таковой.
Потому что предположение, которое я гнал из своих мыслей с яростью цепного пса, не пускающего на подворье незваного гостя, казалось совершенно невероятным…
Оформление документов и погрузка, обычно требующие не более двух-трех часов, заняли весь рабочий день. На заводе абразивных материалов царил форменный бардак. Я уже был знаком с такими порядками, а потому отнесся к своим злоключениям со стоицизмом древнего мыслителя и философа. Пока доведенный задержкой до белого каления Лычков метал икру от злости, я преспокойно гонял чаи в кругу знакомых, дожидаясь визы очередного начальника.
А их на заводе абразивов водилось больше, чем зеленых мух над кучей навоза. И каждый считал себя пупом земли. За время работы на "Алмазе" я немало поколесил по таким глубинкам и в конце концов уяснил, что нету зверя страшнее, чем провинциальный начальник или чиновник. Амбициозность этих самодуров не имеет границ. Так же, как и тупость. Если, например, такой тип находит в документах элементарную опечатку, не влияющую на общий смысл, то считай, что твоя командировка закончилась плачевно. Он тут же потребует все исправить, что в переводе на нормальный язык звучит примерно так: поворачивай, парень, оглобли и привези мне новые бумаги. И это за тысячу верст. Стань перед ним хоть на колени, бейся головой о стенку, вымой слезами пол в его кабинете – он останется глух и неприступен словно средневековая крепость. Легче разжалобить надгробный камень, нежели достучаться до его сердца.
Иногда в таких случаях помогает элементарная взятка, но у этого мелкого начальственного прыща аппетит на подобные вещи поистине крокодилий. А такие шнурки как я не имеют ни соответствующих полномочий на сей счет, ни нужного количества дензнаков. Потому перед поездкой я лично вычитываю всю документацию, придираясь к каждой запятой. Чем нередко довожу Зинку-раскладуху до нервного срыва.
Впрочем, ей уже известен мой бзик и она готовит мне бумаги с тщанием секретаряреферента министра иностранных дел.
Из заводских ворот мы выехали уже в шестом часу. Перед нами стояла нелегкая дилемма: отправиться в ночной рейс или подождать до утра, перекантовавшись в гостинице "Русь".
Второй вариант нам подходил больше (если днем стреляют на трассе, то чего можно ждать ночью?), благо и наши вещи все еще находились в номере.
– Нам не к спеху, – мудро рассудил Лычок. – И, если честно, у меня до сих пор поджилки трясутся.
– По правде говоря, ночевать в этом зловонном городишке у меня нет ни малейшего желания. Но обычно из двух зол выбирают меньшее. Так что рули на платную стоянку.
– В гастроном зайдем?
– Есть предложение поужинать в ресторане. Ты человек женатый и сухомятка для тебя вроде экзотики. А мне уже надоели сваренные вкрутую синие яйца и колбаса из говяжьих жил.
– Кто против? – пожал плечами Сева. – Будь по-твоему…
Однако на его несколько обрюзгшем лице я почему-то вдохновения не увидел. Что было вполне объяснимо. Если вчера Лычок мог позволить себе принять двести пятьдесят грамм на грудь, так как мы предполагали, что из-за проволочек с оформлением груза можем заночевать в городке (однажды мы торчали в нем почти неделю вследствие неразберихи с банком, не оплатившим счет), то сегодня о спиртном не могло быть и речи. А для Севы ресторан без горячительного был как сало без хлеба. Он уже заранее мне завидовал и готовил обличительную речь, чтобы прочесть ее перед сном. Или в пути. Хорошо зная мои замашки, Лычок почти не сомневался, что будет ночевать в номере один…
Гостиничный ресторан пользовался среди городского бомонда дурной славой. Чем и привлекал всех инакомыслящих. Нет, в нем не устраивались разборки; даже обычные пьяные драки случались чрезвычайно редко, так как напротив "Руси" располагался райотдел милиции и небольшой ИВС – каталажка, куда собирали всю окрестную пьянь.
Для того, чтобы изъять из обращения какого-нибудь буяна, крушащего в ресторане челюсти и зеркала, не требовались ни спецмашина, ни усиленный милицейский наряд.
Две, три, от силы пять минут – и нарушитель общественного порядка чесал из "Руси" в милицейский изолятор своим ходом под конвоем парней из патрульно-постовой службы, которые во время несения службы любили захаживать в ресторан на огонек.
Ресторан "Русь" славился своими проститутками. Которые были большими патриотками.
Они не польстились на посулы агентов зарубежного капитализма, предлагавших им хорошие бабки за работу по специальности в Турции, Израиле и Арабских Эмиратах.
Девушки мужественно преодолели искушение длинным баксом, бросив прямо в глаза соблазнителям, что лучше и щедрее русского мужика во всем мире не найти. Чем растопили отнюдь не восковое сердце начальника районного отделения милиции, негласно разрешившего патриотически настроенным путанам устроить свою штабквартиру в гостинице "Русь". (Правда, ходили слухи, что отнюдь не бескорыстно.) Ночные бабочки паслись преимущественно на приезжих, так как гостиница считалась одной из лучших в городе и в ней останавливались в основном люди денежные. Чего нельзя было сказать про меня и Лычка, хотя и получавших бронь по блату, но в связи с хилыми финансовыми возможностями проживавших в самых дешевых и паскудных номерах.
Интересно, что собой представляет предчувствие? Оно посещает меня настолько редко, что я просто не в состоянии дать такому понятию достойное и грамотное определение. Но в этот вечер звонок тревоги прозвучал еще в гостиничном холле. Правда, я его почему-то не расслышал. А мог бы.
Все началось с оклика дежурного администратора, любезной Полины Акимовны, старой подружки Лычка. И у меня в гостинице был свой кадр, но помоложе. И тоже администратор. Которую (или которого – как вам угодно) звали Лионелла. Имечко еще то.
Обычно такие претенциозные имена присваивают себе шалавы разных мастей, чаще всего дурочки, слабые на передок. Но моя Лионелла была девушкой серьезной, на удивление скромной и отзывчивой. Мы просто симпатизировали друг другу, не заводя шуры-муры и прочие корыстные отношения, в отличие от Полины Акимовны, которая весьма любила презенты. Лычков возил ей вяленую рыбу, рябчиков (он был заядлым охотником) или, в крайнем случае, когда на вкусную живность получался облом, коробки конфет, стибренных его женушкой, работавшей на пищевкусовой фабрике. К слову, Лионеллу я тоже не обижал: дарил ей цветы, недорогие духи и разные женские мелочи. Она обижалась, отказывалась, но было видно, что мое внимание девушке весьма приятно.
Итак, возвратимся к Полине Акимовне.
– Геннадий, на минуту! – Ее голосу мог позавидовать отставной боцман.
– Слушаюсь, гражданин начальник! – Печатая шаг, я подошел к конторке и лихо козырнул.
– К пустой башке руку не прикладывают, – с деланным осуждением сказала Полина Акимовна. – Чай, в армии служил?
– А как же. Довелось… Я весь внимание, Полина Акимовна. У вас какие-то проблемы?
– Похоже, проблемы у тебя. Еще утром звонили с твоего завода. Ни тебя, ни Севы в номере уже не было.
– Ну и?..
– Спросили, где можно тебя разыскать.
– Чудеса… Будто им неизвестно, куда меня нелегкая понесла с утра пораньше. А кто звонил?
– Он не счел нужным представиться. Мужчина.
– Точное время звонка вы не запомнили?
– Гена, ты меня обижаешь. Я даже записала. Вот… – Она достала старую квитанцию и повернула ко мне чистой стороной, где было нацарапано мое имя и несколько цифр. – Половина десятого. Все как в аптеке.
– Премного благодарен за заботу, Полина Акимовна. Бог с ним, с этим звонком. Приеду домой – разберусь что почем. Сейчас звонить на завод уже поздно. Да и не очень хочется.
А то придумают еще какую-нибудь задачку. У них таких шнурков, как я, хватает. Если что-то очень нужно, то пошлют другого. Оревуар! Пойду в ваш кабак и расслаблюсь. Сева уже стол заказал.
– Смотри не переборщи. У нас порядки теперь строгие. Новых вышибал наняли, да и милиция не оставляет ресторан без внимания.
– Спасибо за совет, учту…
Ресторан был чисто провинциальным – и в обслуживании, и в оформлении интерьера.
Особенно в оформлении. Когда-то у меня был один знакомый художник, шабашник до мозга костей. В то время ему стукнуло пятьдесят. При коммунистическом режиме, спасаясь от рутины повседневной жизни, он объездил пол-России, в том числе и районы Крайнего Севера. Этот рыцарь кисти и шпателя изгваздал своими творениями десятка два провинциальных ресторанов, столовых и кафе. Как он мне рассказывал, в те времена главной задачей любого мастерового-шабашника было не столько найти работу, сколько получить за нее деньги. И желательно побольше. Для этого оформители интерьеров что только не лепили на стены общепитовских заведений: гипсовые барельефы, резные деревянные панно, мозаику, чеканку с кованными элементами, витражи… Короче говоря, все то, что стоило даже по обычным, не худфондовским, расценкам очень дорого.
